Трое под одной крышей

Но он звонил:

— Лиля, появись! Тут наш соотечественник оперировался, так его родные лаваш притащили, армянский сыр, зелень. Вся ординаторская пирует!

Вообще-то Лиля знала, что с Гогой ей редкостно повезло.

На первых порах ее обидело рвение, с которым он, перед отъездом к матери, уничтожал все следы пребывания женщины в своей квартире.

— Ты должна понять, — оправдывался он, — мама травмирована моей первой неудачной женитьбой, ее надо подготовить…

Он расплескал кофейную гущу по раковине.

— А это для чего?

— Если будет слишком чисто, мама поймет, что тут хозяйничала женщина…

Лиля долго молчала.

— Говорят, что хорошие сыновья бывают плохими мужьями.

— Я не слишком хороший сын. Я часто ее огорчал.

— Нет, этого мы делать не будем, — сказала Лиля, — мы не будем ее огорчать.

Нелегко давалось счастье. Нелегко было прийти к будущей свекрови под видом случайной гостьи. Прийти будто бы впервые в квартиру, которую Лиля давно уже считала своим домом.

Гога представлял ее очень многословно:

— Мама, вот это Лиля Мадатова, между прочим, врач-акушер, работает в нашей больнице. Очень серьезный, положительный товарищ. У нее даже есть печатные труды.

— Хватит, хватит! — как можно естественнее рассмеялась Лиля, протягивая невысокой седой женщине три розы и коробку конфет.

По многочисленным фотографиям Лиля имела представление о Гогиной матери, но ее удивили длинные пушистые ресницы и молодые, живые глаза Елены Карповны.

— За цветы спасибо. Гога, принеси синюю вазу.

Она не обрезала колючек и листьев, не расщепила стеблей, не бросила в воду щепотки сахара. Завтра же розы увянут. Но ничего не поделаешь. Бестактно лезть к хозяйке дома со своими советами в первую же минуту знакомства.

— Это что за новый обычай у вас в Москве? Кто ни приходит, обязательно что-нибудь приносит. Гогин товарищ торт принес. К чему? Мы раньше только в дни рождения или на новоселье подношения делали. А сейчас, оказывается, куда ни пойдешь, надо свои дары нести.

— Хочется сделать друзьям приятное, — сказала Лиля.

— Но это обязывает! Нет, мне больше нравится, когда хозяйка дома угощает гостей тем, что у нее есть. Хлеб с сыром так хлеб с сыром, пирожное так пирожное. А нынче приходят со своим угощением. Мы только в войну ходили в гости со своим хлебом, так это потому, что его тогда по карточкам давали.

Гога обнял мать за плечи:

— Э-э, мамочка, ты еще времена Навуходоносора вспомни!

— Для тебя, милый, это история, а для меня вчерашний день. Вы давно в Москве живете? — обратилась она к Лиле. — Значит, учились здесь? А сестра у вас одна?

— Нет, нас много. Брат артист, работает в Тбилиси, младшая сестра преподает математику в Ленинграде, племянники учатся в Ереване.

— У меня в Заревшане были пациенты — тоже Мадатовы. До пяти лет у всех эксудативный диатез. Нездоровая кровь.

Лиля промолчала.

После чая она вызвалась перемыть посуду, но Елена Карповна не разрешила:

— В моем доме это не принято.

Гога за спиной матери сделал жалобную гримасу. Лиля ему улыбнулась. На секунду в голове промелькнуло: «Еще посмотрим, что у кого будет принято!» Мысль, конечно, недостойная. Старая женщина была побеждена, еще не зная этого.

Гога пошел проводить гостью до метро. Он натягивал в передней свою курточку, а Елена Карповна, стоя в дверях, нервно сжимала и разжимала края теплого платка.

— По-моему, Лиля не обидится, если ты не пойдешь ее провожать. Она человек самостоятельный, а ты простужен, целый вечер чихал…

— Мамочка, мамочка, все в порядке, — бессмысленной скороговоркой отбивался Гога.

В лифте он прижал Лилю к себе.

— Надо что-то придумать. Я безумно по тебе соскучился. Готов был сегодня брякнуть все начистоту.

«Это хорошо, — подумала Лиля, — пусть он торопит события».

— Ни в коем случае! — сказала она. — Разве ты не видел, как она сегодня нервничала? Пусть потихонечку привыкает ко мне.

