Готовность номер один

— Но ведь они уже летали в сложных, — попробовал возразить Стахов.

— И хорошо, — сказал Уваров. — А потренироваться, конечно, не вредно. Сами знаете: современные самолеты до предела насыщены оборудованием, огромные скорости полета и огромные высоты требуют быстрого реагирования на все, что происходит в воздухе, особенно во время полета на перехват цели. От ошибок здесь, конечно, никто не гарантирован так уж давайте лучше делать их на земле, чтобы потом не повторять в воздухе. Да и время на подготовку к полету у техников занимать не стоит, а также эксплуатировать самолеты и жечь горючку.

Уваров собрал летчиков и повел в класс, где был установлен тренажер. Первым в кабину, оборудованную для слепых полетов, забрался Стахов, а майор, как и положено командиру эскадрильи, занял место за столом инструктора, откуда ведется контроль за действиями обучаемого и даются летчику дополнительные задачи в процессе имитации полета.

Сначала Уваров предложил Стахову решить несколько пилотажно-навигационных задач, которые летчикам встречаются во время сложных перехватов цели на большой высоте. Закрытый непроницаемой шторкой, летчик ничего не видел, кроме приборов. По ним он и вел «самолет» нужным курсом. Маршрут имитируемого полета автоматически записывался специальными механизмами на карте, которая была перед глазами инструктора.

«Полет» подходил к концу, когда командир предложил Стахову (они переговаривались по радио) дополнительную задачу, сообщив, что на самолете отказал двигатель. Стахов тотчас же принялся выполнять необходимые в таких случаях действия. В курсе боевой подготовки нет упражнений, связанных с намеренным выключением двигателя. Однако такие моменты (их летчики называют «особыми случаями полета») могут возникнуть в воздухе. Пилотам нужно знать, как быстро выйти из трудного положения: или запустить двигатель, или, если высота этого не позволяет (запуск связан с дальнейшей потерей высоты), немедленно приземлиться, или катапультироваться с парашютом, если поблизости нет нужной площадки для посадки. У Стахова была вполне подходящая «высота», чтобы что-то предпринять.

О своих действиях он, как и положено, докладывал командиру эскадрильи, хотя тот и сам внимательно следил за его полетом по дублирующим приборам. Вот летчик уже развернул «самолет» в сторону аэродрома и перевел в пикирование, чтобы скорее, пока еще двигатель не остыл, снизиться до высоты, где воздух плотнее, насыщеннее кислородом, без которого невозможно воспламенить топливо в камере сгорания.

— Вы ничего не чувствуете? — между тем спросил Уваров у сидевшего в кабине тренажера старшего лейтенанта и заговорщицки посмотрел на стоявших рядом летчиков.

— А что такое?

— Подумайте. Ответа не последовало.

— Сейчас в силу физических законов вы должны были бы потерять свой вес по крайней мере на девяносто процентов, — сказал Уваров и напомнил летчику об уравновешивании в таком полете центробежных и центростремительных сил.

— Что, что? — переспросил Стахов.

— Или вам неизвестно о параболе невесомости на больших высотах, когда самолет с выключенным двигателем пикирует по строго определенной траектории, уподобляясь брошенному камню, — усмехнулся Уваров. — А еще в космос собираетесь!..

На снижение до шести тысяч метров ушло пятьдесят секунд. Стахов вывел самолет из пикирования и начал гасить скорость. Наконец она стала такой, какая необходима для надежного запуска.

Двигатель запустился с первой попытки. Контролируя все действия Стахова, командир эскадрильи смотрел на высотомер, до земли было еще четыре с половиной километра. Если бы двигатель не запустился, летчик успел бы все повторить сначала. Самолет за эти короткие мгновения прошел семьдесят километров.

— Следуйте на посадку, — сказал Уваров, с удовлетворением отметив вслух, что старший лейтенант Стахов хорошо знаком с техникой слепого полета.

