Последний год

— Для меня это весь смысл жизни, — печально и тихо ответил Протопопов. И весь его вид был жалкий — обвислые неаккуратные усы, надувшиеся мешки под глазами, мятый сюртук.

— А я ведь все знаю, милай, все знаю… — Распутин подмигнул бешеным серым глазом и вдруг длинной ручищей толкнул его в плечо — Протопопов даже отступил на шаг. — Я все знаю, милай. И что к тебе интерес в Царском Селе, тоже знаю. И в Ставке у царя-батюшки. Может, еще завтра поедешь туда. Говорить с тобой будут. Они люди святые, не хитри с ними, говори все как есть, как на душе лежит. Тогда не прогадаешь…

Протопопов глупо улыбался, ему казалось, что все это он слышит во сне. Но Распутин надвинулся на него, пахнул жареным луком.

— Ты меня понял? — Распутин внимательно посмотрел на Протопопова — чего это он склабится?

— Понял, Григорий Ефимович! Все прекрасно понял! — громко и радостно произнес он. Мозг включился! Ясный, схватывающий все. Протопопов шагнул к Распутину, сжал его руку: — Спасибо, Григорий Ефимович! Спасибо. Согрели вы душу мою, жизнь мне вернули.

— Ну и ладно, милай. Езжай домой и спи спокойно…

Утром Протопопову позвонил Нератов и сообщил: в четыре часа пополудни отходит поезд, в котором ему следует отбыть в Главную Ставку…

Когда дежурный адъютант ввел Протопопова в кабинет царя и оставил там его одного, у него возникло ощущение неправдоподобности происходящего. Он стал рассматривать голые стены, рисунок обоев, изразцы на голландской печке. И вдруг увидел царя, который вошел неслышно и уже стоял возле резного стола.

Протопопов замер, опустив руки по швам.

— Здравствуйте, Александр Дмитриевич, — мягко сказал Николай, приглашая его сесть в кресло перед столом и садясь сам.

— Прибыл но вашему высочайшему повелению, — продолжая стоять, глухим голосом произнес Протопопов.

— Садитесь… Садитесь… — Царь внимательно и добро смотрел на него. Потом сказал — Я хотел услышать о вашей поездке в Англию, то, чего не было в прессе. Как выглядит Англия?

— Будто никакой войны, ваше величество, нет на свете, — ответил Протопопов. — У них же идти в армию уговаривают, многие отказываются, заявляют: не хочу воевать, и все. А меж тем в их парламенте два депутата, Сноуден и Тревелайап, в открытую выступили, что надо вступать в мирные переговоры с Германией… И вообще, ваше величество, они но столько воюют, как говорят про войну…

Царь усмехнулся в густую бородку:

— Недавно английский посол показывал мне их воззвания к бережливости, которые развешиваются у них на стенах… что новая дамская шляпка — это четыре стальных шлема для солдат, меховое манто — пулемет, бриллиантовое колье — пушка, а личный автомобиль — целый аэроплан…

— Ваше величество, живут они беспечно… я посетил их дерби, боже мой… И поэтому никто там просто не может себе представить, что означает эта война для нас.

— Вы знаете, я тоже не раз думал об этом, читая некоторые английские документы или слушая того же английского посла сэра Джорджа Вьюкенена, — доверительно поделился царь.

— Ваше величество, позвольте мне быть откровенным хотя бы перед вами? — спросил Протопопов. Ощущения неправдоподобности не было, и мозг его работал отлично. — Вы знаете о войне все, потому что вы все время на фронте, рядом со своим солдатом, но знают ли о ней наши государственные мужи? Наши, ваше величество! Когда я думаю, почему иные из них вроде Сазонова возражали против вашего решения взять на себя ведение войны, я спрашивал себя, а не боятся ли они, что вы, ваше величество, на этом посту займете такую высоту, с которой вам станет хорошо видно их нерадение?.. — Протопопов счел необходимым для себя напомнить царю, что именно Сазонов в свое время был организатором письма группы министров против решения царя стать главнокомандующим…

Царь внимательно смотрел на Протопопова, и тому показалось, что он не понял смысла его слов.

— Допускаю, что вы правы… — тихо и задумчиво произнес он и спросил — Ну а как все же англичане?