— Ты знаешь, она ведь прекрасный человек. Добрая, отзывчивая. В Заревшане ее просто обожают.

— Для чего ты это говоришь?

— Мне показалось, что ты сегодня немного обиделась. Но ведь она тебя еще совсем не знает.

— Я нисколько на нее не обиделась. Я всегда помню, что она твоя мать.

— Ох, Лилька, золото мое! — Он поцеловал ее прямо на улице, не обращая внимания на проходящих мимо людей.

Через три дня Елена Карповна заболела.

— Обыкновенная простуда, — сообщил по телефону Гога. — Белье на балконе развешивала. Но я сегодня, как на грех, не могу остаться дома.

— Я приду, — пообещала Лиля, — у меня ночное дежурство. А еда в доме есть?

— Не очень. Овощи есть, рис, масло.

— Понятно. Кое-что надо будет прихватить.

— Но учти, просто так мама ничего не примет. А тратиться на захочет. У нее сейчас мания, что мы на грани банкротства.

— Учту, — сказала Лиля.

Она купила в кулинарии половину солидной курицы, возведенной в звание цыпленка табака, постояла в очереди за апельсинами, взяла также несколько лимонов и килограмм яблок.

По дороге она скалькулировала: курица пойдет за рубль, апельсины никто не станет перевешивать, скажу — кило вместо полутора, яблоки и лимоны вместе — рубль. Словом, на четыре рубля. Вполне доступно.

Гогина мать встретила ее приветливо, но настороженно:

— Напрасно вы побеспокоились. С какой стати… У меня уже все прошло…

Глаза у нее слезились, нос покраснел и распух.

— Вы явно еще больны. Вам надо больше фруктов и все время пить чай с лимоном. Жидкости как можно больше.

— Что еще вы мне предпишете? — снисходительно усмехнулась Елена Карповна.

Лиля выложила продукты на стол. Елена Карповна внимательно осматривала каждую покупку.

— В Москве фрукты очень дорогие. Я сейчас не могу себе этого позволить.

— Ну почему же?

— По некоторым обстоятельствам.

— Елена Карповна, ваш сын, кроме зарплаты, получает еще за дежурства, за консультации плюс ваша пенсия. Хватит вам на фрукты.

— Я вижу, вы очень хорошо осведомлены о состоянии наших материальных дел.

«Ничего, ничего, я не обидчивая», — подумала Лиля.

— А как же? Мы с Гогой на одном положении, а пенсия у вас известная.

— Но у меня больше нет сбережений. Я один раз заплатила за эту квартиру, потом еще раз заплатила этой дряни, его бывшей жене. Отдала все, что отложила за свою трудовую жизнь. Теперь у меня ничего нет. В третий раз заплатить не смогу. А у вас есть в Москве квартира? — вдруг спросила Елена Карповна.

— У меня своя комната в квартире сестры. Мы жили отдельно, потом съехались.

— Неосторожно сделали. Теперь, если выйдете замуж и разведетесь, муж отберет комнату. Мой бедный сын на этом пострадал.

— Ну, не всегда же так нехорошо получается. Что вам на обед сварить — чихиртму или бульон?

— Обед я сама приготовлю, — строптиво сказала Елена Карповна. — Для чихиртмы, между прочим, киндза необходима, а где ее в Москве возьмешь?

— Киндзу сейчас на всех рынках продают. Я на всякий случай из дома захватила. Поставим курицу на плиту, пусть пока варится, а вы все-таки ложитесь.

Квартира была уже порядком запущена, но Лиля не стала проявлять хозяйственное рвение. Она принесла Елене Карповне в постель чай с лимоном.

— Сколько же я вам должна?

— Мы с Гогой сосчитаемся.

— Хозяйство веду я. Гога тут ни при чем.

— Пожалуйста. Курица — рубль, апельсины — рубль сорок, лимоны и яблоки — еще рубль. Всего — три сорок. — На всякий случай Лиля еще немного уменьшила счет.

— А киндза?

— Это такая чепуха, даже стыдно об этом говорить, Елена Карповна.

— Что значит стыдно? Благодеяний мне не нужно! У нас в Заревшане на десять копеек дают огромный букет киндзы, а здесь три жалкие веточки. В один суп не хватит положить…

Сразу после чая у Елены Карповны поднялась температура, и она задремала на тахте, укрытая ярким пледом, который Лиля подарила Гоге ко дню его рождения.