Суворовцы

Да, история — захватывающе интересный предмет. Вот несколько характерных выдержек из дневника наблюдений преподавателя Изюмского:

«Как бы тяжело ни было на сердце, стоит зайти в класс — и куда все денется! Пытливые задорные глаза, едва сдерживаемая энергия.

На передней парте сидит воспитанник Селецкий. Умный взгляд серых глаз, ямочки на щеках. Перед уроком он говорит мне таинственно-доверительно:

— Древние римляне не додумались сделать катапульт автоматическим, а ведь стоило только приделать вот здесь крючок. — И он из-за спины вытаскивает макет катапульта, сооруженный из сложной системы палочек, жестянок, ниточек.

Другой притаскивает в класс целое средневековое войско, сделанное из желудей и воска. Где они достают все это — никто не ведает.

…На окне класса, между двумя рамами — выставка макетов: осадная лестница, мортира из глины, лодка викингов. Подводят меня к окну и ждут: похвалю ли?

…Подходит воспитанник Головин и докладывает:

— Товарищ старший лейтенант, послезавтра день рождения комсомола, а у меня по истории „четыре“. Прошу спросить меня еще раз, чтобы я мог подтянуться».

Настоящий суворовец

Я упомянул о наказании, которому старший лейтенант Петров подверг воспитанника Ш. Конечно, наказание далеко не основное средство воспитания в Суворовском училище. Но оно существует, и тот не настоящий суворовец, кто принимает его с ропотом. «Суворовские школы, — пишет автор известных мемуаров „50 лет в строю“ генерал-лейтенант Игнатьев, — строятся по образцу кадетских корпусов именно потому, что основной их задачей является воспитание, а в отношении некоторых ребят и перевоспитание, искоренение всякой грубости в обращении и борьба с матерью всех пороков — ложью и неправдой. Бодро и прямо в глаза смотрели мы, кадеты, в глаза начальнику, и, провинившись, не роптали на наложенные дисциплинарные взыскания. Мы переносили их, как подобает настоящему солдату».

Интересный случай рассказал мне офицер-воспитатель старший лейтенант Баталов.

Время от времени офицеры осматривают тумбочки своих воспитанников: нет ли там лишних вещей. Однажды, Баталов обнаружил в тумбочке К. два куска туалетного мыла и несколько обмылков. Мыло, за исключением одного куска, было сдано старшине, а К. офицер сказал, что туалетного мыла достаточно иметь один кусок и накапливать его незачем.

Спустя немного времени К. явился к старшине и доложил, что кусок мыла, лежавший у него в тумбочке, «пропал». Конечно, старшина выдал К. другой кусок. Каково же было огорчение офицера-воспитателя, когда он узнал, что «пропавшее» мыло припрятал сам К.

Кто такой К? Это один из образцовых воспитанников. Он комсомолец, за отличную успеваемость награжден грамотой ЦК ВЛКСМ, поведение его безукоризненное. И вот такой случай. Конечно, К. не украл мыло, он его «сэкономил». Воспитанному в своей станице в духе большой домовитости, ему очень хотелось привезти на каникулах матери этот розовый ароматный подарок. Но К. солгал, а суворовец лгать не должен. Воспитание у будущих офицеров чистосердечия и правдивости — одна из важнейших задач Суворовских училищ. Как поступить офицеру-воспитателю? С одной стороны, он обязан был К. наказать. «В случае оплошности взыскивать и без наказания не оставлять, понеже ничто так людей ко злу не приводит, как слабая команда», — говорил Суворов. Но ведь К. — отличный мальчик и провинился впервые. После размышлений, офицер решил о поступке К. сообщить его матери. И вот мальчик, узнав об этом, померк, потух. Прежняя радость жизни, с какой он все делал, угасла. Вскоре он совершил и другой проступок, и когда офицер наказал его и за это, К. откровенно признался, что считает себя обиженным, поэтому и ведет себя плохо.

— Ну, и что же, — спросил я, — так а нем это чувство обиды и осталось?

Баталов горделиво улыбнулся.

— Он и учится и ведет себя даже лучше, чем до этого случая. Ведь офицер-воспитатель есть второй отец. И как отец, я не только наказываю, но и нахожу путь к сердцу моих воспитанников. Я душевно побеседовал с К., и чувство обиды в нем растаяло. Теперь я могу с уверенностью сказать: он настоящий суворовец.

Первое качество воина

Глубоко сознательно повинуется солдат, повинуется офицер. И это качество в Суворовском училище воспитывают настойчиво, повседневно.

