Трое под одной крышей

Лиля перемыла грязную посуду, подтерла на кухне пол. Презрев запрет Елены Карповны, она поджарила лук, нарезала зелень. Для чихиртмы осталось только развести желток с лимонным соком. Лиля открыла холодильник, уложила фрукты и достала яйцо. В холодильнике стоял затхлый запах от пачки прокисшего творога. Выбросив творог в мусоропровод, Лиля взяла тряпку и на цыпочках прошла в Гогину комнату, чтобы вытереть там пыль и вообще навести порядок.

— Вы куда? — остановил ее у самой двери строгий голос Елены Карповны.

— Приберу немного, — покорно ответила Лиля.

— Ни в коем случае! Гога не разрешает посторонним входить в свою комнату!

Лилю утомила эта затянувшаяся игра. Но она знала, что Гога устал еще больше и ждет только выздоровления матери.

Суп удостоился похвалы.

— Да, чихиртму вы готовить умеете.

— Это у меня в генах, — улыбнулась Лиля.

Чувство юмора не было сильной стороной Елены Карповны.

— Теперь чуть что — гены, гены, — ворчливо сказала она, — все на гены сваливают. Среда — вот что главное.

В моей практике был русский ребенок, выросший в азербайджанской семье. Так он до сих пор органически не переносит ни кусочка свинины.

Температура у нее еще повысилась.

— Не надо было мне есть жирную чихиртму.

В этих словах прозвучал как бы упрек Лиле.

— Вот Гога смеется над банками, а в Заревшане мне бы сейчас медсестра банки поставила, и сразу бы полегчало…

— Я могу, — сказала Лиля, — да ведь нет банок.

— Банки у меня есть, но я не хочу вас затруднять…

— Давайте, давайте…

Кряхтя и постанывая, Елена Карповна пошарила в тумбочке и вытащила коробку из-под обуви, стянутую резинкой.

— А вы меня не обожжете? — с беспокойством, но будто бы шутя спросила она, глядя, как Лиля наматывает вату на карандаш.

Потом, умиротворенная, довольная, вдруг сказала:

— Я бы вас поцеловала, да боюсь заразить…

— К врачам зараза не пристает.

Лиля наклонилась, поцеловала мягкую щеку и близко увидела удлиненные, в густых пушистых ресницах, глаза.

У Гоги были такие же прекрасные длинные ресницы. Прощаясь, Лиля предупредила:

— Творог в холодильнике совершенно прокис. Я его выбросила.

Елена Карповна приподнялась на локте. Прежнего радушия как не бывало.

— А по какому праву вы лазили в мой холодильник?

Единственно, что позволила себе Лиля, — это громко хлопнуть входной дверью.

Дня через два Гога сообщил, что Елене Карповне уже все известно.

Он был не слишком веселый. Лиля поняла, что объяснение с матерью далось ему трудно, и о подробностях не расспрашивала. Она купила бутылку шампанского, испекла «наполеон». После работы вместе с Гогой поехала на метро до станции «Речной вокзал».

— Гога, это ты? — окликнула Елена Карповна из своей комнаты слабым голосом.

— Это мы! — отозвался Гога и подтолкнул Лилю вперед. — Вот мамочка, моя жена, прошу ее любить.

Он волновался.

— От меня, конечно, ничего не зависит, — горько вздохнула Елена Карповна. — Конечно, раз уж вы решили — живите. Я желаю вам счастья. А любить… Сперва одну, потом другую, потом, может быть, третью… У меня не такое любвеобильное сердце…

— Ты ничего более подходящего не нашла нам сказать? — вдруг рассердился Гога.

Лиля испугалась, что первое же ее появление в доме в качестве члена семьи начнется с ссоры. Она быстренько отстранила Гогу от матери.

— Иди разденься, Елена Карповна совершенно права. Вот мы с ней поживем, узнаем друг друга и станем родными. Это не сразу делается.

Свадьбу решено было не устраивать.

В выходной Лиля затеяла большую уборку. Елена Карповна, сидя на своей тахте, беззвучно плакала, на вопросы не отвечала, но, когда в комнату вошел Гога, выкрикнула сквозь слезы:

— Это она нарочно делает! Хочет доказать, что у меня грязь, что я ничего не умею, что запустила квартиру…

Лиля пошла на кухню и бессильно опустилась на стул. Ей расхотелось убирать в шкафах, перемывать кафель, натирать полы. Работа, к которой она готовилась с удовольствием и которой предавалась с азартом, стала безрадостной.

