Откровенные тетради

Он разжал губы. Голос был спокойный.

— Можно узнать, сколько вам лет?

— Мне? А в чем дело? Впрочем, пожалуйста. Сорок два.

Он прищурился, что-то соображая…

— Зачем вам понадобился мой возраст? Хотите записать меня в свою коллекцию анахронизмов?

— Нет. Подсчитываю, сколько мне осталось до старости. Не так много. Двадцать пять лет.

Вслед за ним я мысленно вычел из сорока двух семнадцать…

— Ах, черт возьми! Это вы меня в старики записали? На каком, интересно знать, основании? Ну-ка выкладывайте.

— Пожалуйста. Вы даете мудрые советы. Раз! Вы все учли. Два! Даже северный коэффициент не забыли. Три! Рассчитали все как на счетах. Нотацию прочитали — будь здоров! Спасибо. Только я вашими советами не воспользуюсь.

— И зря! Зря!

— Нет, не зря. Я тоже могу надавать вам советов.

— Вы? Мне? Это любопытно.

— Уйдите из конторы, возьмите ружье, постройте зимовье в тайге, наберите книг и живите!

— Ну, спасибо за такой совет! — Я невольно рассмеялся.

— Не нравится?

— Ни в коей мере. Нелепо, глупо и бессмысленно.

— Рассудочно и меркантильно! Это я про ваш совет. Знаете, сколько я их выслушал в школе? Биллион! Два биллиона! Я могу отключить свой мозг и жить по подсказкам. И все будет о’кэй.

— Мозг? Есть ли он? Вот в чем вопрос.

Кротов мгновенно напрягся, побледнел.

— Это что, юмор?

— Ладно, ладно, — перепугался я, — прошу прощения. И все-таки должен сказать тебе, мудрец, что у тебя довольно путаная философия. Ничего, что я на «ты»?

— Не возражаю.

— Благодарю. — Я хмыкнул. — Тебе такого разрешения, разумеется, не даю.

— Понятно.

— Можешь перейти со мной на «ты», когда станешь знаменитым романистом. Чего улыбаешься? Черный юмор?

— Да нет, ничего… сносно.

— Нахал ты все-таки.

— В меру.

— Какое уж там в меру! Если ты хоть на десять процентов оправдаешь свои заявки, я прощу, что ты испортил мне столько крови. У меня повышенное давление, между прочим.

— Я вам советую уйти в тайгу.

— А, брось ты эту ерунду! Я в этом кресле уже восемь лет. И пока не выгонят, уходить не собираюсь. Мне здесь нравится. Хотя, должен сказать, рутина у нас тут еще имеется.

— Понятно.

— Что тебе понятно?

— Рутина имеется.

— Как везде, как везде… Много ты понимаешь в рутине!

Я объяснил, что от него требуется: сделать текстовую, без магнитофонных записей корреспонденцию из геологической экспедиции. Тема — итоги полевого сезона.

— Отрекомендуешься внештатным сотрудником. Если потребуют подтверждения, а это не исключено, позвонишь мне.

— Хорошо.

Коротко и ясно. Он ушел. Я посидел некоторое время, размышляя, подымил, поднял телефонную трубку и вызвал к себе старшего бухгалтера. Она сразу явилась — тоненькая, сухонькая старушка. Я передал ей документы Кати. Клавдия Ильинична через очки прочитала их и удивленно подняла брови:

— Такая молоденькая, Борис Антонович… прямо со школы?

— Ну да, молоденькая, что ж тут такого? Нельзя ли ее как-нибудь зачислить задним числом… скажем, на неделю раньше? Она из Москвы приехала.

— Без вызова?

— Ну конечно.

— Нарушение, Борис Антонович.

— Я знаю, Клавдия Ильинична. Я оформлю приказом. Девочка совсем без денег.

— Понимаю, Борис Антонович.

— Вот и хорошо. И еще одно дело. Возможно, с этого же числа придется взять на должность корреспондента ее мужа, некоего Кротова. Имейте в виду.

— Хорошо, Борис Антонович. Такой же молоденький?

— Да, знаете, такой же. Может быть, рядом с ними и мы помолодеем.

— Едва ли, Борис Антонович.

— Душой, Клавдия Ильинична, душой!

— А, вот вы о чем, — сказала она с милой старческой улыбкой. — Я не против, Борис Антонович.

«Черт бы его взял, — подумал я, — хоть бы он не провалился!»

