Девушка под яблоней (Буймир - 2)

Дюжий мужик Гаврила - сытый, упитанный, бригадиров кум. В дорогу собрался - на его обязанности лежало возить в Лебедин молоко. Богоспасаемая тварь этот вол! Припекает солнце, волы тащатся себе полегоньку краем, леса. Гаврила клюет носом. А вокруг поют, заливаются птахи, славят день. Неторопливо крутятся колеса, набегают трудодни, и Гаврила не прочь, чтобы дорога вилась впереди бесконечно - он и выспится и песен напоется всласть. Это тебе не вилами махать, не косою, не тяжести таскать, не надрываться от натуги, - и выспишься дорогой, и два трудодня заработаешь. Кому другому можно доверить такое важное дело? А ты, Марко, навоз ворочай. Работа невыгодная и тяжелая. Разве Дорош тебе запишет трудодень? А я себе с кнутиком-то два трудодня заработаю. Сама дорога уже барыш дает. Бригадиру на базар мешок отвезешь - и себя не обидишь. Бригадиру барды доставишь - и себя не забудешь. Еще и трудодень лишний запишут. Как ни кинь - с бригадиром дружить выгодно.

Марко видел: на выбор берут себе работу бригадировы кумовья. Пожилую женщину, смотришь, бригадир ставит к машине, а молодой приказывает коноплю дергать над Пслом. Возле конопли можно отдохнуть - у машины работа без передышки. Разве Гаврила болтался по болоту, когда луговое сено косили? Гаврила молоко возит, пристало ли ему в болоте топтаться? Не всякого, с разбором посылает Дорош косить да сгребать сено на болоте.

Что до Марка, для него нет милее работы, как косовица.

...Насыщенное болотными испарениями, пробуждалось зеленое утро. Над низиной повис туман, - значит, снова солнце жарить будет весь день. С шипением врезаясь в густую траву, вызванивает коса, далеко стелется этот звон по лугу. По росе косить легко. Исходят соком стебельки душистой земляники, срезанные под ольховыми кустами стебли жгучей крапивы, над заводью одуряюще пахнет явор. Одурманивают косарей разузоренные цветами травы. Марко во всю силу легких вбирал влажный воздух, жадно пил льющиеся отовсюду запахи. Припадая на правую ногу, широко вымахивал косою. На душе веселее, когда наработаешься! А косари еще старались взять пошире полосу развернут плечи, занесут назад косу, - кровь ходуном ходит, ну право же, косьба прибавляет силы человеку. Марку от души жаль тех, кто сидит в этот напоенный ароматами летний день в кабинете.

Соседи ублажают, задабривают бригадира - только бы не вязать, не косить полегший хлеб или траву на болоте.

Иногда можно услышать:

- Я с дальнего поля до обеда не больше двух ездок со снопами успею сделать, а на ближнем - попробуй-ка раз десять воз навьючить!

В бригаде Дороша случается и такое: пожилая женщина охапки таскает, а Гаврила собирает былинки в поле, сгребает граблями пырей на дорогу после трактора.

Тракториста Сеня бригадир ставит на глубокую пахоту под свеклу, и трудолюбивый парень не смотрит, что земля - кремень, плуг просто рычит, рвет, выворачивает огромные глыбы; трудодня не выработаешь. Тихону же дает легкую пахоту - под зерновые: ровное поле, серая земля; трактор идет плавно, глыб не выворачивает, а легко рыхлит почву.

Беда, коли попадешь в немилость к бригадиру. Сразу и не разгадаешь, что он удумал. Кто лучше его знает, кому какого коня дать, на какую работу поставить? Кому на подводе везти на базар собранные на своей усадьбе яблоки, овощи, а кому на собственном горбу тащить? Кого похвалить на собрании, а кого в порошок стереть? Гаврила, мол, правая рука у бригадира, вся бригада держится на нем, а ничего не смыслящий в деле Марко все топчется возле навоза, нет у него спорости в работе.

Немало возможностей у бригадира проявить свой талант на этот счет!

Промеряли усадьбы, Дорош признал - у тебя, соседушка, больше гектара, отрезать будем. Хозяйка божится, клянется - всего шестьдесят соток. Кругом грядки, огород, а в середине сад. Отрежете - где садить картошку? Хозяйка Дороша потчует, угощает. Выпили по хорошей чарке, и вроде бы прочистило мозги. Перемерили, оказалось - усадьба как раз впору, не то что отрезать, пожалуй, не пришлось бы добавлять. То ли еще бывало.

