Перепелка — птица полевая

Судосев разложил на газету яйца, вареное мясо, начал угощать пастуха. Тот не отказался: в полном желудке, видать, нашлось место.

Когда поели, Числав попросил:

— Ты, Коль Кузьмич, если увидишь сети, режь их, никого не бойся!

— Хоро-сё!

Пастух вывел из кустов лошадь, вскочил на нее, и поскакал к стаду.

Копошащие на берегу птички комариной стаей сверкнули за ним, словно провожали.

Судосев о чем-то грустно думал. Видимо, об отце, Ферапонте Нилыче, которого с приступом сердца отвезли в больницу. Работая в городе, он знал только производство и домашние дела, а тут, на Суре, столько хлопот, столько всяких неурядиц, что диву даешься.

Из Ульяновска домой Числав Судосев вернулся с семьей. Сначала хотел сесть на колхозный «ЗИЛ», потом в Кочелае встретил начальника милиции. Тот предложил:

— Руль из рук никуда не уйдет. Приходи к нам. Такие парни, как ты, нужны. Или, может быть, в рыбинспекцию? Нового инспектора там ищут, некого ставить. Одно дело делаем, думай…

Этот разговор три дня кружился в голове. Перед отъездом в город Числав трудился уже в милиции. Честно говоря, идти туда работать у него не было большого желания. До сих пор многие на него зуб точат. Плохого он вроде бы никому не делал, да работа такая — приходится останавливать нарушителей закона. Смотришь, этот ворует, другой, напившись, дерется, третий…

О разговоре с начальником милиции Числав сказал отцу. Ферапонт Нилыч возражать не стал, но и не сказал ничего хорошего. Сам, говорит, смотри. Дело не из легких. Времена сейчас пошли такие — с браконьерами трудно бороться. И ружье, того гляди, могут поднять.

А рыбу из Суры ловили не переставая. Сетью, бреднями, вершами… Пройди в воскресный день вдоль реки — везде палатки, пылают костры, вокруг них — песни-пляски. После их ухода спустишься к воде — там мертвые рыбешки. Разную отраву бросают…

У Судосева всегда болело сердце, видя, как портят природу. Как начал еще в детстве переживать о ней, это чувство не прошло и с годами, когда уже повзрослел. Числав видел, какую беду несет человек: ломает, отравляет, убивает. Вон, вода уже непригодна для питья. А здесь еще бездушные браконьеры не дают рыбе дышать…

На второй день Судосев поехал в райцентр «запрягаться» на новую работу.

Сейчас он иногда и спит на Суре. Остановится где-нибудь в тихом месте, растелит брезентовый плащ на дно лодки и, положив ружье под руку, подремлет часок-другой, поджидая «гостей». А тех тоже не обманешь. Так научились воровать, что диву даешься: словно в шапках-невидимках орудуют. Сегодня все же попались ему кочелаевские. Моторную лодку гнали веслами. Среди них один сидел спиной и что-то держал в воде. Судосев сразу понял: садок с рыбой. Пока запускал мотор и догнал их — садок уже потопили. Наверное, камень к нему привязывали. Иди поймай таких! Ни рыбы, ни обвинений…

Что больше всего возмущало инспектора, так это то, что вторую неделю он не мог поймать того, который дает о нем информацию браконьерам. Когда Судосев отправляется в сторону города Алатырь, тот из ружья раз бабахнет, когда возвращается — два раза… Выстрелы такие оглушительные — за десять километров услышишь. Будто стреляют не из одного ружья, а сразу из нескольких. Конечно, это человек живет где-нибудь здесь, у реки. Недавно Числав хотел прояснить этот вопрос у Машукова, который когда-то сотрудничал с милицией, а сейчас сторожил в соседнем колхозе пчельник. Встретил Судосева с неохотой — не то, что раньше. На вопрос — слышал или нет поблизости выстрелы — махнул головой на ту сторону реки, где рабочие из Саранска рыли экскаваторами канаву для труб. Хрипло сказал: «Вон они, наверное. Здесь кто только не бродит. Поди узнай, кто стрелял…»

Конечно, всех обвинять не станешь. В инспекции постоянно донимали: поймай и — всё! В райгазете даже вышел фельетон, где всю вину свалили на инспекторов. В космос, говорят, летаем, компьютеры у людей, а старинную берданку не могут найти…

Однажды ночью, плывя на лодке, Числав увидел костер на берегу. Видимо, ждали утра. Забросили сети и ждут. Судосев скрытно поплыл вдоль берега, не заводя мотора, чтобы не обнаружить себя. Над рекой стоял туман, похожий на молочный суп. В чаще леса причитала сова. В одном месте лодка задела осоку. Выпорхнули две дикие утки, разрезая тишину пронзительным криком.

