За синей птицей

Так прошло несколько секунд. Марине показалось — час.

Птенчик молчал. Марина тоже. Наконец это ей надоело.

— Ну что? — спросила она и насторожилась.

Вошедший кашлянул, но промолчал.

— Вы что — простудились? — Марине стало досадно и смешно: он, кажется, боится к ней приблизиться. Вот так бандюга со зверским лицом! — Вы вообще-то намерены разговаривать или будете молчать?

— Значит, вы пришли? — Голос его звучал глухо. Это было уже ни на что не похоже.

— Что за дурацкий вопрос? Разве вы не видите, что я — здесь?

Вот так поклонник! Тот самый, с бритвой между пальцев! Интересно, что будет дальше? Должен же он, в конце концов, начинать свои объяснения в любви?

Но Птенчик не двигался с места и молчал.

— Послушайте, вы что — только и умеете безграмотные записки писать? Тогда я пойду, мне здесь нечего делать.

Из темноты послышался шорох, покашливание, и хрипловатый голос спросил:

— Говорят, вы москвичка?

— Ну, москвичка, — недоумевая ответила Марина.

— Я тоже москвич. — В темноте вздохнули. — На обувной фабрике работал. — Он помолчал. — А что, в Москве часто бомбежки бывают?

— Я больше года, как из Москвы, — сухо ответила Марина.

— Тоже, значит, мучаетесь здесь?

Марина пожала плечами.

— Послушайте, — сказала она, — вы правда Птенчик?

Собеседник переступил с ноги на ногу. Марина сделала шаг в сторону, споткнулась о какую-то доску и чуть не упала. Его крепкая рука подхватила ее.

— Зашиблись? — тревожно спросил Птенчик, — Тут, знаете, всякого хламу понавалено.

Марина рассмеялась. Он отпустил ее руку.

— Зачем вы написали мне эту глупую записку? Вас как зовут? Алеша?

— Ну да… Алексеем… Медведев…

— Так о чем вы, Алеша, думали, когда передавали Гусевой свое дурацкое любовное послание? Вы что — действительно влюбились в меня?

Она стояла близко от него, ощущала горьковатый запах сапожной кожи, и это почему-то успокаивало ее и внушало доверие к Алеше.

— Влюбился?.. — В голосе Алеши послышались тревожные нотки. — Да нет, извините, не могу я в вас влюбиться… У меня жена на воле… Ждет…

— Но, боже мой, да ведь вы сами писали, что потеряли покой и все такое! И еще обещались какую-то «хану» сделать.

— Это меня Мишанька натырил, — угрюмо произнес Алешка после некоторой паузы. — Ты, говорит, должен ее в сушилку позвать.

— Зачем?

— Подлец он потому что и сукин сын! — Голос Птенчика приобрел другое звучание, он уже не хрипел, и не было в нем прежних неуверенных ноток. — Подлец он! — с силой повторил Алеша. — Говорит — все равно опозорю. Раз, говорит, со мной не хотела, так пусть хоть на тебя начальство подумает… — Он замялся. Марина поняла, и щеки ее вспыхнули от оскорбления.

— Но как же вы смели допустить мысль, что я…

— Ничего я, девушка, не допускал, никаких плохих мыслей, — мягко ответил Алеша и сделал движение к ней. — Напрасно вы обижаетесь. Что же я, не понимал, кто вы сами из себя? Понимал. Это вы здесь никого не знаете и около мужского барака даже никогда не были, а мы вас знаем. Вы от всех других сильно отличаетесь… Землячка вы моя, — грустно и ласково закончил он.

— Так зачем же писали эту записку? Зачем угрожали мне?

Он помолчал, потом неохотно ответил:

— Не я писал. Это Мишанька писал. Говорит: пусть придет в сушилку, а я дежурняку шепну… Ну, это чтобы вас здесь со мной застали…

— Ох и гад же он ползучий! — раздался голос Маши. — Ну да получит он свое!

— Кто это? — оторопело воскликнул Алеша.

— Ты не ктокай! — грубо отозвалась Маша. — Скажи лучше по-хорошему — зачем на подлость пошел? Тебе-то какая выгода?

Марине стало жаль своего земляка. Ей казалось, что его втянули в какое-то грязное дело, и, может быть, помимо его воли и желания.

— Это — Маша, моя помощница, — сказала она. — Не бойтесь.

— А я и не боюсь, — ответил он. — Я просто думал — тут никого нет.

— Правда, Алеша, — как можно мягче сказала Марина, — зачем вы послушались этого Мишаньку? Ведь могли бы и отказаться.