На ветряке мельником Дорошев тесть. Не "спрыснешь" помола перепаскудят зерно, мука будет отдавать пылью, булки не испечешь. А поставь бутылку - смотри-ка, откуда и ветер взялся, тарахтит ветряк, весело машет крыльями, щедро сыплется мука, чистая, белая.

Крепко держатся в бригаде Дороша нравы и обычаи достославной старины, никак не выведутся. Присматриваясь к этим порядкам, Марко только и помышлял о том, как бы вывести бригадира на чистую воду. Но вскоре убедился: нет, не осилить его, пока он находится под надежной защитой председателя и Селивона.

Перед бригадиром топчется крепкая, налитая молодка.

- Не ходок я в поле, невры болят... я кабана колю...

- А что, кабан стоящий?

- Да не сглазить бы...

- Ну, так оставайся, дело серьезное.

- Так приходите же на колбасу.

- Как управлюсь.

- Без вас за стол не сядем.

И ввечеру теплая компания с Родионом во главе отдавала честь искусству хозяйки - знатного зверя выкормила. Колбаса так и светится. Спасибо бригадиру - не один пришел, привел с собой дорогих гостей. В хате стоял густой запах чеснока и жареного мяса. Гости ели да похваливали хозяйку: сколько сала нарастила, какого кабана выходила! С колхозной фермы. Породистый. Добрая хозяйка. Хоть и неисправно ходит в колхоз на работу - "невры болят", - зато дома не сидит без дела. И что это за сложная, загадочная болезнь эти "невры". Нога ли болит, поясницу ли ломит, печенка ли мучает - так сразу видно, всем понятно. А "невры" - как их определишь?

В полночь хмельные, сытые гости расходятся. Руки оттягивают тяжелые подарки. Пьяная щедрость распирает Родиона - приходи, обязательно приходи, хозяюшка, за поросенком.

24

Голубовато-зеленые жилки обвили тонкую шею, привспухли на груди. Обветренное, в пятнах лицо, кожа потрескалась, пожелтела, губы посинели, нос облупился. Сильно изменилась Текля - отметил про себя Тихон - и в поясе расплылась. Как это он сразу не разглядел. Сошел румянец, выцвели глаза, худая, костлявая. Девушка точно виноватыми глазами смотрела на Тихона, не знала, как приступить, что сказать. Когда-то встречались с радостью, наговориться, насмотреться друг на друга не могли, а сейчас словно онемели. Гнетущее чувство охватило Теклю. Может, нелегко вырвать последнюю надежду из сердца, может, стыдно и горько за содеянное?

Смятение девушки не укрылось от глаз Тихона, он точно бы съежился весь, потом вдруг повеселел, подмигнул, развел руки, как бы собираясь обнять ее, будто обрадовался, будто между ними ничего не произошло. Сделал неуклюжую попытку замазать все шуткой - не приходить же, в самом деле, ему в отчаяние! Тихон держался с Теклей почти глумливо, ему хотелось, видимо, пройти мимо, но как-то неловко стало, уж очень давно избегал он встреч и разговоров с ней. Давно потеряла Текля для Тихона всякое очарование. Когда-то один ее вид бросал в жар, чарующей музыкой звучал ее голос.

Несмело заговорила. Нет, не молила его, не казалась робкой. Поначалу смущалась, но чем дальше, тем речь ее становилась тверже. Может, Тихон думает, что она собирается просить его: "Вернись"? Или укорять? Унижаться? Навязываться: "Пожалей меня, не терзай мне сердце, без тебя свет не мил"? Текле лишь одно надо знать...

Проверить ли она хотела парня, собственными ушами услышать, что скажет? И без того известно, какого он поведения. Да нелегко, видимо, девушке отказаться от последней надежды.

Почему же тогда в ее голосе слышалась насмешка, когда заговорила с ним, почему во взгляде читалось пренебрежение, даже гадливость?

Тихон, несмотря на веселый, непринужденный вид, тяготился и встречей и разговором. Хотя, по правде говоря, разве Тихону это впервой?

Разлюбил, не по сердцу она ему больше. Чужая стала. Потому и избегать стал, сначала выдумывал разные причины, помешавшие будто встрече, в конце концов и стесняться перестал. Когда-то была краше всех. А сейчас похудела, подурнела. И не сознает этого, иначе не стала бы приставать с разговорами.