То, что вспомнилось

Но пока шел в театре митинг, пока полиция, топчась на одном месте, делала вид, что поддерживает порядок, по прилегающим к улице Карла Маркса улицам собирались кучки подозрительных людей. Они о чем-то сговаривались, чего-то и кого-то поджидали. И, когда публика стала расходиться с митинга, эти кучки кинулись на ул. Карла Маркса со свистом, с криком и пытались избивать отдельных участников движения. Но в театр было дано знать о хулиганах, дружинники стянулись в довольно внушительную группу и двинулись по ул. Карла Маркса впереди расходящихся с митинга людей, очищая им дорогу от хулиганов и погромщиков. Последние, увидев вооруженную силу, скрылись, рассеялись. Но уже у 6-ой Красноармейской улицы дружина наша вынуждена была остановиться и приготовиться к столкновению с хулиганами. Они задними улицами стянулись к 6-ой Красноармейской и сплоченной массой, постреливая почем зря впереди себя, катились к ул. Карла Маркса наперерез дружине.

Дружинники остановились против 6-й Красноармейской.

В это время в клубе общества приказчиков, на углу ул. Карла Маркса и Декабрьских событий (где теперь клуб КОР) небольшая группа погромщиков сделала налет на кабинет правления о-ва приказчиков и оттуда выбежал с захваченным столовым колокольчиком в руках какой-то человек. Он бежал по ул. Карла Маркса по направлению к дружинникам, звонил колокольчиком, кричал; к нему присоединяясь его единомышленники — и все они, очевидно, обходили дружину с боку, в то время, как главная масса погромщиков двигалась прямо по 6-ой Красноармейской ул.

Человека с колокольчиком скоро заметили в дружине. Услыхали его крик. Поняли его. В рядах дружинников зашевелились, заволновались, те, кто помоложе, нетерпеливее, выскочили из строя и кинулись к «звонарю».

Он бежал, крича:

— Бей их, сволочей! Бей их, ребята!

Возле дома б. Тышковского (между ул. Урицкого и 6-й Красноармейской) его встретили пули дружинников, он упал, колокольчик покатился на землю, звякнул, замер. Хулиган (оказавшийся одним из организаторов нападений на бастовавших приказчиков) был мертв.

Толпа хулиганов по 6-ой Красноармейской ул. двинулась быстро на дружину. Затрещали выстрелы с той и с другой стороны. На этот раз дружина была уже подготовлена, более организована. В хулиганов полился град пуль, они дрогнули, поддались назад и побежали к базару, рассеиваясь по пути.

Победа была легкая и нетрудная. Но эта победа чуть было не превратилась в полное и кровавое поражение.

Пока мы были заняты погромщиками, пытавшимися напасть на нас с двух сторон, по ул. Карла Маркса от театра были направлены в нашу сторону войска, которые внезапно подошли к нам, остановились невдалеке и получили короткую команду, за шумом нами не расслышанную. Мы только увидели, как щетина штыков дрогнула, замерла: солдаты взяли ружья наизготовку.

У нас дрогнули. Но то-ли был сильный молодой подъем, то-ли никто из нас не осознал еще всей опасности минуты, — но наши ряды не расстроились. Только кто-то постарше летами (не помню, кто именно, но знаю, что это был не случайный человек) вышел быстро вперед, к солдатам, остановился против их строя и взволнованно спросил:

— Товарищи, неужели вы будете в нас стрелять?..

Солдаты молчали, с любопытством поглядывая на «врагов» — молодую толпу, вооруженную разнокалиберными револьверами, возбужденную, но сдержанную.

К спрашивающему продвинулся офицер, командовавший отрядом.

— Я ничего не знаю!.. Мне нет никакого дела! — раздраженно, но несколько смущаясь, крикнул он. — У меня приказ — следить за порядком и не допускать безобразий...

— Вы не будете стрелять в эту толпу?! Вы не должны!..

Офицер махнул нетерпеливо рукою:

— У меня приказ... Вы расходитесь лучше...

