Братья с тобой
Братья с тобой читать книгу онлайн
Эта книга — о верности, о дружбе, о будничных трудовых подвигах рядовых людей и годы Великой Отечественной войны. Одна из главных проблем, волнующих автора, — проблема дружбы народов, взаимоотношений людей разных национальностей. Рамки действия романа замыкаются во времени с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года. Основное место действия — Туркмения и Ленинград.
Главный герой этой книги — молодая женщина, ленинградка Маша Лоза, знакомая читателю по романам Елены Серебровской «Начало жизни» и «Весенний шум». «Братья с тобой» — самостоятельная книга, завершающая трилогию о новой советской женщине, одной из сверстниц Октября.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Ну и что же, — Абрамов привет прислал с фронта. Он у нее на семинаре доклад делал о декабристах, о «Русской правде». Конспекты ему понадобились… Правильно. А вот что на собственной лекции заснула — это срамота. Просто распустилась, безобразие это.
Наконец дом. Разгрузилась. Поела. Разложила перед собой новые тетради с записями, с планами лекций, нужные пособия. Что там завтра в расписании?
А платье надо надеть другое, — днем была такая жара, что на синем платье остались белые разводы от соли. Нет другого — стирай это, завтра прогладишь. Уже второй час, а вставать без четверти шесть?..
Изо дня в день, изо дня в день.
…Кто же ковал победу?
Глава 24. По совести
Машу тяготило одиночество. Временами она совсем задыхалась. Ей казалось — все люди ходят по двое и только она — одна. Она завидовала беременным, — счастливые, значит недавно они были со своими милыми! Она не раз вспоминала об истории с ремешком, о человеке, оказавшем ей дружескую помощь.
Но чем трудней было женщине преодолевать свое вынужденное одиночество, тем злей и непримиримей, тем резче осуждала она всякую распущенность, четкий взгляд на такие дела.
Однажды Маша видела, как худая рыжая корова туркменки, жившей неподалеку от Марты Сергеевны, зашла в чужой ячмень. Хозяйка выбежала из дому и стала ругаться. Рядом стояча Марта Сергеевна, — до всего ей дело. Послушала ругань и изрекла:
— А вы загораживайте. Скот своего требует. Скот ищет где лучше. От него загораживать надо ячмень.
Вот это правильно: скот своего требует, ищет где лучше. А человек живет по совести, если стало ему и хуже от этого. Есть кое-что и посильнее природы.
Среди заочников Маши оказался работник радиокомитета Олег Привалов. Именно ему сдавала она обычно свои статьи с которыми выступала по радио. Там он решал ее судьбу, а в институте — она его. По возрасту они были сверстниками.
Однажды вечером он встретил ее в столовой специалистов.
Сидели за одним столом. Он показал ей книгу по истории искусства древнего Египта. Высокий, крепкий, лбина бычья, весь какой-то мускулистый, — почему его в армию не взяли?
— Вам одной скажу: я читал последние тассовские материалы, получена телеграмма с востока — из Японии к нам прорвалось несколько самолетов… Теперь и оттуда и отсюда. Всё так зыбко… Достоверен только вот этот миг.
Он заглядывал ей в глаза терпеливо. Он их навидался, этих эвакуированных одиноких женщин…
Что, с востока еще? Пожар с двух концов. Этого только не хватало! А Привалов самоуверен…
Олег вышел с ней из столовой и взял под руку. Здесь, в эвакуации, она этого никому не позволяла. Ничего, сейчас ей надо повернуть налево — и они расстанутся.
А он прижимал ее тонкую руку, глупый, почти уверенный в успехе:
— Мария Борисовна, зайдемте ко мне в радиокомитет, у нас ведь замечательные пластинки есть. Голоса Маяковского, Льва Толстого… Зайдемте, послушаем. У нас уютно. Сделайте себе передышку.
Это — как раз на углу, где ей — налево.
— Спасибо, Олег, но я побегу. Что вы, разве мне до отдыха! Вы очень внимательны ко мне, спасибо, голубчик. Всего хорошего!
И ушла, даже не дослушав.
Забавно он на экзамене держался: подготовился неплохо, но рассчитывал, что его обаяние тоже «сработает».
Знания «сработали», обаяние — нет. Получил четверку. Взглянул на бессердечную преподавательницу даже как-то страдальчески: трудно было пять натянуть? Но Маша заботилась о справедливости.
В октябрьские и майские дни вечером накануне праздника журналисты собирались обычно в редакции республиканской газеты, в которой Маша тоже сотрудничала. Было угощение: пиво в полулитровых банках и помидоры. Слушали радио из Москвы. Потом поэты и переводчики читали стихи. По-туркменски, по-русски.
На таком вечере можно было сидеть долго. Тем более что собирались все после работы — усталые, разморенные. Маша старалась не засиживаться чересчур. Послушала радио, стихи, выпила баночку пива — и домой. Дома дел по горло.
