Замужество Татьяны Беловой

К их спору присоединились, другие, и в комнате становилось все шумнее. Стол был богатый, обильно уставленный едой и вином. Пища простая, сытная, не деликатесы, как у Локотовых. Но все очень вкусное: Полина Ивановна любила и умела готовить. Мне очень понравились грибы, и я все подкладывала их Олегу. Он ел, улыбался мне с полным ртом и прижимался ласково плечом…

А с того конца стола непрерывно долетал беззлобно-насмешливый голос Николая Ильича:

— Вот, слава богу, детей-внуков вырастил, хоть на выставку! Ну, Игнаша, краса и гордость наша, и дом у него полная чаша, наливай-угощай гостей, не жалей лаптей!..

Игнат Николаевич, не замечая скрытой иронии в словах отца или не придавая ей значения, по-хозяйски расправив плечи, расставив локти, говорил значительно и неторопливо:

— Мне что нравится у Алексеева?.. Олешка, а Олешка?.. — Он грозил Олегу пальцем, улыбался с радушием уже подвыпившего человека: — Ты еще молодой, ох, молодой!.. — Он будто намекал на что-то. — Но я тебя уважаю! За рабочую хватку уважаю! Вот Пашка наш послабее тебя будет, я как отец говорю!.. Но что я хочу сказать?..

— Про заслуги свои скажи!.. — подзадоривающе кричала с нашего конца стола Лидия Николаевна.

— И скажу! Ты, Коза, знаешь!.. Спасибо, что вы все пришли! И вам спасибо, Филипп Филиппыч! — отдельно сказал он Снигиреву. — Ведь что приятно?.. Мы все работаем вместе, вместе сидим сейчас… Бывает в нашей работе всякое. Ну когда и поругаемся: без этого дело не делается! Но ведь что главное? Все мы работники! Работали, работаем и работать будем, и без этого жить не можем!

Все зашумели, поднялись, выпили. Игнат Николаевич продолжал:

— И я вас всех уважаю! Хоть и разный, конечно, народ, а уважаю! И похвастаюсь, Коза! Вот молодежь подчас с усмешкой на нас поглядывает… А мне, к примеру, до пенсии еще восемь лет, а хоть сейчас уходи!

— Во-во! — не удержавшись, поддакнул Николай Ильич.

Все дружно засмеялись.

— Я не в том смысле, батя! Я уходить с работы не собираюсь! Я о том, что досрочно, так сказать, свою долю общего выполнил. И на работе, и на фронте, и вот в дому! А которые молодые или там неудачники завидуют, так они понимать должны, что это заслужено. Все это — он обвел руками и стол, и гостей, и комнату — заслужено! А, мать?.. — Он поднялся: — Предлагаю здоровье Полины Ивановны!.. Все опять выпили, кто-то захлопал. Я видела, что Анатолий только для вида поднимал свою рюмку, а Вагин пил до дна, и Вера тревожно косилась на него. Олег тоже выпивал все, но почему-то не пьянел, как тогда со Светкой и Костей. Вдруг Лидия Николаевна крикнула:

— Горько!

И все сразу же подхватили. Я подняла голову: смотрели на нас с Олегом. И он радостно, спокойно улыбался мне. Мы поцеловались. Я только подумала: зачем это Лидии Николаевне? Чтобы перед всеми показать наши с Олегом отношения, закрепить их этим? Ведь видела же, наверно, как побледнел Анатолий, как опустила глаза Женя? Полина Ивановна словно поняла, о чей я думаю, и будто в отместку Лидии Николаевне сказала, глядя на Женю и Павла:

— Горько!

Все, конечно, опять подхватили. Павел залился багрянцем от волнения и радости: ни разу еще, наверно, они с Женей не целовались. У Жени лицо стало упрямое, холодное, она повернула его к Павлу, и он неумело поцеловал ее.

Николай Ильич звонко кричал:

— На свадебках погуляем, молодежь? Смотрите!

Мы с Олегом в один голос ответили:

— Обязательно!

И Женя упрямо повторила:

— Обязательно!

Павел держал ее за руку, точно боялся отпустить, себе не верил…

25

Случились эти события уже очень поздно, почти ночью.

Столы давно были отодвинуты в угол; кто танцевал, кто пил чай, часть гостей разошлась, часть мужчин все не могла оторваться от стола с вином и закуской. Я танцевала с Вагиным назло Вере, которая так и не разговаривала со мной. Он крепко держал меня за талию, прижимал к себе, но я не отодвигалась: пусть Вера видит, какой у нее муженек!.. А Вагин шептал мне в ухо:

— Знаете, Танечка, в средние века были такие алхимики. Всю жизнь делали опыты, искали золото — и все впустую!