«25 июня 1972 года, в полдень, на оживленном перекрестке Москвы произошло столкновение. В сводках ГАИ оно не значится. Один пешеход, развив недозволенную скорость, налетел на другого пешехода.

Яблоки посыпались из авоськи и запрыгали по мостовой, как радужные мячи. Девушка закусила губу.

Молодой человек кинулся собирать плоды райского сада. Когда он разогнулся, она уже уходила. Ее плечи были возмущенно расправлены, лопатки под платьем сошлись, как тиски. Черная негритянская нога с силой поддала одно из яблок. Оно запрыгало на середину улицы.

Вся ее фигура источала гнев и презрение. Гнев и презрение.

В тот день у меня была уйма свободного времени, я направлялся в кинотеатр, но всю дорогу колебался, стоит ли убивать три часа на мексиканскую мелодраму.

Девушка с облегченной авоськой шагала не оглядываясь.

Я сунул несколько яблок за пазуху, одно обтер и надкусил.

Она вошла в метро.

Нет лучшего занятия, чем преследование. Система проста. Выбирается девушка с длинными ногами, в миниюбке. Она идет по тротуару, пересекает улицы, разглядывает афиши, заходит в магазины, делает покупки, звонит по телефону, спускается в метро — едет. Вы идете по тротуару в двадцати шагах за ее спиной, пересекаете улицы, разглядываете афиши, заходите в магазины, спускаетесь в метро — едете. Час, два, три часа — какая разница! Куда она направляется? Кто она?

Прежде чем шагнуть с движущейся ступеньки, девушка оглянулась. Как дикая птица, почувствовала взгляд охотника из-за куста.

«Хвост» обнаружен. Преследование потеряло тайну.

Я с хрустом отгрыз кусок яблока.

Из туннеля вылетел, как бешеная, вопящая гармошка, поезд. Из дыр в его мехах повалили люди. Она скользнула внутрь, я — следом.

Рванулись и понеслись в темный зев туннеля.

Посмотрит или нет?

Взглянула.

Я помигал яблоком, как фонариком.

Она отвернулась.

И тут мы влетели под своды «Краснопресненской».

Металлический голос подтвердил надписи на стенах.

Теперь мы поднимались. Я плыл на десять ступенек ниже. Ее ноги, как два ослепительных черных луча, били в глаза.

Затем ее поглотила телефонная будка.

Я прислонился к пустому лотку из-под мороженого. Яблоко в моей руке взлетало.

Итак, телефонный разговор.

«Алё, Света, это ты? Я звоню из автомата с «Краснопресненской». Со мною приключилась ужасная история. Какой-то тип преследует меня. Да, да, преследует. Идет по пятам и грызет мои яблоки. Вон он стоит напротив, ждет, когда я переговорю. Какой из себя? Блондин, лет восемнадцати, высокий, с голубыми глазами. Что мне делать, как ты думаешь?»

Или:

«Алё, Витя, это ты? Откуда звоню? Из автомата. Ходила в магазин за яблоками, а какой-то тип, представь себе, налетел и рассыпал. Как насчет кино? В восемь жди меня на углу, как всегда».

А может быть:

«Мама, я задержалась. В магазине ужасная очередь. Купила яблоки, а какой-то тип налетел на меня и половину рассыпал. Что? Сейчас на «Краснопресненской»… Он меня преследует. Полчаса едет за мной и не отстает. Что? Хорошо, возьму такси».

А вдруг:

«Алё, шеф! Говорит Марианна, по кличке «Газировка». Ваше поручение выполнила, достала яблоки по рупь двадцать. Обнаружила «хвост». Он имитировал столкновение. Пытаюсь сбить со следа. Какие будут указания?»

Мама, Витя, Света, шеф… Опасные соперники! Пора действовать!

Румяным яблоком я выбил по стеклу будки три точки, три тире, три точки. Сигнал SOS.

В ответ гневный взгляд карих глаз.

Шевелящиеся губы… Розовая мочка уха, прижатая трубкой…

Я выкинул вверх три пальца — символ автоматного лимита.

Дверца будки распахнулась. Мы стояли лицом к лицу.

Я превратился во фруктовое дерево.

— Ваши яблоки, — сказал я и посыпался плодами в ее авоську».

3

Утром на следующий день Кротов принес готовую корреспонденцию, положил ее на мой стол и удалился. Через полчаса приказом за моей подписью он был зачислен в штат редакции.

Его корреспонденция меня поразила. На четырех восковках Кротов уместил настоящее, прошлое и будущее нашей геологоразведки, словно сам прошагал по глухомани с рюкзаком за спиной.