Курортное приключение
Курортное приключение читать книгу онлайн
«Курортное приключение» – повесть о тяжело больном человеке, сильном, но не сломленном ни болезнью, ни серией жизненных крахов. При всем драматизме сюжета в повести ясно обозначен главный «водораздел», по обе стороны которого оказываются те или иные герои повести: между рваческим, хищническим, с одной стороны, и бескорыстным, творческим отношением к жизни – с другой.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
«Ну прямо гадючка, – подумал Холин. – Такая юркая симпатичная гадючка. Не хватает только тонкого длинного язычка».
В этот момент, словно прочитав его мысли, девушка высунула маленький розовый язычок и облизнула им пересохшие зубы.
Автомат замолк.
– Пятак! У кого есть пятак? – закричала девушка.
Компания стала шумно рыться в карманах, сумочках. Больше ни у кого пятаков не было. Кончились пятаки и у буфетчицы – видно, компания веселилась уже давно.
Девушка-змейка подбежала к Холину, дурачась, сделала книксен, протянула руку, пропела жалобным голосом:
– Дядечка, подай, Христа ради, пятачок!
Холин сунул руку в карман, вытащил горсть мелочи.
– Выбирайте, – протянул он ладонь змейке.
Она стала деловито копаться в ладони. Вблизи он получше рассмотрел ее. Лицо узкое, смуглое, вроде бы цыганское, но не цыганское; нос с горбинкой, как у гречанки, рот чувственный, большой, громадные черные пристальные глаза. Глаза такие пристальные, властные, словно девушка-змейка задалась целью согнуть его взглядом до пола, поставить на колени, лишить воли, посмеяться и бросить. Волосы горят тусклым черным пламенем. Было в ней что-то отталкивающее, вернее, непривычное; таких женщин Холин опасался, ибо не знал, что можно от них ожидать, и в то же время она влекла, манила, притягивала.
Она выбрала три пятака, вцепилась в него взглядом, стала медленно водить головой вправо-влево, и Холин с удивлением заметил, что тоже качает головой вправо-влево. Так длилось некоторое время, потом она отвела глаза, усмехнулась, тряхнула черным пламенем, объявшем ее плечи.
– Жалко, дяденька?
Холин стряхнул наваждение, заставил себя тоже усмехнуться:
– Для вас нет, тетенька.
– На вот тебе монетку.
Змейка подняла черный свитер, сунула руку в задний карман джинсов и вытащила двадцать копеек.
– Я дарю эти три танца вам, – сказал Холин.
– Какой щедрый, дядечка.
Сзади подошел лохматый парень без ягодиц, потянул змейку за руку:
– Достала? Пошли, люди ждут.
Девушка-змейка резко оттолкнула его:
– Разве ты не видишь, что я разговариваю? Такой щедрый дядечка попался. Дал мне три пятака. Один пятак мы с тобой протанцуем, правда, дядечка? Сеня, иди заводи машину.
Она высыпала монеты в ладонь лохматика, и тот покорно ушел. Грянула быстрая расхлябанная мелодия. Несколько хриплых голосов запели, стараясь заглушить друг друга гитарами.
– Пошли, дядечка!
– Я не умею…
– Пошли, пошли, не ломайся, дядечка. Научу. Делай, как я. Делай вместе со мной. Делай лучше меня.
Компания уже танцевала, опять образовав круг, только теперь пары стояли друг против друга и отчаянно вихлялись и размахивали руками, словно боксировали.
Змейка-гадючка заложила руки за голову, полуприкрыла глаза и стала извиваться в такт мелодии. Холин потоптался возле нее, но девушка, казалось, забыла о его присутствии, и Николай Егорович вышел из круга. Никто не обратил на это внимания, только лохматик без ягодиц проводил его прищуренным недобрым взглядом.
«Сейчас она проговорится, сколько мне жить, – подумал Холин. – Обязательно проговорится».
Холин вернулся в обеденный зал. Антонина Петровна оживленно разговаривала с толстяком, подавшимся к ней всем своим мощным туловищем с соседнего стола. Толстяк был красен, на его голове поблескивала лысина, хотя он был еще довольно молод, черный пиджак плотно обтягивал богатырские плечи; под правой подмышкой рукав лопнул, и были видны белые нитки. Перед толстяком стояла тарелка, заваленная горой шашлыков на шампурах, и возвышалась наполовину опустошенная бутылка венгерского коньяка «MATRA» емкостью 0,75 литра.
– Если бы он не прорвался на штрафную площадку… – говорил толстяк.