Стахов выбрался из кабины тренажера не сразу, и это не могло не удивить летчиков. Всегда энергичный, всегда деятельный на занятиях, Стахов сидел, подперев подбородок руками, и о чем-то думал. Командир эскадрильи дважды окликнул старшего лейтенанта, прежде чем тот посмотрел в его сторону.

— Разрешите получить замечания? — спросил наконец Стахов, продолжая думать о чем-то.

Вернувшись на свое место, он сказал Мешкову тоном заговорщика:

— Парабола невесомости — это кое-что значит. А? — и закрыл рот ладошкой.

Смысл этих слов Петру стал понятен только теперь. Мешков знал, что Стахов ни на минуту не забывал о своем желании стать летчиком-космонавтом, готовил себя к этому. Еще школьником, попав в Москву, он пробрался в Университет на Ленинских горах и там чуть ли не целый день катался на скоростном лифте, стараясь узнать, как действует на его организм периодическое изменение веса при быстром движении вверх и вниз.

Чтобы лучше управлять своим телом, он часами не уходил с батута для прыжков, а если летчики прыгали с парашютом, всегда просил несколько лишних прыжков, и при этом каждый из них так затягивал, что Уваров вынужден был сделать ему замечание. Стахов купил акваланг и всерьез занялся подводным плаванием, во время которого, как известно, тело человека перемещается в любых направлениях, примерно так же, как и при космическом полете.

Мог ли Мешков быть уверенным, что его друг не захочет подвергнуться невесомости в течение нескольких секунд, определить свои ощущения, хотя бы для этого ему и пришлось пойти на сделку со своей совестью. Соблазн большой, когда знаешь, что тебя никто не может ни в чем обвинить. Мало ли по какой причине мог остановиться новый, только, что поставленный двигатель, когда знаешь, что тебя никто не проверит, — ведь еще нет таких локаторов, с помощью которых можно было бы узнать, сам остановился двигатель или его остановили нарочно.

Правда, был здесь и момент риска. Двигатель мог и не запуститься. Ведь не случайно в курс боевой подготовки истребителя не включили упражнения по остановке и запуску двигателя в воздухе. Но Стахов не думал об этом.

Впрочем, все догадки Мешкова могли оказаться неверными…

Между тем самолет Стахова продолжал падать носом вниз. Летчики отсчитывали секунды.

Доктор Саникидзе сел в санитарную машину. Она слегка подрагивала от работы мотора, готовая в любой момент рвануться навстречу беде.

Каждая из этих секунд авиаторам казалась вечностью. Они увидели, как самолет вышел из пикирования. Скорость его с каждой секундой гасла.

«Главное сейчас — действовать последовательно, — думал Мешков, — как сказано в инструкции, и не мешкать. А то ведь может и так случиться, что потом летчика и по чертежам не соберешь». Мысленно он включил зажигание и через пятнадцать секунд открыл стоп-кран.

И вдруг все услышали натужный свист двигателя. Топливо, попав в камеру сгорания, воспламенилось и начало вращать лопатки турбины. Обороты возрастали с каждой секундой. Двигатель запустился. Это произошло, как все потом узнали, на высоте пяти километров. Стахову велели немедленно идти на посадку.

Он еще не успел выбраться из кабины, а его самолет уже окружили летчики, техники, механики. Подошли старший инженер, майор Уваров, заместитель командира полка по политической части.

Сев на борт кабины, Стахов стал рассказывать о происшедшем и о своих действиях. На него смотрели все как на героя. Летчиков интересовало, как планирует самолет с неработающим двигателем на большой высоте. Многие не верили инструкции и думали, что многотонная машина топором пойдет вниз.

— Черта лысого! Пришлось долго идти по горизонту, чтобы погасить скорость, — громко говорил Стахов, и в глазах его горела радость первооткрывателя, — а когда скорость стала гаснуть, я постепенненько переводил самолет на большие углы атаки.

Потом народ разошелся по рабочим местам, и у спарки остались только люди, которые отвечали за постановку двигателя и готовили машину к вылету. Их интересовало, почему все-таки остановился двигатель. Старший инженер велел слить из баков горючее и отправить на исследование.