Он молчал.

— Что воды в рот набрал? Сумел делать — сумей отвечать, — опять вмешалась Маша.

— Отвечу… — мрачно сказал он. — Набью ему морду, а потом и отвечу…

— Но все-таки, — настойчиво повторила Марина, — зачем вам это все было нужно?

— В карты мы с ним играли… Ну, и проиграл я…

— Эх ты, птичка-синичка! — вздохнула Маша. — С кем связался в карты играть, дурак! Обоим вам надо было бы морду набить, чтобы запомнили, что такое туз пик. А тебе — особенно.

— Ты, девушка, поосторожнее, — глухо проговорил Алеша. — Моя морда еще бита не была. А что дурак, — спокойнее произнес он, — то уж точно — дурак.

— Знала бы я, что Алешка Медведев в Леху Птенчика превратился, — ох и разыграла бы я тебя. Всю бы жизнь помнил, — сказала Маша.

— А вы, значит, меня знаете? — оживился Алеша, обращаясь к Маше.

Она хмыкнула:

— Еще бы не знать! Вас тут всего-то штук пятнадцать. Наперечет знаем…

— Что же это вы мужчин на штуки считаете? — обиделся Алеша.

— А на что вас считать? Да и какие вы здесь мужчины? Так, одна лишь видимость. Убрал бы вас отсюда капитан — воздух бы очистил…

— Что это вы так на нашего брата? Неужто никакой с нас пользы здесь нет?

— Польза! Мы и без вас справимся — к сапогу подметку и я присобачу, а уж на повале сто очков вперед любому дам. На фронт вас всех надо: гранату в руки — и давай бей фрицев!

— Да что ты, Маша, к нему придираешься? Разве он не рад был бы на фронт пойти? Не обращайте на нее внимания, Алеша, она просто так, не со зла…

Алеша вздохнул:

— Понимаю… Какое может быть зло? Правильно она говорит — нам бы на фронт. Я вот слышал, — вдруг оживился он, — говорили тут ребята, будто берут нашего брата на фронт, у кого статья легкая и вообще поведение хорошее. Надо, говорят, заявление начальнику писать, что, мол, желаю искупить свою вину…

— Тебя, Птенчик, на фронт не возьмут — у тебя поведение плохое, — насмешливо сказала Маша. — В карты играешь, девушкам любовные записочки подкидываешь.

— Вы все смеетесь, — печально произнес Алеша, — а мне и без того хоть в петлю лезь…

— Поживешь еще, какие твои годы! Ну, однако, пора и расходиться. Познакомились, потолковали — и ладно. А ты вот что, Птенчик, скажи своему партнеру по картишкам, что, если еще полезет к ней, пусть на себя пеняет. Передай, что Маша Соловей ему пламенный привет прислала… Он там нахватался верхушек среди блатных, так, может, поймет с полслова. А сам ты наперед думай, прежде чем за карты хвататься. Это ты еще дешево отделался… А ведь мог и что другое проиграть…

Алеша ничего не ответил, только тяжело вздохнул.

— Как теперь перед ним отчитываться будешь? Ведь не прошел у него номер с дежурной? Поумнее его нашлись. Скажи ему, что не только Маша Соловей, а сам комендант Свистунов Иван Васильевич шлет привет да советует, чтобы он потихоньку свои вещички собирал. Так и передай. Попадет на мужской лагпункт, там ему блатари напомнят, как свободу любить. Пошли, бригадир! А ты подожди немного, потом пойдешь. Мужчина!..

Марина протянула руку Алеше:

— Ну, до свиданья… Я на вас не обижаюсь. Только Маша вам правду сказала: не связывайтесь больше с этим Мишанькой.

— Я ему морду набью, — упрямо проговорил Алеша и неловко пожал жесткими пальцами руку Марине.

— Ну и насидишься в кондее. Какой герой, тоже мне! Морду набить — это и она вот не хуже тебя умеет. А с блатными не связывайся. Не к чему тебе это. Понял? — В голосе Маши прозвучали доброжелательные нотки, и, кажется, именно это особенно подействовало на Алешу.

— Эх, да как же все неладно получилось! — с отчаянием воскликнул он. — Обождите, девчата! Вы хоть, может, и не поверите мне, но, ей-богу, ничего у меня дурного в голове не было! Я потому и пошел, чтоб с землячкой поговорить, про Москву спросить! Вы приходите в сапожку, я вам хоть какие тапочки сошью, чтоб на память…

Маша рассмеялась: