В тропики годен

А жена на развод подала. Я сам посоветовал, подумал – зачем ей инвалид? Замуж-то она за моряка выходила. А мне ясно сказали – про море забудь, отплавался…

Отец для Оли Коньковой был праздником, которого больше никогда не будет. Она ходила по квартире, трогала его фотографии, книги, открывала гардероб и зарывалась лицом в его вещи. Его запах. На стенах висели сувениры, которые капитан привозил из далеких стран. Причудливые резные маски, раковины и кораллы, модели парусников и пароходов. Все вокруг тосковало по нему: письменный стол и кресло, его вещи, стены комнат, дома на их улице.

Она так мало видела отца. В чужих странах, в далеких морях остались его следы, которых так не хватало ей в опустевшей ленинградской квартире…

В мореходное училище Ольгу не приняли, в школу моряков тоже. Тогда она пошла к начальнику пароходства, который знал капитана Конькова. Тот выслушал ее молча, потер седую, коротко остриженную голову с крутым лбом и предложил:

– Знаешь что, есть у нас курсы. Готовят стюардесс, официанток… Пойдешь?

– Да… Пойду.

– Судно выберешь сама.

– Я уже выбрала – "Садко"…

За окнами вагона уже проплывали черепичные крыши прибалтийского города. Поезд сбавил ход и начал плавно подтягиваться к серому зданию вокзала.

Шевцову пришлось оформлять пропуск, и он отстал от своих дорожных спутников.

"Садко" стоял у причала судоремонтного завода. Каждый декабрь охорашивали его здесь после дальних переходов: красили, перебирали механизмы, обновляли мебель в салонах. В сухом доке днище лайнера очищали от безбилетных пассажиров: моллюсков, балянусов, водорослей. Они прилепились к пароходу еще в теплых южных морях.

В заводской сутолоке Шевцов долго искал свой теплоход, пока не понял, что крутая черная стена с круглыми прорезями над его головой и есть борт "Садко". Прочерченный швами сварки, он отвесно поднимался высоко вверх и уходил по сторонам на бесконечное, как показалось доктору, расстояние. Виктор знал, что океанские лайнеры не из маленьких, но такая громадина ему и не снилась. Он запрокинул голову: на высоту девятиэтажного дома поднимались белоснежные палубы, прорезанные широкими стеклами иллюминаторов.

В борту теплохода, как в крепости, были открыты ворота, через, которые проехал бы автомобиль. Ворота эти, как Шевцов потом узнал, назывались лацпортом. Сейчас к ним был приставлен узкий трап с перилами. По этому трапу, пружинящему под ногами, доктор взошел на борт. Глубоко внизу блеснула полоска маслянистой воды.

Шевцов стоял в просторном вестибюле. Справа и слева от него открывались длинные, как проспекты, коридоры с блестящими ручками каютных дверей. Вверх и вниз уходили широкие лестницы – трапы. Вокруг сновали люди в ватниках и комбинезонах, тащили какие-то трубы, раковины умывальников, брезентовые шланги, огнетушители… Матрос в синей робе с невозмутимым лицом катил куда-то детскую коляску.

На палубе были расстелены затоптанные дорожки – для людей, которым некогда вытирать ноги. По краям дорожек дыбился ворс дорогих ковров. На переборке рядом с трапом висел оранжевый спасательный круг.

Виктор поставил на палубу чемодан и задумался – как же сориентироваться в этом незнакомом ему плавучем отеле? Где нос, где корма, где всякие баки-полубаки?

"Им тут не до меня, – подумал он. – Кому здесь нужен врач?"

Строгий девичий голос холодно произнес за его спиной:

– Простите, вы доктор?

– Да-а, – удивленно ответил он и быстро обернулся.

Перед ним стояла высокая девушка в морской форме с заметной родинкой на левой щеке. На узких плечах золотились погоны. В вырезе синей тужурки восклицательным знаком чернел галстук.

Шевцов был готов к любым сюрпризам на пассажирском лайнере. Но женщина-офицер на борту судна?… Эта строгая, черная с синим морская форма и родинка на щеке?