Однажды, во время урока, преподаватель математики, старший лейтенант Совайленко, приказал воспитаннику Т. выйти из-за парты и стать у двери. Это было наказание за систематическое подсказывание. Т., отличавшийся болезненным самолюбием, встал, но из-за парты не вышел. Преподаватель повторил приказание. Но тот не двинулся с места. Тогда офицер сказал:

— Вы совершили дурной поступок и должны понести наказание. Но вы моего приказа не выполняете и тем усиливаете свою вину.

Т. попрежнему оставался за партой, упорно не желая подчиниться.

— Воспитанник Т., — сказал преподаватель, — вы готовитесь стать офицером. Как офицер вы будете повелевать. А Суворов, чье высокое имя вы носите, говорил: «Научись повиноваться, прежде чем будешь повелевать другими». Великий полководец и ученик Суворова — Кутузов, повторял: «Беспрекословное повиновение начальникам есть душа воинской службы». На этом строятся отношения в нашем училище между воспитанниками и их начальниками. Вы отказываетесь признать это правило, этим самым вы самовольно освобождаете себя от своих обязанностей. Раз это так — я не могу считать вас своим воспитанником.

С этого времени преподаватель перестал вызывать Т. к доске, не проверял его тетрадей, не спрашивал его, когда он поднимал руку. Чем дальше, тем сильнее смущало это Т. Не были на его стороне и товарищи. «Зачем ты упрямишься? — говорили они ему. — Ведь ты же неправ».

Мальчик глубоко задумался над своим поступком. Однажды он сказал во время урока:

— Товарищ лейтенант, не сердитесь на меня!

— Я не сержусь на вас, — ласково ответил преподаватель. — Я очень, очень хочу, чтобы у меня с вами были такие же отношения, как и со всеми воспитанниками.

Тогда Т. сказал:

— Товарищ лейтенант, разрешите выполнить ваше приказание.

И, выйдя из-за парты, стал у двери.

В туалетной комнате

Мальчики, которым в семье прививалась любовь к опрятности, приняли в Суворовском училище режим чистоплотности без усилий и даже с удовольствием. Пробежать в туалетную комнату, сделать там холодное обтирание и долго потом чувствовать, как разливается по телу теплота — какое это наслаждение! Грязная обувь — что замусоренный пол: как бы чисты стены ни были, а комната выглядит грязной. Зато какое удовольствие ходить в начищенных, тускло поблескивающих ботинках: хоть танцуй в них на зеркальном паркете. Если мальчик не почистит утром зубы и по этому поводу целый день испытывает беспокойное чувство — значит, привычка быть всегда чистым и свежим стала для него второй натурой.

Но второй натурой может стать и совсем другая привычка: не замечать грязи, ходить всегда растрепанным. И, надо сказать, в числе мальчиков, прибывших в Суворовское училище, были и такие.

— Вы видели в моем отделении воспитанника с светлоголубыми глазами и с длинными ресницами? — сказал мне офицер-воспитатель, старший лейтенант Маняк. — Можете представить, я его раньше только по этим глазам и узнавал, — такой он был всегда перепачканный. Ботинки в грязи, гимнастерка в мелу, лицо чуть ли не в саже. Даже непонятно, как и где он так измазывался. Казалось, что чистота была ему прямо ненавистна. Если преподаватель говорил ему: «Воспитанник Д., выйдите из класса, приведите себя и порядок и потом возвращайтесь», то он принимался хныкать, ворчать, на что-то жаловаться. Если преподаватель настаивал, тот вступал с ним в пререкания. Из класса приходилось выводить его чуть ли не силой.

Я заметил, что он любит кино до страсти. Однажды, когда воспитанники построились, чтобы итти смотреть «Чапаева» (дело было вечером, в субботу), я вызвал Д. из строя, сказал ему, чтобы он взял полотенце, щетки, крем и шел за мной. Мы прошли в туалетную комнату. Там я приказал ему привести себя в безупречный порядок, а сам сел на табурет и стал читать книгу. Он вздыхал, ворчал, плакал, обещал быть всегда аккуратным, лишь бы только я его сейчас отпустил в кино, но я оставался глух ко всем его причитаниям. Потеряв надежду умолить меня, он, роняя слезы на щетку, стал начищатъ ботинки. Отпустил я его лишь тогда, когда он принял вполне приличный вид. К счастью Д., сеанс еще не кончился, и мальчик успел насладиться великолепным зрелищем чапаевской атаки.