Гога в чем-то убеждал мать. Лиля слышала его монотонный голос: «Бу-бу-бу…»

Он пришел в кухню.

— Не придавай значения. У нее нервы.

— Конечно! — вдруг вырвалось у Лили. — Надя не убирала — плохо, я убираю — плохо. Как ей угодить?

Но тут она увидела растерянное, несчастное лицо Гоги, поняла, что ему хуже всех и мучить его нельзя.

С тряпкой в руке она пошла к Елене Карповне.

— Мне жаль, что я с вами вчера не посоветовалась, — говорить она старалась очень спокойно. — Всю неделю у меня не будет ни минуты свободной. У нас идут занятия с выпускниками-акушерами. Я решила убрать квартиру заранее, на всю неделю. Еще я хотела вас попросить обед приготовить.

Елена Карповна предалась самоуничижению:

— Где уж мне… Разве я сумею…

Лиля будто и не слышала.

— Баранина есть, овощи есть. Вы лучше меня знаете, что Гога любит. А картошку, если надо, я почищу.

«Все можно, — думала она, орудуя пылесосом. — Все можно, только где взять терпение и выдержку…»

К вечеру квартира была чистая, полы сияли, муж сидел за столом веселый, свекровь спокойная, и Лиле было хорошо.

Но такие дни выпадали не часто. Никогда нельзя было знать, на что может обидеться Елена Карповна.

По пятницам Лиля помогала ей купаться. «Помогала» — это так называлось из деликатности. На самом деле Лиля усаживала ее на табуретку и мыла с головы до ног, после чего волосы Елены Карповны блестели точно снежная шапочка.

В последний раз она согласилась мыться после долгих уговоров. В разгар купанья скорбно спросила:

— Сколько вы мне будете давать из моей пенсии на личные расходы?

Лиля совершенно растерялась, не знала, что сказать, но ответа Елена Карповна и не ждала.

— Я должна иметь какую-то сумму в своем распоряжении. Мало ли что может понадобиться. Например, нанять женщину, чтобы раз в неделю приходила меня купать.

— Разве мы с вами плохо справляемся?

— Я не имею права злоупотреблять вашим временем, — гордо отозвалась Елена Карповна. — Вы — занятые люди, а я отжившее существо.

Лиля вспомнила, что Гога звал ее в кино, а она ответила: «Времени не будет. Мне еще надо маму выкупать».

Приходилось следить за каждым своим словом.

Готовясь поехать к Тамаре, Лиля все время чувствовала волну недоброжелательности, исходящую от свекрови. Лучше всего объясниться впрямую.

— Тамара собирается кроить мне летнее платье, так что вам было бы скучно…

— Напрасно вы думаете, будто я стремлюсь поехать с вами. Как-нибудь просижу дома одна.

— А разве иногда не хочется остаться одной? — неосторожно спросила Лиля.

— Я всегда одна! — горько и страстно заговорила Елена Карповна. — Гогин отец всю жизнь оставлял меня одну. Я привыкла к одиночеству. Он играл в карты и изменял мне с кем попало. С женщинами, которые пальца моего не стоили. На вторую ночь после нашей свадьбы он до утра кутил с товарищами в ресторане. Только перед смертью он покаялся и сказал: «Я виноват перед тобой, прости и спаси меня, ты все можешь!» Да, я многое могла, я всегда являлась ценным членом общества. Но дома я была одинока.

Что можно было ответить на эту горестную речь? Лиля обрадовалась тому, что в эту минуту зазвонил телефон. Ее вызывали из больницы.

— В чем дело? — спросила она, услышав в телефонной трубке голос Гоги. — Неправда. Я же слышу, что не все в порядке. Ты чем-то расстроен? Ну хорошо, сейчас не надо. Дома расскажешь. Только постарайся не задерживаться. Тамара уже звонила. Что мы делаем? Сидим, беседуем. Да, да, у нас все хорошо. Ждем тебя.

Мать смотрела на Лилю встревоженно.

— Огорчен чем-то наш Гога, — сказала Лиля. — Наверное, какому-нибудь больному хуже, Я тоже вчера чуть не плакала. Двойня была — и ни туда ни сюда. Кесарево пришлось делать. Только тогда поняли — один вклинился подбородком между плечом и горлом другого, так сразу двумя головами и шли. Мальчики крупные, хорошие. Одного спасли, другой погиб. Мать очнулась, я ей показываю ребенка, а она кричит: «Где второй?» Она слышала, что мы говорили о двоих. Ну и родовой психоз. Подай ей второго, и все! Невропатолога вызывали, психиатра…