– Даже если бы он не прорвался, то все равно бы гол, – отвечала Антонина Петровна. – У семерки была исключительно выгодная позиция.
Увидев Холина, толстяк поскучнел, отвернулся, налил себе рюмку, хлопнул единым духом и стал методично жевать шашлык.
– Вы увлекаетесь футболом? – спросил Холин.
– Да. Вместо валерианки. Футбол почему-то меня успокаивает. Я думаю: к черту все неприятности, ведь существует футбол. Игрушка для всех. А раз люди любят играть, как дети, значит, они не такие уж плохие. От этой мысли мне становится легче, я успокаиваюсь и отлично сплю. Жаль только, не каждый вечер показывают футбол. А вы где бродили?
– Я танцевал.
– Вот как… Странно вы себя ведете. Назначили девушке свидание, а сами бросили ее и ушли танцевать.
– Так сложились обстоятельства, но вы тоже не теряли времени даром. Этот толстяк влюбился в вас по уши. Чувствует мое бедное сердце – быть драке.
– Толстяки не дерутся. Они смирные, как тюлени. Он будет плакать.
– Это еще хуже. Ну что, забудем инцидент и продолжим нашу исповедь?
– Да, забудем и продолжим…
– Ваша очередь.
– Дайте сосредоточиться… Налейте капельку… Такое вкусное шампанское…
Он налил ей полный бокал. Она отпила половину, тряхнула головой.
– Чертов толстяк, все мысли перепутал своим футболом.
– Захотелось спать?
– Какое-то умиротворенное состояние. В глазах мельтешат голова-ноги, голова-ноги…
– Это от шампанского.
– Возможно. Давайте начнем с первого впечатления.
– Давайте.
– Сижу, читаю историю болезни. История, прямо сказать, невеселая. Это у меня первый сорокалетний инфаркт. Думаю, какой он из себя, этот сорокалетний инфаркт. Мысленно рисую себе раздавленного горем молодого мужчину: спина сгорблена, плечи обвисли, волосы поседели, глаза потухли. С первого момента, чуть ли не плача, заглядывает в глаза: «Я буду жить? Доктор, только честно, сколько мне осталось?» Почти все себя так держат, правда, сейчас идут в основном пятидесятилетние. Начинаешь утешать, просить успокоиться, но они еще больше волнуются, что-то подозревают, просят показать кардиограмму, рассматривают зубчики… Уходят сумрачные, неудовлетворенные и тем сами сокращают себе жизнь.
И вот входите вы. Уверенность в движениях, во взгляде, чувство юмора. Вы знаете – то, что вы шутили, меня поразило и обрадовало больше всего. И еще желание жить. Было сразу видно, что вы хотите жить, цепляетесь за все, что вам поможет: за стул, за дерево, за цветок. Как вы уцепились за меня! Вы прямо с ходу распустили хвост, я даже растерялась от такого неожиданного напора, даже уронила карандаш – помните?
– Еще бы. Не каждый день врач от смущения роняет карандаш.
– Да… Только не насмехайтесь… Вы ухватились за меня. Если бы была другая, то ухватились за нее.
– За другую бы не ухватился.
– Будет врать… Еще как… Но я вас не осуждаю. Наоборот, когда вы ушли, я долго думала о вас. Я знала, что вы выздоровеете и будете жить…
– Сколько? – спросил Холин.
– Это зависит от вас. Сколько захотите. Сколько сможете. Мой долг вам помочь.
– Поэтому вы и пришли на свидание?
– Нет… Я пришла не к больному, а к вам, здоровому, доброму насмешнику. Наверно, мне нельзя было это делать…
– Почему?
– Я же невеста. Скоро выхожу замуж…
– Тем более. Надо погулять напоследок. Все невесты гуляют напоследок.
Толстяк жевал шашлык и прислушивался. Холин по спине видел, что он прислушивался. У него была очень внимательная спина.
– Теперь это неважно. Раз пришла, то пришла… Значит, на то у меня были свои причины…
– Это связано с женихом?
– Может быть…
– Я оказался лучше его?
– Какая наглость!
– Лучше? Но только честно.
– В какой-то степени… В данный момент…
– Он вас раздражает?
– Иногда.
– Сегодня раздражал?
– Раздражал… Хотя его и нет рядом.
– Ревнует, что ли?
– Еще как. Когда приезжает, стоит мне только выйти из комнаты, он сейчас же обыскивает комнату.
– Ищет любовника?
– Улики.
– И находит?
– До сегодняшнего дня не находил. У него еще есть нехорошая привычка. Приезжает в будни, идет в корпус, садится в очередь ко мне в кабинет и слушает, что больные говорят обо мне.