Честь смолоду

Дежурный вцепился пальцами в землю и что-то приговаривал.

– Так! Так! Так! – бормотал он, и слезы текли по его щекам.

Земля глухо подрагивала от разрывов. В ушах стоял грохот, прослоенный неумолкающей трескотней пулеметов.

Противник отходил, нарушив свои строгие штурмовые порядки. Степь, покуда хватал глаз, была покрыта пылью и дымом.

Градов положил фуражку рядом с собой, расчесал седые волосы и взялся за телефон.

– Ожидайте артиллерийский налет, – неизменно предупреждал он.

Через короткий промежуток времени немцы начали артиллерийский обстрел наших позиций. А ровно через час появились немецкие бомбардировщики, приходившие группами по шесть-двенадцать машин в течение всего дня. Наземные атаки не возобновлялись.

Глава третья

Разведка

Пришла звездная, южная ночь. Бомбардировщики оставили нас, наконец, в покое. К полынным запахам примешивались запахи сгоревшей краски, резины, жженого железа и разбрызганной по травам клейкой выхлопной гари.

Сегодня училище осталось без горячего ужина. Курсанты доедали консервы и сухари из неприкосновенного запаса. Воду к переднему краю подносили ведрами из лесных родников. По ходам сообщения выносили тяжело раненных, санитары помогали тем, кто мог итти.

Я последний раз инструктировал свой взвод перед разведкой. Дневные наблюдения на «эн-пэ» позволили мне установить систему немецкой полевой обороны, расположение огневых точек, изучить топографию местности, примерно установить схему боевого охранения. Но замыслы противника можно было выяснить только при более близком с ним знакомстве. Нам было приказано проникнуть в глубину обороны, разведать силы, постараться добыть «языка».

Начальник школы приказал не зарываться, в бой не вступать и вернуться без потерь. И кроме того: «Доносите то, что вы видели, а не то, что вам показалось».

Мы гуськом спустились к речушке, перешли ее и балочкой дошли до окраины села. Мы легко проскользнули мимо танковых дозоров. Отброшенные на исходные рубежи, немцы не учли урока. Они попрежнему небрежно построили боевое охранение. Если в Крыму мне приходилось испытывать безотчетный страх перед неизвестным врагом, о могуществе которого слишком много кричали, то сейчас я шел на выполнение задачи не только как равный, но и с чувством своего превосходства над противником.

В танках немцы беспечно, подключив аккумуляторные лампочки, принимали своими рациями фокстроты. Строгий приказ не позволял мне воспользоваться беспечностью врагов.

Черные тени разведчиков следуют за мной. Мы бесшумно достигаем домика на окраине села и через огороды подходим ко второму дому.

Я высылаю вперед дозорную тройку и приказываю расположить ручные пулеметы на дороге возможного отхода. Со мной остается четыре человека. Это выученные и смелые курсанты, призванные из сечевых станиц Краснодарского края. На них можно вполне положиться. Я слышу вблизи себя их дыхание. Я называю это в разведке мореходным термином – «розой ветров». Мне кажется, что меня одновременно обдувают четыре ветра. По этому морскому коду я называю своих спутников: «Норд», «Вест», «Ост» и «Зюд». Не знаю, может быть, кто-нибудь и посмеется над этим.

Четыре «ветра» окружили домик. В сфере наблюдения – четыре стены, угловые стыки и все, что за спинами разведчиков.

В разведке до крайности обострены все чувства и восприятия. Иногда кажется, что ты чуешь запах следов человека и машины.

Озверевшие враги хотят возвратить нас к временам варварства, нас, познавших благородство и радость труда. Когда же остальной мир поднимется до нас?

Я, сжимая в руке пистолет, стучу в дверь колхозного дома.

Дверь открыла старая женщина с накинутой на плечи шалью. Не посмотрев на меня, старуха направилась в комнату, где горела коптилка.

Я переступил порог и негромко окликнул хозяйку. Она быстро обернулась ко мне, приподняв коптилку, вглядываясь в меня. Я увидел радость и страх на лице женщины.

– Сынку… тут немцы… сынку… – прошептала она.

– Где? – Я притворил дверь, чтобы не привлекать внимание к свету.

– У нас. В этой хате… только-только вышли.

– Куда?

– Не знаю куда. Закололи кабана, велели готовить ужин и вышли. Обещали вернуться.

