Капля воды - крупица золота

— Ясно, ясно, Аннам. Да, как матушка-то твоя чувствует себя на новом месте?

Аннам чуть оживился:

— Не поверите, Бабалы-ага, ну, как дома!.. Хлопот у нее прибавилось, а она и рада: семья, говорит, у меня теперь большая.

— Об ауле-то не скучает?

— Некогда ей. С девушкой одной подружилась. Есть у нас девушка из Белоруссии Марина, — Аннам покраснел. — Ну, они и держатся вместе, как наседка с цыпленком. Послушали бы вы, как они дружка с дружкой разговаривают — помрешь со смеху!.. Мать — все жестами, жестами. А Марина учит наш язык…

— Хорошая девушка?

Аннаму показалось, что Бабалы смотрит на него с подозрением, он смутился еще больше:

— Хорошая…

— Ну, вот что, Аннам. Что случилось, то случилось. Если ты чувствуешь за собой вину, то выход у тебя один: все сделать, чтобы загладить ее. Бегством ты от собственной совести не спасешься. Подумай о матери, о своих товарищах!.. Они, наверно, с ног сбились, разыскивая тебя. И Мухаммед места себе не находит, уж я-то его хорошо знаю. И винит во воем не тебя — а себя! Уж наверняка казнится, что недоглядел за своим учеником. О Бостан-эдже уж не говорю — поди, извелась вся. Ведь мать!.. Да, как девушку-то зовут?

— Марина…

— Тоже, верно, беспокоится… Да и Бостан-эдже ее теребит, не дает ни сесть, ни встать: что-то с моим сыночком, куда он подевался, бедняжка?.. А бедняжка вон что задумал: бросить всех, из родного дома в чужой податься! Разве это дело, Аннам? Разве поступают так настоящие джигиты? Мой тебе совет… Да нет, братец, просто я тебе приказываю: тотчас же возвращайся в бригаду. И уж сделай как-нибудь так, чтобы не подумали, будто ты сбежал. Скажи так: решил, мол, доложить об аварии начальнику строительства, поскольку он земляк мой. Не то, конечно… Ну, да ничего, сойдет. Передавай всем привет от меня. Ясно?

— Угу.

— Тогда, как говорится, приступай к исполнению.

Распрощавшись с Аннамом, Бабалы приоткрыл дверь и попросил секретаря:

— Больше ко мне никого не пускайте, я занят.

Он снова начал перебирать бумаги, и вскоре на глаза ему попался конверт, адрес на котором был выведен таким знакомым почерком… Сердце у Бабалы замерло. Письмо от Аджап!.. Он торопливо вскрыл конверт, достал письмо. Первые строчки, дышавшие нежностью, заставили его расплыться в блаженной улыбке. И вдруг он насторожился, как пугливый конь, почуявший опасность. «А с назначением все осталось по-старому, — заключала свое письмо Аджап, — Я уже получила путевку и завтра выезжаю в Карамет-Нияз. Желаю тебе здоровья и успехов, твоя Аджап».

Листок с горькими этими строчками выскользнул из пальцев Бабалы и черной птицей опустился на стол…

Глава двадцатая

БОСТАН В РАЗДУМЬЕ

Она налетела с такой силой, окутав все густой тьмой, что казалось — наступил конец света.

Трудно было разобрать: день сейчас или ночь, с земли вздымается проклятая пыль или мутными потоками низвергается с неба. Пыль скрыла солнце, заполнила собой все пространство от неба до земли, от горизонта до горизонта.

Бостан-эдже, собрав посуду, несла ее в вагончик, ветер толкал ее в спину, она бормотала по привычке: «Уймись, небо, минуй нас, беда!.. Ох, прогневили мы, видно, бога!» Она казалась самой себе маленькой, слабой, беспомощной перед грозной, могучей стихией. И хоть понимала, что не унять ей бури мольбами и уговорами, но все продолжала просить: «Минуй нас, беда!»

А бригада — работала.

Как ни ярилась буря, она не в силах была помешать экскаваторам грызть пустыню.

Правда, экскаваторщики ничего не видели перед собой, не видели, куда опускается ковш, где и как высыпается захваченный им грунт. Они лишь чувствовали, угадывали движение стрелы и ковша и действовали, полагаясь на интуицию и на свои руки, привыкшие к точности и определенному порядку совершаемых операций.

