Их было трое (сборник)

перед собой мальчишку, зло зашипел:

— Тихо. Не шевелись!

Ахметка побежал в сторону, к усыпанному галькой

берегу. За ним — Знаур и Костя.

— Стой! — раздалось сзади.

Ребята продолжали бежать. Впереди показался нос

привязанной к кустам лодки.

— В лодку, ребята!—крикнул Костя.

Знаур сбросил со спины тяжелый мешок.

— Бери! — приказал Ахметке (второй мешок был за

плечами Кости).

Послышался лязг затвора.

— Стой, вражье племя! Куды лодку тянешь, черкес-

ская морда, к красным?..

Усатый присел на колено, взял на прицел Ахметку,

толкавшего в воду лодку. За спиной урядника из-за ку-

стов поднялись три головы в казачьих фуражках.

197

— Стреляй же ты, Микитеико! — крикнул кто-то.

В этот миг Ахметка, подскользнувшись о тинистый ва-

лун, плюхнулся в воду. Казак выругался и снова прило-

жился к ложе карабина. Знаур отчетливо вспомнил:

ночь на берегу Терека, конные чекисты, армавирский

Клява целится прямо в кожанку особоуполномочен-

ного...

Так же решительно, как тогда, Знаур нажал на спу-

сковой крючок. От выстрела наган дернулся вверх...

Урядник выронил карабин, взмахнул руками и какое-то

мгновение не опускал их, стоя на коленях.

— Плывите!

Он прилег на камнях за кустом и еще раз выстрелил

в казаков.

— Лезь в лодку! — с тревогой крикнул Ахметка

Знауру.

— Прыгай скорей! — торопил Костя.

Но Знаур будто и не слышал окликов.

Он думал: «Надо выстрелами отвлечь казаков. Пусть

хоть один доберется до правого берега и доставит

шпионские бумаги. Уплыть троим немыслимо: на воде

казаки расстреляют всех...»

Друзей относило все дальше. Дозор притаился.

«Ждут, шакалы, когда у меня кончатся патроны...» —

сказал про себя Знаур.

Чуть слышно плескались волны Кубани. Знаур огля-

нулся — лодка подходила к середине реки, где быстрина

играла переливчатым золотом потухавшей вечерней зари.

И в эту тихую минуту снова вспомнились слова матери:

«Зачем, зачем ты покинул меня, ма хур...»

...Ахметка отчаянно греб единственным веслом. А с

другой стороны стремительное течение выпрямляло лод-

ку, и она быстро подавалась к берегу.

Костя обернулся, сложил ладони рупором и закри-

чал:

— Плыви-и-и, скорей-ей!

— Скоре-е-ей! — как эхо, подхватил Ахметка.

На левом берегу, где остался Знаур, снова раздались

выстрелы. Костя увидел, как их друг, отстреливаясь,

бросился в воду и поплыл. Казаки открыли огонь. Долго

чернела на волнах Знауркина голова, а потом скрылась

-где-то в быстрине...

Почти у самого берега вражеские пули догнали и

198

лодку. Упал Костя. Ахметка бросил весло, схватившись

за руку. Но к лодке уже бежали красноармейцы...

Передний махал рукой и что-то кричал разведчикам.

Теряя сознание, Костя узнал в нем своего отделенного

Бибикова.

Забыв в эти минуты суровую уставную науку, быва-

лый русский солдат сокрушался:

— Ребятушки, родные мои! Да как же вы, соколики,

рискнули плыть, не дождавшись ночи? А где же третий

ваш герой, где старшой-то?..

— Там! — Ахметка махнул рукой на бурлящую го-

ворливую Кубань.

— Ну и что с Знауром? — спросила Даухан, вытирая

платочком глаза.

— Утонул, должно быть...

— Не плачь, Даша, успокаивал Костя, сам еле сдер-

живая слезы. Все-таки мы доставили бумаги в штаб, и

комиссар увез их в Военный Совет, самому Орджоники-

дзе. Все хорошо. А пленных освободил офицер, тот, что

сжег в сарае палача. Помнишь, я рассказывал...

