Тревожные галсы

В очередном походе лодка Грачева уничтожила два транспорта, и, когда вошла в Екатерининскую гавань, из ее пушки прозвучало два выстрела. На пирсе адмирал Головко тепло обнял Грачева:

— Ну, что ж, вижу почерк подводного аса.

А ночью лодка снова ставила мины...

...Наутро Катя сама пришла на причал. Она стояла к кораблю спиной, но Савчук сразу узнал ее.

— Катюша... — прошептал он.

Вдруг показалось, что все кругом замерло. Нет ветра, нет морского прибоя — кругом тихо, как в штиль...

— Добрый вечер, Катюша... Ты уж не смейся, растерялся твой старичок. Не думал я, что придешь.

Савчук заметил, как она сжала губы, но тут же улыбнулась.

— Хотела повидать вас. Вы, верно, скоро уедете?

— Что же в Москву не приезжала? — спросил Савчук. — Мы очень тебя ждали.

На лице девушки вспыхнул румянец.

— У Семы была...

— Сема?.. Кто это? — насторожился Савчук.

— Штурман. Плавает тут, на Севере. Собираюсь замуж, а мама советует не спешить. А как вы?

— Я?

— Ну да, вы.

Девушка медленно зашагала вдоль берега и Савчук пошел рядом с ней.

Он не знал, что сказать ей, и, чтобы не тревожить себя раздумьями, ответил:

— Не советчик я, Катюша...

Однако девушка настаивала:

— Ну, а будь вы мне отцом, что сказали бы?

Савчук замедлил шаг. Сердце заныло, и Евгений Антонович до боли закусил губу.

— Вы не торопитесь, подумайте, я подожду, — сказала Катя, заметив, как он весь напрягся.

Савчук взял себя в руки:

— Если любишь, то выходи замуж. — Он сделал паузу. — А мать... Мать права по-своему. Ей кажется, что ты еще ребенок, ей жаль отпускать тебя... Я желаю тебе счастья, Катюша.

Они поднялись в гору, откуда открывался вид на море. Уже вечерело. Небо прояснилось, заходящее солнце подожгло края туч, и они окрасились в багряный цвет. Волны с шумом набрасывались на камни. Казалось, что это шумит не море, а огромный сосновый бор. Катя предложила посидеть здесь.

— Ты не озябла?

— Что вы...

— А я к вам по делу. — Она открыла черную сумочку и достала оттуда пожелтевший от времени листок. — Письмо принесла вам, только, чур, по секрету. Маме о нем — ни слова: я ведь стащила у нее. Старое письмо...

Савчук взял листок. Первые же строки бросили его в жар:

Савчук свернул листок, чувствуя, как дрожат пальцы.

«Мне писала, а я письмо так и не получил», — подумал он.

— Кто этот Жека? Может быть, вы знали его?

Савчук ожидал, что она спросит об этом, и боялся того, что может произойти. Он шумно вздохнул.

— Нет, не знал...

Катя настороженно взглянула на него:

— Но ведь вы тоже тонули на подводной лодке?

Савчук сдержанно сказал:

— Да, я тонул... Так ведь сотни моряков тонули...

Стало тихо, слышно было, как в бухте голосили чайки. Катя смотрела куда-то на море.

— Мама пишет этому Жеке, — наконец заговорила она. — Кого она имеет в виду? А вы, Евгений Антонович, раньше знали мою маму?

— В Полярном все мы знали друг друга, — сказал он деланно-равнодушным тоном. — Помню, как-то танцевал с твоей мамой...

Катя спрятала листок в сумку.

— Положу обратно. Это мамина тайна. Я случайно нашла ее старые письма. У нее есть еще одно, которое она писала этому Жеке на лодку. Но оно вернулось, как и это. На конверте пометка: «Адресат выбыл».

— Как она чувствует себя?

— Хорошего мало. У нее сердце... — Катя помолчала. — Сегодня, утром я приехала, и она разволновалась. А может, оттого, что выхожу замуж?

Ее глаза блестели, и Савчук не мог оторвать от нее взгляда. Она была так на него похожа. Такой же нос, чуть с горбинкой, широкий, открытый лоб, крутой подбородок.

Катя, сидя на лавке, озябла, и Савчук предложил пройтись. Но она сказала, что ей пора домой.

— Может, и вы к нам зайдете?

— Не могу. — возразил Савчук. — В другой раз. На корабле ждут.

У себя в каюте Савчук стал размышлять о тех письмах, которые Юля ему посылала. Но разве он виноват в том, что не получил их?

Наутро, когда Савчук позавтракал, к нему зашел Скляров. Он сообщил, что на десять утра их приглашает к себе командующий флотом.

— Да? — удивился Савчук. — Что же это значит, не думаете ли вы, что испытания могут отменить?

— Не думаю, — твердо сказал Скляров.

Командующий флотом был в кабинете один. Чувствовалось, что он не в настроении. Вскоре и Савчук, и Скляров поняли, в чем дело. Адмирал только что вернулся из Москвы. Главком, наряду с другими вопросами, поинтересовался, как на флоте идет испытание нового оружия.

— Я доложил главкому, что осталось лишь опробовать мину, но вторую неделю море штормит, — сказал командующий. — Теперь шторм пошел на убыль, и дня через два «Бодрый» может выходить в море. Вот и пригласил вас послушать, все ли готово. Как вы, Евгений Антонович?

Савчук смущенно промолвил:

— Если говорить о мине, то, думаю, она нас не подведет. Последняя фаза испытаний. Впрочем, всякое бывает...

Адмирал взглянул на Склярова:

— Как ваш минер — Кесарев, кажется, — справится?

Скляров пожал плечами, но не успел что-либо сказать, ибо с места поднялся Савчук.

— Лично я на Кесарева полностью полагаюсь, и больше мне никого не надо.

Командующий встал.

— Так, все ясно. Кесарев так Кесарев, вам там виднее. На испытания с вами пойдет комбриг Серебряков. Я приказал начальнику штаба флота выделить для вас еще вертолет и противолодочный корабль.

— Это что, силы прикрытия? — улыбнулся Савчук.

Командующий тоже улыбнулся.

— Это кто как рассудит...

Савчук встал, хотел было прощаться, потому что Скляров уже вышел в коридор, но командующий задержал его.

— У меня, для вас, Евгений Антонович, есть тут кое-что, — и он достал из стола сверток в целлофановом мешочке. — Это вам. Кто передал? Маша, ваша милая жена. Узнала от адмирала Рудина, что я улетаю, и приехала в аэропорт. О вас все волнуется, как бы не заболели, как бы сердечко не подвело. Говорила, что ей и самой хочется побывать на Севере, да никак вырваться не может.

— Воевала она в этих краях, — тихо сказал Савчук, взяв сверток. — Спасибо вам, Семен Михайлович, — назвал он по имени адмирала.

Командующий будто не слышал его, подошел к карте.

— С Рудиным я поспорил, — вновь заговорил адмирал. — Обижен, уверяет, что район моря для испытаний мы выбрали неудачно. Кругом скалы, рифы, подводные банки, дно местами илистое, глубины большие. Все это так, но зато далеко от судоходного фарватера, а это очень важно для безопасности.

Савчук сказал, что Илья Павлович Рудин человек добрый и умница. Попал к нему Савчук в подчинение после войны, и все эти годы — рядом. Очень он доволен Рудиным.

— Согласен с вами, Рудин — смелый моряк и командир волевой. В сорок четвертом году я вручал ему медаль Нахимова, — сказал командующий.