Настроение было хорошим: разрезал две сети, обе без рыбы. Затем заходил в инспекцию, там сказали, что Симагин, его помощник, нашел браконьера, который убил лося.

Не доплывая до деревеньки Чапамо, Числав привязал лодку и поднялся на берег. Сотнями огней сверкали две фермы и водокачка.

Горел костер, как и в прошлый раз. Около него двое мужчин с подругами пили вино. В стороне белела «Волга». Числав подошел, поздоровался, показал удостоверение.

— Ну и что в том, что ты инспектор?! Видишь, отдыхаем! — недовольно произнес полный мужчина и стал пугать тем, что выгонит с работы. Подали голоса и девки.

Судосев напомнил, что здесь закрытая зона. Отдыхать не положено. Те с недовольством начали собирать еду. Над ними, на ветке дуба, висело ружье. Числав взял его и проверил, есть ли патроны. Сел на пустой деревянный ящик и стал писать протокол. Женщины слегка испугались. Хозяин ружья зарычал:

— Пиши, пиши, возможно, орденом наградят!. Об одном только не забудь — бумагу на свою голову готовишь. Позвоню куда надо — штаны спустят…

Числав заулыбался. Про себя же подумал: «Эка, птичка, видать, не маленькая. Или отец ястреб, или сам с «верхних этажей». Если каждый день такие будут звонить, то в инспекции некому станет работать…»

Когда Судосев протянул копию протокола, мужчина бросил бумагу в огонь, включил музыку и резко произнес:

— Потанцуем! Ты не наш — отойди в сторону и смотри, как мы отдыхаем.

— До свидания! — грубо сказал Судосев. Не уедете — милицию вызову. Потом не пеняйте, звонки ваши не помогут, — и ушел.

Через полчаса, он, находясь в лодке, услышал, как машина, протяжно загудев, выезжала к дороге.

Шел пятый час. Реку еще больше покрыл туман. Кругом стояла тишина. Иногда ее нарушал всплеск большой рыбы. В это время хорошо сидеть на берегу с удочкой. Как раз так и делает его отец, Ферапонт Нилыч. Ходит на реку почти ежедневно. Числаву почему-то вспомнилась любимая поговорка начальника милиции: «Нет рыбного запаха — собака не лает». «Э-э, друг, ошибаешься, — улыбнулся тогда Судосев. — Рыба не пахнет, да охотников полдивизии».

Сел, нашел в ногах сумку, вынул два яйца и хлеб. Еда пахла рекой. Кусок хлеба вновь положил в сумку. Посолил очищенное яйцо и поднес ко рту.

Вдруг со стороны леса раздался гул мотора. Числав прислушался. Вновь браконьеры… Его лодка дошла до того места, где он вчера резал сети, сделал круг и тихонечко пошел к Суре по впадающей в нее речке Штырме.

— Подожди-ка, да ведь они в лещовый омут лезут! — опешил Судосев. — Смотри, смотри, вот лешие! Знают рыбные места — городские туда бы нос не сунули.

Запустил мотор, лодка злой собакой рванулась вперед. Не успел доплыть до пчельника, как с высокого берега пальнули из ружья. Числав даже слегка испугался, подумав, что это стрельнули в него.

Пчельник, который сторожил Машуков, остался позади. За лодкой поднимались пенистые волны. Числав сейчас думал о своем друге. И он, видимо, из тех, кто Суру грабит. Если выстрелил Машуков, тогда, выходит, ночью он «охранял» его? Судосеву вспомнился утренний заход в пчельник. Тогда друг проводил его до реки и спросил:

— «Ты домой»? — «Нет, — сказал ему Числав. — Я за одним браконьером гоняюсь». Тот заулыбался: «Тогда как-нибудь вместе попробуем…»

Неожиданно у лодки заглох мотор. Числав хотел запустить его, но он, будто обиженный мерин между двумя оглоблями — ни туда, ни сюда. Встряхнул бак с бензином — пусто. «Поймал браконьеров!..»

— Эх, воробьиная голова! — о чем только не думал за день, а самое нужное — залить бак — позабыл, — стал ругать себя Судосев.

С ведром пошел на пчельник. Может быть, Машуков поможет бензином. Своего не будет — у саранских парней попросит.