В тупике

— Построй, родной мой, построй… Не дай мне уйти из этого мира без радости…

Кафар как замер на одном месте, так и стоял, не в силах ни сдвинуться с места, ни слушать больше этот разговор. Его душили слезы. «Значит, на нас мать уже не надеется, теперь вся ее надежда на внуков… Да и с внуком, конечно, просто так говорит… чтобы утешить себя…» Он робко кашлянул. Голоса под черным инжиром смолкли. Быстро отойдя на несколько шагов назад, Кафар громко крикнул:

— Мама! Ты где, мама?

Гюльсафа, а за ней и внук заспешили к Кафару, и он не выдержал, припадая на больную ногу, рванулся к ней.

— Наконец-то, сынок, ты приехал, наконец-то приехал… С приездом тебя, сынок… — Гюльсафа крепко держала сына за руки, взволнованная дрожь ее маленьких, сухоньких холодных ладоней передалась Кафару. — Ты один? Почему детей не привез?

— Я один, мама, — сказал Кафар, стараясь выдержать пристальный, всезнающий взгляд матери. — Один приехал.

— Ну пойдем, пойдем, ты с дороги, проголодался.

— Голодный как волк, — улыбнулся Кафар. Он и вправду проголодался — в последний раз ел еще вчера.

— А это наш Бахадур, видишь? Младший Вахидов. Самый младший из моих внуков, настоящий мужчина. В будущем году в школу пойдет, выучится, большим человеком будет.

Бахадур, хоть и видел дядю в первый раз, сразу бросился ему на шею.

— А мы знали, что ты приедешь! — кричал он. — Знали!

Кафар удивился:

— Откуда это вы знали?

— А бабушка вчера сказала: «Сердце мое чувствует, что приедет твой дядя Кафар». — Бахадур морщил брови, старался говорить солидно, как настоящий мужчина. — А если бабушкино сердце что-то чувствует — значит, так оно и будет. Правильно сделал, дядя, что приехал.

— Почему правильно, Бахадур?

— А потому что бабушка без тебя очень скучала. — Да откуда ты только все знаешь? — растроганно спросил Кафар.

— Как это откуда? Вижу. Что я, маленький, по-твоему?

Кафар поднял Бахадура и расцеловал его в щеки.

…В курятнике тревожно закудахтали, забили крыльями куры, а через минуту вышла Гюльсафа с двумя петушками в руках.

— А ну, Бахадур, — распорядилась она, — сбегай-ка за ножом, сейчас твой дядя зарежет их.

Бахадур сполз с дядиных рук.

Кафара разбудил собачий лай, и, просыпаясь, он долго не мог сообразить, откуда здесь, в их бакинском тупике, взялась собака и с какой стати она лает чуть ли не у них на веранде… Но увидев краем глаза в окне старые деревья, он сразу все вспомнил. Быстро оделся, вышел во двор и увидел, как мать отгоняет двух огромных псов и вполголоса кричит на них:

— Пошли, пошли прочь, проклятые! Детей перебудите!

— Доброе утро, мама, — сказал он, потягиваясь.

— Доброе утро, родной. Не дали тебе поспать, да?

— Да сколько же можно спать в такую замечательную погоду. Наоборот, хорошо даже, что они тут разгавкались… О-ха-ай, до чего же у нас в деревне замечательный воздух!

Прихрамывая, он пошел в сад. Деревья уже начали понемногу терять свой зеленый цвет. Листья еще не опадали, но в их зелени больше не было той, весенней, сочности: понемногу начала жухнуть, желтеть и трава под деревьями. В нижнем конце сада, там, где деревья росли редко, мать всегда сажала баклажаны, фасоль — теперь от них остались только сухие стебельки. «Перед самым твоим приездом, — успела рассказать мама, — три дня подряд дождь шел. До того вовремя полил, до того вовремя, а то деревья уже просто измучились». Он подумал, что этот дождь, наверно, отодвинул лето чуть назад, приблизил надвигающуюся осень. Мама, конечно, не случайно заговорила о дожде, как не случайно обронила она вчера, что уже постарела и не может носить воду из арыка, к тому же на воду из этого маленького арыка было столько желающих, что чуть ли не каждый сосед отвел себе от него рукав. Стоило теперь матери отойти, как соседи тут же направляли воду к себе.

— Ничего, — успокоил ее Кафар, — теперь рядом с тобой двое мужчин. Я буду следить за арыком, а Бахадур будет поливать сад. Правильно я говорю, Бахадур?

