Тонкая рябина

Тут устроился и Радин. Недалеко от большого дома стоял уютный, небольшой, добротно и любовно построенный домик с завалинкой.

Это был дом командира заставы, серьезного, молчаливого и подтянутого капитана Кулябки.

В тени огромных сосен стояло еще три домика. В стороне, ближе к речке, были навес и конюшня.

Караульный пограничник прохаживался возле деревянного гриба. Слышались голоса женщин, стиравших белье у речки.

«Тишь, покой, благодать!» — шагая под соснами и вдыхая густой хвойный аромат, подумал Радин. Что-то первозданное было в спокойном шуме сосен, в этом обилии стволов, ветвей, сквозь которые едва пробивались солнечные лучи. Суровая и величественная красота стояла вокруг. Толстые, высоченные, кирпично-ржавого цвета стволы сосен уходили далеко ввысь. Они стояли, теснясь друг возле друга, и под ними, как бы выбегая и резвясь, шумели кудрявые небольшие сосенки; они росли густо, плечом к плечу, не заботясь о свете, не боясь, что их сожмут и задавят огромные, хмурые великаны. Где-то стучал дятел, других птиц не видно было, и могучий лес жил своей величественной, сосредоточенно-хмурой жизнью. Не переставая шумели кроны сосен где-то высоко-высоко, белки перескакивали с ветки на ветку, иногда падала сухая ветка или, змеясь, пробегал по стволам причудливый солнечный блик.

«Боже, как хорошо», — прикрыл веки Радин. Да, хорошо, но жить так, как живут эти люди, изо дня в день, из месяца в месяц… к зимой, и осенью, и летом… Нет, жить здесь постоянно, всегда, он бы не смог.

— Любуетесь нашей природой? — услышал он за собой голос Кулябки. — Могучая красота. Знаете, товарищ писатель, я до военной службы и не подозревал, до чего красива у нас природа. Ведь я горожанин, из Ростова, все детство и молодость провел там, на Дону, а когда взяли на военную службу и попал сюда, в пограничники, затосковал: привык к Дону, к степным просторам, к городу, думал, жизни мне не будет, все окончания действительной ждал, а прошло всего три года, и я влюбился в этот край, в его природу, вообще в север… Окончил командирские курсы, и вот уже шестнадцать лет здесь. Мне и запад, и турецкую границу предлагали, — не хочу, никуда отсюда не поеду, и помирать тут буду, — засмеялся капитан.

Они шли рядышком, углубляясь все дальше в такой же суровый, насупленный и угрюмый лес.

Капитан водил его по местам, напоминавшим Радину книги, читанные им в детстве. Майн Рид, Купер, Эмар и многие другие авторы припомнились ему.

Лес располагал к фантазии и затуманенным воспоминаниям детства.

«Не хватает еще избушки на курьих ножках и бабы-яги с клюкой», — подумал Радин.

— А вот тут избушка… не видите? — прерывая ход его мыслей, спросил капитан и засмеялся. — Здорово, значит, мы замаскировали ее… да вот она… вон — не туда, влево, влево глядите. Не видите? Ну, так идемте к ней, — и он, чуть опередив гостя, пошел между стволами. За ним, все еще ничего не видя, послушно побрел Радин.

— Вот она, избушка наша, вроде как центр, средоточие для постов, расположенных впереди. А ну, товарищ Брещев, принимай гостя, — негромко сказал капитан, и только тут Радин увидел замаскированную ветвями и хвоей землянку, вход которой был закрыт густо и широко раскидавшей свои ветки елью.

— Здорово, я бы прошел мимо, даже если б знал, что здесь землянка.

Их встретил приветливо улыбавшийся пограничник. В землянке, в углу, лежали две овчарки. Они спокойно смотрели на гостя, не делая никакого движения.

На столе было три полевых телефона, у стены — ручной пулемет.

— А где Рагозин?

— Пошел по постам, товарищ капитан.

— Как на «Звездочке»?

— Спокойно. Ничего не замечено, происшествий нет.

— Посты?

— Утром обошел, сейчас прошлись. Тоже все в порядке, нарушений и происшествий нет, — спокойно и четко докладывал старшина.

— Чем угостишь гостя? — улыбнулся капитан.

— Чай, консервы, варенье домашнее — жинка на дежурство дала. Вкусное, вам понравится, товарищ писатель, — сказал Брещев.