— Почему он так поступил/ этот офицер?

— Значит, совесть заговорила в человеке.

эпилог

На нихасе было многолюдно. Только что прибыли с

поездом молодые джигиты — демобилизованные красно-

армейцы из Южно-Осетинской бригады.

От самой станции Петр Икати и Семен Цебоев везли

на своей бричке плакат: «Создадим в Осетии коммуну

«Водопад»!» Многие недоумевали, почему именно «Во-

допад»? Но «босой комиссар» Икати (теперь обутый в

новенькие хромовые сапоги) объяснял:

— Бойцы-осетины спасли от разгрома русскую ком-

муну «Водопад» и в память о той героической ночи ре-

шили и свою коммуну назвать «Водопадом».

...Звуки осетинской гармошки заполнили площадь.

Белобородые старики подносили воинам роги, наполнен-

ные пивом. Пестрели, роились праздничные наряды, цве-

ли девичьи улыбки, подобно альпийским макам в тихий

июньский день. Солнце грело не по-осеннему; с юга дул

теплый ветер и доносил в долину Уруха свежесть и бод-

рость вечных снегов.

Гул народного праздника все нарастал.

В сторонке, рядом с одетыми в черное вдовами стоя-

ла поседевшая лекарка Хадзигуа. Белые пряди волос

падали на красивый лоб. Обезображенную огнем сторо-

ну лица тетушка Хадзи, как и прежде, прикрывала плат-

ком. Рассеянно и беспомощно она поворачивала голову,

как будто искала кого-то.

— Вернулся ли мой сын? — спросила она людей.

— Да, он вернулся,— ответил ей политрук Икати.

— Где же он? Пусть подойдет ко мне...

200

Икати подтолкнул вперед робевшего подростка с пе-

ревязанной рукой. Это был Ахметка Арсланов.

— Я твой сын, нана,— молвил он.

Тихий стон вырвался из груди. Темный платок упал

на плечи, обнажив обгоревшую половину лица.

— Это другой мальчик...— прошептала она.

— Меня зовут Ахметом. Я ингуш. Друг Знаура. Еще

есть Костя. Он тоже приедет к тебе. Втроем мы ходили

в бой. Знаур говорил: «Если меня убьют, поезжай к мо-

ей нана, будь ее сыном». Знаур прикрывал нас грудью,

когда мы плыли через Кубань. Он не вернулся. Прими

меня, нана, вместо него.

— Многолюдный нихас замер. Сотни глаз смотрели

на слепую осетинскую женщину и чернявого подрост-

ка-ингуша, стоявшего перед ней на коленях, как перед

святой.

Хадзигуа тяжко вздохнула, уронив слезу на голову

юноши. Прижала его к груди, тихо сказала:

— Сын мой...

201

Его партийный

билет

Я сам из Осетии, родился в Зильги. Отец мой, Бим-

болат, был красным партизаном, членом ВКП(б)

с 1918 года. В 1926 году он погиб при выполнении

задания по борьбе с кулацкой бандой...

Мягкий свет от плафонов льется на сцену. Эивер го-

ворит тихо, чуть склонив голову. Чуб низко спускается

на широкий умный лоб, подчеркнутый ломаными линия-

ми кавказских бровей. Фигура подтянута. На груди по-

блескивает орден Красной Звезды, полученный за отли-

чие при охране Государственной границы.

205

— Я хотел быть строителем, воздвигать новые дома.

Окончил рабфак. Но потом думаю: послужу в славной

нашей коннице, а как разобьем фашистов, вернусь к лю-

бимому делу. Народ чуял и партия предупреждала — не

миновать войны.

Уже немолодой бритоголовый капитан Устинов взял

со стола прозрачные листки — рекомендации. В скупых,

но значительных словах заключена вера, что будет Ах-

¦• саров достойным памяти отца, Бимболата.

В легком дрожании воздуха от всплесков сильных

ладоней, в дружном взлете сотен руки приветливых

взглядах Энвер прочел напутствие боевых товарищей:

«Не подведи, брат, ты теперь—коммунист».

I