— Скажу, ваше величество, что меня больше всего поразило… возмутило… — Протопопову стало легко и просто говорить, и он продолжил — Они думают, что мы какие-то дикари, едим сырое мясо и спим на деревьях.

Царь закачался всем телом, Протопопов не сразу понял, что это он так смеялся — беззвучно, но всем телом.

— Какие только вопросы они не задавали нам! — тихо засмеялся и Протопопов. — Один спрашивает у меня, почему все наши политики носят бороды? Знаете, ваше величество, как я ответил? Сказал — спросите об этом вашего короля, который носит такую же бороду, как и наш государь.

— Метко. Очень метко, — похвалил царь, не переставая смеяться. И сказал — Я прошу вас, господин Протопопов, не покидая Ставки, подробно написать о своем разговоре в Стокгольме, мне все нужно знать абсолютно точно.

— Понимаю, ваше величество, и сделаю это с полной ответственностью, с большим удовольствием.

— Как вы относитесь к Штюрмеру? — вдруг спросил царь.

— С самым глубоким уважением, ваше величество.

— Ну а что вы думаете о месте и роли Государственной думы сегодня?

— Очень трудный вопрос, ваше величество, ибо Дума — это форменный Ноев ковчег. Надо сделать все, чтобы чистые получили возможность одолеть нечистых, и тогда Дума станет Думой народа, а не ареной для крикунов.

— Верно, очень верно, — согласился царь. — Но создается впечатление, что нечистых там больше.

Протопопов ответил не сразу. Подумал.

— Ваше величество, — начал он несколько неуверенно. — Среди нечистых много таких, которые стали нечистыми из моды ко всяческой фронде. Или из тяготения к газетной славе. Ведь кем-то злоумышленно создана атмосфера, в которой если ты истый патриот России, то ты непременно плохой человек. Не надо ли начинать, ваше величество, с этой самой атмосферы? Заткнуть рот газетам, создать всеобщее презрение вокруг крикунов и ниспровергателей. Ведь тогда все они предстанут перед взором России голыми королями без роду и племени. Их перестанут слушать. Атмосфера, ваше величество, создается людьми, а не возникает сама по себе.

— Я думал об этом, — многозначительно произнес царь.

— Это так, ваше величество. Именно так, уверяю вас!

— Что вы думаете о господине Родзянко? — спросил царь. Протопопов лихорадочно обдумывал, что стоит за вопросом и какого ответа ждет царь.

— Сложная фигура, ваше величество, — наконец ответил он, смотря в серые неуловимые глаза Николая, пытаясь заметить в них хоть какой-нибудь знак. — У меня отношения с ним все больше портятся.

— А он рекомендовал мне вас на пост министра торговли, — сказал царь.

— Не может этого быть! — бестактно вырвалось у Протопопова.

— Уверяю вас… — Царь улыбнулся совсем по-домашнему и наклонил голову в знак прощания…

Протопопова провели в кабинет, где он сел писать докладную записку о Стокгольме…

На другой день 20 июля 1916 года, царь писал жене в Царское Село: «Вчера я видел человека, который мне очень понравился, — Протопопов, товарищ председателя Думы, — он ездил за границу с другими членами Думы и рассказал мне много интересного. Он бывший офицер конно-гренадерского полка, и Максимович хорошо его знает…»

Когда царица читала это письмо, она уже знала о Протопопове, ей о нем рассказали Вырубова и Распутин… «Золотой человек, редкий по святости, — сказал о нем Распутин. — Вот бы кто мог быть настоящим министром внутренних дел, а Хвостов недостоин ботинки ему чистить…»

Остается только добавить, что спустя несколько дней Протопопов стал министром внутренних дол…

На третий день после назначения Протопопов испросил аудиенцию у царицы и получил августейшее приглашение прибыть в Царское Село.

Солнечный его праздник продолжался… Автомобиль — его персональный автомобиль! — на мягких своих подушках стремительно нес его к царице, и это было похоже, как бывает с ним в припадке, когда его подхватывает теплая волна. Но сейчас был не припадок, сейчас начиналась его новая жизнь. Признаться, такого поворота судьбы он не ждал и даже не хотел. Ему снилась только необыкновенная популярность. Богатство? Его немалый капитал был удачно вложен в промышленность и разрастался уже как бы сам по себе, не требуя для этого особых его усилий. А хотелось, страстно хотелось популярности. Это привело его в Думу.