Я понимала, что он намекал на Олега, но молчала. И видела, что Женя с недоумением и осуждением смотрит на меня. Она неподвижно сидела рядом с Павлом и была какая-то усталая, точно те крики «горько» и поцелуй сломили ее. Мне надоел Вагин. Я остановилась, взяла его за руку, подвела к Вере, сказала:

— Заберите, пожалуйста, от меня вашего мужа. Сладу с ним нет!

Здорово вышло! Женя засмеялась, Вагин прямо-таки онемел от злости, а Вера чуть не заплакала. А я отошла хоть бы что, только все не могла понять: почему сама-то злюсь?.. Огляделась вокруг — Олега нигде не было. И Анатолия тоже. Вышла на балкон. В это время Снигирев, Олег и Анатолий тоже подошли к балкону и, беседуя, расположились в креслах у дверей. Мне было странно видеть Снигирева в домашней обстановке. В лаборатории он всегда был. какой-то замкнутый, недоступный, погруженный в свое, а здесь я вдруг увидела, что он просто старик. Большая, наголо бритая голова его чуть устало клонилась вперед, мохнатые, мужицкие брови казались наклеенными, глубоко запавшие глаза смотрели спокойно и умно. Олег держался свободно, Анатолий сидел настороженный, скованный, будто волновался или ждал чего-то.

— Ну, сеньор, видел я ваш сюрпризик, — весело говорил Снигирев Олегу. — Надеюсь, слово свое помните, как черт на него работаете? — Он кивнул на Анатолия.

— Само собой, — так же весело отвечал Олег, Я заметила, что Анатолий чуть пошевелился в кресле и снова выжидательно замер.

— Теперь у вас, Анатолий, будет именно то, чего не хватало раньше: солидная теоретическая часть.

На этот раз, когда все уже стало ясно, Анатолий все-таки сказал:

— Несправедливо это, Филипп Филиппыч. Вы меня ставите просто в неловкое положение…

— Это он, а не я, — засмеялся Снигирев. — А насчет того, что теория моя устарела и горит, сеньор, так я сам тоже старый волк: не вы, так другой. Жизнь ведь не остановишь, не затормозишь. Да и длительно действующих тормозов для нее придумать нельзя. Некоторые, впрочем, всю жизнь специализируются на изобретении подобных тормозов. Их две категории, этих изобретателей. Одни создают вечный двигатель и тормозят этим. Но самые хитроумные изобретатели тормозов — те, кто вертится около. Около науки, например.

Олег с любопытством слушал, хотел что-то сказать, но его опередил Анатолий:

— А почему вы, Филипп Филиппыч, считаете, что у Олега ничего не получится?

— Почему не получится? У него обязательно получится! Уже сейчас его предложение очень интересно. Даже практически: еще на несколько процентов поднимет производительность. Но из элеваторов, друзья, к сожалению, уже больше ничего нельзя выжать!..

Мне так и хотелось спросить: «А что же вы тогда Олегу сразу не сказали?» Но он негромко, раздумчиво проговорил:

— Он где-то очень недалеко от верного пути. Я имею в виду не элеваторы, это, в сущности, задача детская. Олег очень приблизился к новому и верному пониманию теории сыпучих тел. Но тут ему никто ничего подсказать не может, даже я. Вот если он найдет ее, тогда моя теория сгорит, выражаясь вашим языком. Но и тогда все-таки даст ему дрова и пламя, а?… — И он засмеялся,

Странные люди! Судьба, можно сказать, у человека решается, а они смеются. Анатолию и Снигиреву, конечно, хоть бы что, а вот Олег-то почему радуется?!

— Ну, а вы проворонили девушку, увел он ее от вас? — спросил Снигирев у Анатолия.

Олег засмеялся, хлопнул Анатолия по плечу, тот развел руками: где уж нам уж, дескать!..

— Ничего, ничего, — сказал Снигирев. — Каждому свое. А вот первые шаги в науке никому не уступайте. Ничего нет в жизни слаще, чем процесс исследования и результат его. Как любовь и ребенок. Особенно если это первая любовь и первый ребенок. Ничего не уступайте нам, старикам, кроме места в трамвае!..

Они помолчали. Да, такой учитель Олега научит!..