Но и по лицам солдат, и по настроению офицера видно было, что приказ-приказом, а вряд ли дело дойдет до стрельбы.

На солдат, на офицера в подмену тому, первому, насели еще несколько дружинников.

Офицер вдруг рассердился, подтянул на себе ремни, поправил шашку:

— Чорт с вами!.. — и скомандовал:

— На-лево-кругом марш!..

Отряд, топоча по мерзлой земле, повернулся и пошел обратно туда, откуда был послан.

У нас весело и облегченно засмеялись.

Вечером в этот же день в разных местах города были попытки произвести погром. Разгрому подверглись ювелирные магазины (Файмана, Гурлянда); была разгромлена столовая «Одесса», которую толпа взята штурмом, так как владелец ее долгое время сдерживал напор погромщиков, отстреливаясь из револьвера. Но, в конце-концов, погромщики ворвались в столовую и в отсутствии убежавшего хозяина все уничтожили и разбили в ней.

4. Первые аресты.

Власти в эти дни, конечно, не дремали. Генерал-губернатор, граф Кутайсов, еще 15-го октября, в разгар общей забастовки, издал обязательное постановление, воспрещающее всякие «сходбища и собрания для совещаний и действий, противных общественному порядку и спокойствию».

Полиция металась по городу, стараясь безуспешно выполнить это обязательное постановление «начальника края». Войск в городе и на станции было достаточно, и их усиленно готовили к подавлению беспорядков.

17- го октября Кутайсов выпустил уже более грозное объявление, рассчитанное на устрашение мирного обывателя:

В заключение генерал-губернатор предупреждал и предостерегал:

Всем было ясно, что слово с делом у властей не разойдется, что если они грозят применением оружия, то это не пустая угроза. И прогулка войск по ул. Карла Маркса, окончившаяся на этот раз благополучно, является первым грозным предзнаменованием.

Характернее всего в эти дни было почти полное исчезновение жандармов. Их нигде не было видно, они куда-то скрылись. Правда, простое благоразумие требовало этого: вид жандармского мундира, жандармских аксельбантов в те дни мог бы раздразнить толпу и «синие мундиры» могли бы испытать хорошую трепку.

Но не только простое благоразумие заставило жандармов уйти в подполье. Они, конечно, не дремали, они были на-чеку. И они притаились, чтоб легче потом было выловить богатую добычу.

Богатый событиями день 17-го октября кой-чему научил местные революционные организации. Была произведена перегруппировка сил. Выделили организаторов боевых дружин, которые в общеречьи потом носили название «самообороны». Были предприняты шаги получить подходящее оружие.

18- го октября весь день ходили смутные, неуловимые слухи о том, что вице-губернатор Мишин, помощник полициймейстера Драгомиров и пристав третьей полицейской части Щеглов организуют черную сотню, которая в определенный день начнет громить еврейские лавки на хлебном базаре, потом пойдет по улицам, где ютится еврейская беднота, а затем двинется на центральные улицы громить богатые магазины.

К вечеру 18-го октября было установлено точно, что погром начнется утром 19-го октября и будет разыгран точно, по намеченной программе.

Штабом эсеров в те дни в Иркутске была квартира Гр. Мих. Фриденсон (ул. Ленина, д. б. Мерецкого). Здесь собирались и «старики» и молодежь.

Вечером 18-ю октября, когда слухи о готовящихся завтра беспорядках окрепли, мы собрались в квартире Фриденсона. Ночь была темная, морозная. Город словно вымер. По улицам двигались военные патрули, прохожих не было. Эту ночь мы решили посвятить последним приготовлениям к неизвестному «завтра». Мы обошли по квартирам товарищей, сообщили им сборные пункты, куда они должны утром явиться с оружием, достали кой-какое оружие. Время шло лихорадочно быстро. Из квартиры Фриденсон многие уже разошлись по домам, осталось нас человек двенадцать Мы решили здесь заночевать. Кой-кто задремал, иные, лежа на широком, разостланном на полу войлоке, тихо переговаривались.