— Конечно, правильно, дядя Кафар. Я сейчас пойду, такое устрою тем, кто воду у бабушки забирает!

Они с матерью рассмеялись.

…Сейчас Бахадур сладко спал. Вот так же беспомощно и крепко спал этой ночью и сам Кафар. Обо всем на свете позабыл он, и все дальше отходили от него городские заботы и горести…

Услышав какой-то странный треск в конце сада, Гюльсафа не вытерпела, пошла посмотреть, что там, возле дороги, затеял сын. Кафара она застала за странным занятием: повыломав с изгороди старые колючки, он охапками таскал их к хлеву, складывал у дверей. Она спросила удивленно:

— Родной мой, зачем же ты наш забор рушишь?

— Да разве это забор, мама! — весело ответил тот. — Весь уже прогнил. И потом, посмотри вокруг — кто теперь такой забор у дороги ставит? Я уже договорился, сегодня вечером или завтра с утра придут рабочие. Вот здесь выкопаем траншею, а потом я поставлю забор из речного камня. Вот это будет забор!

— Нет, ты правду говоришь, родной мой?

— Конечно, правду!

— Ай, какой ты молодец! Я ведь даже мечтать о таком боялась… Тут даже беда не в том, что забор развалился — пусть хоть твой новый закроет наш дом от чужих глаз, а то стыдно мне уже людей. Нет, правда, ты только посмотри, какие все вокруг себе дома построили, а на наш просто страшно смотреть…

— Все, мама! Теперь ты никого стесняться не будешь. Вот разберусь с забором и сразу же возьмусь за дом…

— Ай, сынок, ты правду говоришь?

— Конечно, правду! Разве плохо то, что я говорю, Бахадур-киши? — Он подмигнул племяннику. Шестилетний «киши» сделал серьезное лицо.

— Хорошо, дядя. Я тоже буду тебе помогать: я камни таскать буду, воду тебе носить.

— Ну вот и молодец! Раз так — иди пока, помогай бабушке. Приготовьте вдвоем завтрак, а я разделаюсь с этими колючками.

— А ты костер разведешь?

— Ну как же без костра!

— Ура-а-а! — закричал от счастья Бахадур. Однако Гюльсафа не уходила, о чем-то все время думала. Наконец, спросила осторожно:

— Сынок, а как же твоя работа?

— Работа?.. А что работа? Ну… я отпросился, разрешили на три-четыре месяца взять отпуск за свой счет. Так что никуда я отсюда не уеду, пока не приведу в порядок наш дом.

— Ну бог тебе в помощь, сынок, бог в помощь… Храни господь всех и нас вместе с ними. Лишь бы он не забирал тебя у меня-. — Мать вдруг опустилась на колени и воздела руки к небу. — О господи, хвала тебе, не умерла я, дождалась наконец-то этого дня!..

К обеду со старым забором было покончено, и Кафар поджег отслужившие свой век колючки. Сначала повалил густой дым, застлал все вокруг так, что в двух шагах ничего не было видно, и вдруг пламя охватило ветки, рванулось вверх, и дым как-то разом рассеялся.

— Ур-ра-а!.. — опять закричал от восторга Бахадур.

Гюльсафа стояла тут же, устремив взгляд в огонь, думала о чем-то своем и время от времени поглядывала в сторону соседей…

Рано утром прикатил трактор «Беларусь», а следом подошла и машина с речным камнем. Трактор Кафару безо всяких разговоров дали в совхозе. «Ты строй дом, — сказал ему директор совхоза, — а трактор я тебе дам на столько дней, на сколько будет нужно». Камень же привез его бывший одноклассник Октай. «О чем разговор, — сказал Октай, когда Кафар зашел к нему, — привезу, какой закажешь, ты только грузчикам заплати».

Под фундамент «Беларусь» прорыл траншею — от ворот и по всему периметру участка. А Октай успел за это время, до вечера, привезти еще три машины камня.

Чуть ли не целый день мать стояла у дороги и рассказывала всем, кто проходил мимо, что Кафар строит новый дом. Правда, сначала он поставит забор, чтобы придать дому приличный вид, чтобы не выставлять на всеобщее обозрение строительный материал. А как только поставит забор — тут же и возьмется за дом, да не какой-нибудь, а двухэтажный. «Разве не так, родной?» — поворачивалась она к сыну.

— Так, так, — отвечал увлеченный работой Кафар, не особенно и вслушиваясь в ее слова.