– Вашего кабана?

– Нет. Тут рядом баз. Сотни две свиней. Приготовил колхоз гнать за Волгу, к Ахтубе, а тут танки…

Из кухни доносились запахи варившегося мяса. Я проглотил слюну. Мои голодные ребята сейчас быстро бы расправились с кабаном. У меня созрело решение – взять свиней. Выслушав меня, старушка подошла ближе и сказала:

– Их много, дюже много. Свинья идет не швидко… Гоните, сынку! Дай, боже, вам удачи!

Выйдя во двор, я вызвал трех шустрых курсантов из пулеметного заслона и рассказал им, что надо делать.

Ребята отлично меня поняли и побежали открывать ворота база.

Стадо свиней, тихонько хрюкая, повалило из загона. На наше счастье, невдалеке началась балочка, приведшая нас к этому дому.

Мы подождали, пока ребята отошли от села, и продолжали разведку.

Мы огородами проникли в село. В огородах росла кукуруза. Я шел впереди по росистой траве, раздвигая стебли, чувствуя то под ладонью, то под локтем тугие, надломившиеся початки.

Так, огородами, мы прошли до квартала, примыкавшего к главной площади.

Вот дом под светлой крышей из оцинкованного железа. Поодаль дома – службы, амбар и длинный лабаз, как называются на Ставропольщине сараи для хранения повозок и земледельческих орудий.

Во дворе было тихо. Перед домом по улице ходил часовой. Мы слышали его равномерные шаги у забора.

Я рассредоточил своих людей, а сам вместе с «розой ветров» подполз ближе к забору. Рядом со мной был «Вест» – надежный Ким Бахтиаров, рядом с Кимом глядел в щелку забора «Зюд» – Данька Загоруй-ко, сын предколхоза из Каневского района, смышленый невысокий курсант, а левее меня, за кустами сирени, залегли плечо к плечу два брата Гуменко, Кирилл и Всеволод, призванные в училище из приазовской станицы. Они как бы дополняли друг друга отвагой, решительностью и каким-то вихревым напором. Им вполне подходили их позывные – «Норд» и «Ост».

Луна поднялась выше акаций, которые росли по обеим сторонам улицы. Деревья напоминали высокие скалы, обросшие темным мхом.

И вот я услышал слева мерный шаг приближавшейся к нам пехотной колонны: туп-туп-туп, топ-топ-топ.

Колонна приблизилась. Впереди шел офицер.

Немцы шли в стальных, поблескивавших под луной шлемах, в черных мундирах, проклейменных эсесовскими шевронами – белые черепа и накрест берцовые кости.

Скрипели их сапоги, пояса, ружейные ремни, и казалось, скрипели опущенные под подбородки ремни крупповских касок.

Колонна прошла: тон-топ-топ.

Часовой снова зашагал возле забора.

Бели этот дом охранялся, значит в нем остановилась важная персона.

Оставив «четыре ветра» наблюдать за солдатом, я осторожно пробрался к неохраняемому черному крылечку.

Сквозь затемненное окно кухни пробивался свет. Я знал, что офицеры устраиваются в парадных комнатах, и тихо постучал в окно.

Через дверь я услышал молодой женский голос:

– Кто там?

– Свои, – тихо ответил я.

– Ты, Петя? – Дверь приоткрылась, и голос радостно и в то же время испуганно зашептал: – Ой, боже ж мий, Петя! Уйди, уйди швидче, Петя. Ой, боже ж мий! У нас на квартире офицер.

– Дома он?

– Нема, зараз ушел. – Женщина, видимо, поняла свою ошибку. – Да кто это вы такой? Вы не Петя!..

– Откройте, – тихо попросил я: – мы русские, красноармейцы.

Двери полураскрылись, и на пороге появилась девушка с нерасплетенной косой, лежавшей по обнаженному белому плечу, со скрещенными на груди смуглыми руками. На безымянном пальце правой руки светлело наивное серебряное колечко, в мочках ушей виднелись дешевые сережки.

Я коротко объяснил девушке, что нас интересует. Она близко наклонилась ко мне и, обжигая меня своим дыханием, рассказывала, где стоят зенитные пулеметы и орудия, сколько вчера и сегодня прибыло немецких машин и какие на них были нарисованы поразившие ее знаки. Она многое узнала, разыскивая своего Петю, пропавшего сразу же с приходом немцев.