Доктору, конечно, далеко было до настоящих моряков – бывалых мореходов, знающих тропики Рака и Козерога, как он – Парголово и Озерки. Он готов был учиться, тянуться за ними… Но не за этой же мореплавательницей в юбке, бессовестно присвоившей мужскую профессию!

Шевцов обвел незнакомку обескураженным взглядом. Черное и синее – форма, снова заметил он. И, как по заказу, черные с блеском, длинные волосы и синие глаза… Глаза показались огромными, пугающей, без дна глубины.

Сердце у Виктора замерло. Он даже оглянулся на спасательный круг.

Несмотря на строгость и вежливый холодок, девушка – Шевцов с огорчением признал это – была как-то особенно, по-морскому красива. Под ее взглядом Виктор почувствовал, что он сухопутный врач и салага на флоте, что у него растерянный вид и что вообще неизвестно, будет ли от него толк.

Она протянула руку к переборке и, блеснув фиолетовым ногтем, нажала черную кнопку. Загорелся свет, и плавно раскрылись двери лифта.

– Вам на Сан-дек! Каюта С-13, – сказала она, взглянув на доктора с чемоданом в руке, и улыбнулась неизвестно чему.

"Вот еще мне Мона Лиза!" – подумал Шевцов, краснея.

Лифт рванулся вверх и легко понес его сквозь палубы. Он еле успевал читать названия на светящемся табло: "Мэйн-дек, Салун-дек, Боут-дек, Сан-дек, стоп – моя!" А выше числились еще другие деки – палубы.

"Сан-Дек – солнечная палуба", – с удовольствием перевел Виктор. А вот и каюта С-13 – чертова дюжина!…

По двери каюты серебристыми накладными буквами бежала надпись: "Главный судов и врач". Шевцов постучал и осторожно открыл дверь. "Странно все-таки, что я буду жить в одной каюте с Главным судов – каким-то большим начальником", – подумал он. Светлая каюта со всеми, как пишут, удобствами и телефоном доктору понравилась. За круглыми иллюминаторами лучилось зимнее, солнце. "К тому же и окна на солнечную сторону!"- наивно обрадовался он.

Виктор сел на стул – отдышаться и прийти в себя. Он вступил в мир, где все казалось ему необыкновенным. Теплоход был небывалой величины, а первая же встретившаяся девушка – невиданной красы. Теперь новая загадка – этот "главный судов"…

В небольшой спальне, отгороженной переборкой, кроме койки с высоким бортиком был еще и диван. "Все ясно, – решил Шевцов, – Главный судов будет спать на койке, а я на диване".

Виктор действительно проспал первую ночь, съежившись на коротком диване, в тревожном ожидании неведомого начальника. А утром пришел плотник в светло-серой робе и приклеил недостающую букву "о" и хвостик над "и", получилось: "Главный судовой врач".

Шевцов хлопнул себя по лбу и рассмеялся: так это он и есть – "главный судов"!

Сан-дек – солнечная палуба. Здесь, рядом с мозгом теплохода – мостиком, живут офицеры. По правому борту – помощники капитана – штурманы, по левому – механики. Коридор правого борта начинается со скромной каюты младшего офицера – четвертого помощника и заканчивается далеко впереди роскошными апартаментами капитана. Между этими двумя каютами – целая жизнь морского офицера. Это служебная лестница. Всходят по ней медленно, переселяясь из каюты в каюту. Из каюты четвертого штурмана – в каюту третьего, из каюты третьего – в каюту второго и так далее – до заветной двери капитана…

Левый борт возглавляет каюта главного механика – "деда", как его зовут на флоте. Впереди оба коридора упираются в просторную кают-компанию.

Шевцов походил по отсекам, читая лаконичные надписи на дверях. Оказалось, что на теплоходе есть главный помощник капитана, первый помощник и старший помощник. Такое обилие синонимов удивило его. "Кто же на судне, после капитана, самый старший, самый первый и самый главный?"- задумался он.

Из двери с надписью "Главный помощник" вышел в коридор и едва не столкнулся с Шевцовым невысокий полный офицер с нахмуренным лицом.

– Вам кого? – запрокидывая голову, сердито спросил он. По его манере тянуться вверх, по высоким каблукам Шевцов решил, что офицер, наверное, сердит на всех, кто выше него ростом.