Пожалуй, тяжелее всех приходилось Аннаму. Он еще не свыкся с экскаватором и не выработал в себе той механичности, при которой можно работать даже с закрытыми глазами. Мухаммед учил его, что механизатор должен отдаваться своему делу всем существом, в управлении такой сложной машиной, как экскаватор, принимает участие все: ноги, руки, глаза, мозг… Глаза сейчас были вроде и ни к чему: как Аннам ни напрягал зрение, он не мог различить ни ковша, ни котлована, из которого выбирался грунт, ни насыпи, к которой следовало его нести… Но зато он прилагал все усилия, чтобы команды его рук, ног, мозга были четкими и точными, и экскаватор подчинялся ему.

Разошедшаяся буря проникала в кабину. Песчинки били по лицу, как мелкая дробь. Но Аннам словно и не замечал их, захваченный азартом борьбы с пустыней, азартом работы.

Саша, отгребавший от экскаватора песок, нанесенный бурей, стараясь подбодрить товарища, крикнул:

— Как дела, Аннам?!

Ответ Аннама, голос которого заглушал сильный ветер, долетел словно из глубокого колодца:

— Держусь!.. Только из-за пыли не видно ни черта.

Слова эти услышал Мухаммед, подошедший к Саше. Засмеявшись, он громко воскликнул:

— Ай, Аннам, ты хочешь сказать: упасть-то, мол, я не упал, да вот не найду никак, где миска валяется.

— Я уж нападался, бригадир!.. От этих падений спина у меня стальной сделалась!

— Слезай-ка, братец, отдохни малость. Я тебя подменю.

— Я пока не устал, бригадир!

— А не устал, так пойди помоги Бостан-эдже,

— У нее есть помощница,

— Есть, говоришь? — Мухаммед подмигнул Саше. — Ты, кстати, когда ее видел-то?

— Кого?

— Марину, кого же еще.

— Ну, утром.

— Утром?! — присвистнул Мухаммед. — Так с тех пор ее поминай как звали! Она уже трясется на вагонной полке.

Аннам остановил экскаватор и спустился на землю. Из-под толстого слоя пыли на Мухаммеда смотрели горячие, испуганные глаза:

— Ты хочешь сказать… она уехала?

— Ну да. Собрала вещички и укатила домой. Да что с тобой, Аннам?.. Чего ты на меня так уставился?

Аннам, ничего не ответив, как-то устало махнул рукой и, шагнув к песчаному холмику, уселся на нём.

Неожиданно начал накрапывать редкий дождик. Мухаммед, усмешливо переглянувшись с Сашей, полез в кабину экскаватора и запустил мотор. А Аннам, упершись неподвижным взглядом в землю, погрузился в невеселые раздумья С чего же это вдруг Марина уехала? Еще вчера вечером она говорила ему: «Мой дом теперь здесь, Аннам. Привыкла я к ребятам, к тетушке Бостан… Как я вас могла бы оставить?» Вай, женщина и лису может научить хитрости!.. Нельзя верить ее словам, они тают в воздухе без следа!.. А может, произошло что-нибудь серьезное? Мухаммед ее обидел?! Или мать, опасаясь, что Аннам женится на русской, наговорила ей бог весть что? Или дома у нее что случилось, и ее оповестили об этом телеграммой?

Пока Аннам ломал голову над причинами поспешного отъезда Марины, кто-то, подойдя сзади, закрыл ему глаза крепкими, сильными ладонями.

Не меняя позы, Аннам сердито сказал:

— Отстань, Саша! Не до шуток мне.

Ладони чуть дрогнули. «Саша», однако, не спешил их убрать. Аннам, вскипая, повторил:

— Слышишь, отстань!..

Он схватил шутника за руки и порывисто поднялся с места.

— Марина!.. Это ты?

— А кому ж еще быть? Ты-то почему сидел такой унылый, как казанская сирота?

— Так ты… не уехала?

Марина пожала плечами:

— Я и не думала никуда уезжать.

До Аннама донесся веселый хохот Мухаммеда. Догадавшись, что его разыграли, парень погрозил ему кулаком:

— Ух, Мухаммед-ага!.. Нашел время забавляться!

Дождь припустил пуще. Он словно схватился в могучем единоборстве с пылью, все еще носившейся в воздухе, навалился на нее, прижимая к земле.

Марина и Аннам, вмиг вымокшие, обнявшись, помчались к вагончику.

Увидев их, Бостан-эдже всплеснула руками:

— Бай, детки, промокли-то как!.. Ну-ка, переоденьтесь быстренько!