— А откуда вы знаете, что писатель? — удивился Радин.

— Какой же он был бы пограничник, если б не знал, что на заставе появился гость. Мы, пограничники, всегда обязаны знать о прибытии гостей как званых, так и незваных, — прихвастнул капитан.

— Точно! — подтвердил Брещев, разливая по кружкам горячий чай.

— А варенье у вас действительно вкусное. Передайте это вашей жене, — отхлебывая чай, сказал Радин.

— А тут все местное, голубика, костяника, морошка да брусника. Она все вместе варит. Я думал, нельзя так, а она смеется — я, говорит, сызмальства в деревне так варила.

— И действительно, хорошо! — еще раз похвалил гость.

Потом он слушал, как по телефону переговаривались с постами капитан и старшина. Вернувшийся вскоре Рагозин обстоятельно и толково рассказал об участке и людях, находившихся на постах. Радину, бывшему военному, окончившему артиллерийское училище и годичные арткурсы, эта обстановка была совершенно незнакома.

Тут была своя специфика.

В полдень, сопровождаемые Рагозиным, взявшим с собой на поводке одну из овчарок, они прошли по лесу домой уже другим, более коротким, но и более трудным путем. Они шли по круто взбегавшим, покрытым камнем и травой, холмам. Ноги цеплялись за перевитые, поднявшиеся наружу переплетенные корни деревьев. А вокруг все стоял и шумел, хмурился и кивал кронами сосен бесконечный лес. Перешагивая через узкие ручейки, шли мимо буро-зеленых скал, на которых неведомо как, неведомо чем питаясь, росли и сосны, и лишайник, и мох. Иногда зеленая, нарядная елочка, склонившись со скалы, повисала над обрывом. Ветер раскачивал ее, она вздрагивала всем своим зеленым телом и снова выпрямлялась, снова возвышалась над скалой до нового порыва ветра.

— На этом берегу — граница, на том — чужая земля, — показал капитан.

Они стояли среди нагромождений камня, а под ними бежала небольшая речушка, окаймленная с двух сторон порослью мелких, чуть-чуть поднимавшихся над землей, прямо игрушечных, елочек.

— На сто метров кругом и у нас, и у них вырублен лес. А эта черная полоса, видите, это вспахано специально, чтобы в случае перехода нарушителя остался след.

Радин с интересом и вниманием глядел вперед.

— Возьмите бинокль, — предложил капитан. — А там тоже где-нибудь за теми скалами или кустами сейчас стоят люди и разглядывают нашу сторону.

— А почему полоса распахана только с нашей стороны? — спросил Радин, продолжая разглядывать в бинокль противоположную сторону.

Кулябко улыбнулся.

— Потому что забрасывают нарушителей только с одной стороны.

Вокруг была тишина, и лишь иногда оживал лес. Это верховой ветер проносился бором, и тогда верхушки сосен примыкали друг к другу, слегка раскачивались, словно шепчась о чем-то. Затем снова наступала тишина, и опять густой, пряный, сладостный запах хвои и сырой, недавно омытой дождями земли, окутывал всех.

— Хорошо тут. И уходить не хочется, — мечтательно сказал Радин.

— А вы поживите подольше. В город всегда успеете, а таких мест, как наши, прямо скажу, даже здесь немного, — сказал Кулябко.

По ту сторону границы было тихо. Громады камней, стройные высокие сосны, зеленый ландшафт, кое-где пересеченный острозубыми скалами, а над всем этим голубело и переходило в синь бескрайнее небо, по которому проплывали маленькие, разрозненные облачка.

«А верно, хорошо бы пожить тут месяц-другой», — мелькнула шальная мысль, и Радин с неудовольствием вспомнил, что через десять дней ему надо возвращаться в Москву.

— А вон и их дозорный объявился, — тихо сказал Рагозин, тронув за рукав Радина. — Во-он, влево глядите, туда, где водопад… Видите, на корточках сидит за валуном, прячется.

Но как ни напрягал Радин зрение, так ничего и не заметил в скоплении камня, хаосе скал, густо заплетенных ельником, кустарником и порослем смолистой сосны.

— Это ничего. Мы тоже поначалу, пока не привыкли, никого и ничего не примечали, потом уже, спустя месяца два, научились все видеть, — деликатно сказал Рагозин.