Правда, ей ни разу не удавалось скрыться незамеченной, — кто-нибудь увязывался провожать. Кто-нибудь шел рядом до самого дома, и в черной слепой ночи чей-нибудь мужской голос настойчиво напоминал ей о том, о чем она помнить не смела.
Но как только показывалась заветная калитка, Маша неизменно ускользала домой. На случай, если бы провожатый оказался слишком уж смелым, у Маши было припрятано самое острое оружие — невинный вопрос: а почему вы не на фронте?
Маша не терпела лицемерия, ханжества. Не каждому в жизни везет, не каждому сразу посчастливится встретить свое счастье, любовь настоящую, сильную. Но слишком легкий взгляд на эту сторону жизни Маша осуждала, хотя не спешила обвинять людей, если случайно становилась свидетельницей зарождающегося серьезного чувства. Лишь бы оно не грозило бедой слабым, и прежде всего детям. Чтобы иметь право судить, надо знать многие обстоятельства. Об этом когда-то давно писал удивительно мудро и удивительно человечно Владимир Ильич Ленин своему товарищу по революционной борьбе Инессе Арманд.
Женщин порой судят строже, чем мужчин. Кто-то сказал, что мужчинам, мол, дозволено то, что не дозволено женщинам, — у мужчин такие права. В Туркмении вдобавок ко всему иногда проявлялись еще пережитки не только буржуазные, но и феодальные.
Одно время весь город говорил об истории, случившейся с актрисой оперного театра Айгуль Чарыевой.
Айгуль была замужем за преподавателем института. Любила его. Имела двоих детей. Муж ушел на фронт. Вскоре она получила известие о его гибели.
Айгуль не сразу поверила. Плакала, мучилась. Осталась одна с детишками-сиротами.
Прошло полгода. И Айгуль решила выйти замуж за своего партнера по театру, молодого актера, — пусть детям будет отец. Прожили они недолго: в один прекрасный день в городе появился первый муж. Изувеченный, раненый, но живой.
Тут и началось. Новый муж тотчас ушел, — как ветром его сдуло. Местные организации решили наказать Айгуль за легкомыслие, за «неверность». Актрису лишили почетного звания заслуженной. Уволили из театра. Ославили на всю республику в газете. А прежде писали: одна из первых оперных актрис, талант.
Она, бедняжка, и сама страдала от того, что сделала, и сама горевала. Теперь стала искупать вину, ублажать мужа.
Айгуль съездила с вернувшимся мужем к своим родным в аул. Там праздновали его возвращение, несколько дней дым стоял коромыслом, баранов резали, всё честь честью. А она была уже беременна третьим ребенком.
В день, когда Айгуль отправилась в родильный дом, муж собрал вещи и уехал. Дочки были отведены к ее сестре. Расквитался.
Вернувшись с младенцем домой, к разбитому корыту, она рассердилась. Не на мужа, — его она склонна была оправдать — мужчина обижен. Хорошо еще, не убил ее, как прежде бывало. Нет, она обиделась на тех, кто ославил ее и лишил всех прав. Обиделась и написала в Москву.
Месяца через два всё изменилось: Чарыевой вернули звание, восстановили на работе в театре.
А мужа она потеряла: он разлюбил ее.
Маша познакомилась с Чарыевым вскоре после его возвращения из госпиталя. Кипучий по натуре, жизнедеятельный, он тяготился своим увечьем. На фронте потерял ногу, на протезе ходил плохо, медленно.
Сначала Маша сочувствовала ему, потом негодовала, узнав, в какой момент он оставил жену.
В институт Чарыев не вернулся, стал работать в филиале Академии наук, — это было близко от дома, в котором ему дали комнату.
Однажды Маше понадобилось побывать в филиале Академии наук, в секторе истории. Туда приехал из Ташкента, чтобы поработать в архиве, профессор Чигорин, тот самый, к которому она заходила когда-то за книгой. Он похудел; казалось, тощая шея его стала еще длиннее.
Маше профессор обрадовался, как старой знакомой. Расспросил ее о защите, об успехах. И вдруг стал восхищаться Чарыевым: редкостный умница, просто «божьей милостью» ученый. Оказывается, он до войны, еще преподавая в институте, вел большую исследовательскую работу, начал писать историю гражданской войны в Туркменистане. Чарыев окончил Московский университет, был когда-то учеником Чигорина. По окончании университета ему предлагали в аспирантуре остаться, — отказался. Решил вернуться в родной Ашхабад, — на месте-то больше материала собрать можно. Диссертацию до войны защитить не успел, хотя написано уже было немало. Когда вернулся — половины его бумаг не оказалось… То ли дети раздергали на бумажных голубей, то ли родственники из аула, когда останавливались у них в доме, не поняли, что бумаги нужные, — только многого он недосчитался. А сейчас, за короткое время, всё по памяти восстановил, перепроверил по документам. Просто феноменальный умница.