«Карьера» Русанова. Суть дела

Это было написано два года назад на Курилах. Написано наискось, через всю страницу, химическим карандашом.

— Вот так, — сказал Геннадий вслух. — Очень смешно, правда? Животики надорвешь. По прежним-то временам самый повод напиться… Давно надо бы сжечь это. Или оставить как историю болезни? Может быть, даже продолжить?

Он придвинул к себе тетрадь и написал:

«…Сентябрь тысяча девятьсот пятьдесят девятого года. Часть вторая. Факты из жизни Геннадия Русанова, руководителя бригады коммунистического труда…

…В молодости, обживая новые места, я прежде всего знакомился с продавщицами из книжного магазина, с библиотекаршами и — не в последнюю очередь — с официантками, обеспечивая себе таким образом благополучие души и тела».

Так однажды сказал Аркадий Семенович. Геннадий смеялся: «А что? Надо будет перенять опыт».

С официантками Геннадий всегда знакомился молниеносно, хотя сейчас это ни к чему, а вот заиметь бы знакомство в книжном магазине действительно не мешало. За последние годы от литературы отстал основательно, надо бы кое-что и подкупить. Жизнь, в конце концов, продолжается.

Как это сделать, он особенно не думал, надеясь, что случай представится. И случай представился, причем самый неожиданный.

Наивным человеком Геннадий не был, знал уже, слава богу, что хорошие книги на прилавке не лежат, но — вдруг да повезет? И потому в воскресенье с утра, за час, наверное, до открытия магазина, он приехал в райцентр, уселся неподалеку на лавочке и стал ждать. Погода стояла отличная, напротив торговали пивом и редиской. Люди ходили взад и вперед, разговаривали и смеялись — сидеть, в общем, было не скучно.

— Привет! — раздался позади знакомый голос. — Караулишь?

Геннадий обернулся и увидел Бурганова.

— Привет! — кивнул он. — Сижу вот себе… Книги караулю. Авось что интересное будет.

— Совпадение у нас, — сказал Бурганов. — Я тоже караулю. Только я, брат, активно караулю, не на авось. Знакомство у меня тут. Верочка, продавщица. Симпатию ко мне испытывает. А я ей книги разгружать помогаю, когда подвезут. Сегодня как раз ожидается, я специально звонил. Нужда у меня.

— Я тоже разгружать умею. — Геннадий понял, что это и есть тот самый случай. — Помогу?

— Поможешь… Ну вот, видишь. Верочка рукой машет. Пошли…

Полчаса они добросовестно таскали пыльные связки книг, вдоволь начихались, зато потом были допущены к стеллажам — при закрытых дверях, разумеется, и вне всякой очереди.

Раздолье было полное.

Продавщица слегка подняла брови, когда Геннадий отобрал себе пролежавшие здесь, должно быть, не один год стихи японского поэта Такубоку и с пониманием протянула ему две фантастические книжки и одну детективную — скрещенные кинжалы на обложке и девица с распущенными волосами.

Почему-то она, правда, не удивилась, когда Бурганов снял с полки «Экономику горных выработок» и «Математические основы планирования».

— Чего это ты? — спросил Геннадий. — Уровень повышаешь?

— Да так, — отмахнулся Бурганов. — Надо… Давай-ка лучше подумаем, что можно подарить пожилому человеку. Учителю. Юбилей у него сегодня. Я специально приехал.

— Учился у него?

— Директор наш. Я здесь школу кончал. Математику он у нас преподавал, физику. Хороший мужик, Гена. Душевный… А сейчас его на пенсию провожают.

Порывшись в книгах, они купили нарядный альбом палехских художников.

— Подойдет, — сказал Бурганов. — Старик картинки любит… А ты, Верочка, — обернулся он к продавщице, — этого парня привечай. Он тоже хорошо книги разгружает.

На улице они еще походили немного, поговорили о том о сем, потом Бурганов вдруг сказал:

— Слушай, пойдем со мной? Тебе наш учитель до лампочки, я понимаю, зато люди всякие будут, ученики со всей области съехались, даже один заслуженный артист прилетел.

— А чего? — согласился Геннадий. — Пойдем. Делать мне все равно нечего.

Делать ему было что. Но… Хм… Хочется к этому Бурганову поближе присмотреться… Что-то в нем такое есть — не железный характер, как говорил Герасим, не мертвая хватка — другое. И вообще, с ним быть любопытно. Только вот не нравится Геннадию его вид; опять он, как при первой встрече, весь какой-то пожухлый и усталый. Очки ему не идут, пиджак на нем висит…

— Ты не приболел?

— Здоров я, Гена. Здоров. — Он остановился, вытирая вспотевший лоб. — Так, жарковато… Скажи, это правда, что ты институт кончил?

— Герасим натрепал?

— Зачем — «натрепал»? Просто взаимная информация. Говорит, ты английский хорошо знаешь. Вот и хочу тебя попросить контрольную работу мне проверить. Хромаю на обе ноги.

«Час от часу не легче, — подумал Геннадий. — Еще один интеллигент будет на побегушках у рабочего класса».

— Учишься?

— Экономический кончаю.

— Ну вот… А я свой институт не кончил, это Герасим приврал. Но с английским помогу, приходи. Чего тебя на экономику-то потянуло?

— А меня и не тянуло вовсе.

— Вот те раз! Силком, что ли, гнали?

— Можно и так сказать. Жизнь заставила… Ладно, Гена, тебе это все равно темный лес. Давай-ка мы с тобой где-нибудь пообедаем, а там, глядишь, как раз и на юбилей…

Чествовать учителя собрались в актовом зале. Народу было много. Геннадия сразу же оттерли; какие-то важные люди, многие при орденах, окружили невысокого седенького старичка, такого хрестоматийно-школьного вида, что встретишь его на улице и сразу скажешь — учитель.

Бурганова тоже обступили, пожалуй, даже теснее, чем юбиляра. Руководящего вида человек энергично потряс ему руку, потом еще несколько человек так же горячо поздоровались с Семеном — Геннадию стало приятно, что Бурганов — смотри-ка ты! — оказывается, тут в почете; потом все стали засаживаться на места, а Семена, окружив, повели прямо в президиум.

— Дорогие друзья! — сказал руководящего вида человек. — Сегодня мы провожаем на заслуженный отдых Ивана Алексеевича Кузьмина… Сорок лет беззаветного служения… Глубокое понимание детской души, умение проникнуть во внутренний мир подростка… Пожинаем плоды его педагогической деятельности. Он привил своим ученикам… Сегодня среди нас — один из славных тружеников горной промышленности Семен Николаевич Бурганов, которому Иван Алексеевич передал частицу своей души, частицу своих знаний. Трудовой орден на груди Бурганова — это награда и почетного учителя Кузьмина!

Бурные аплодисменты.

На трибуну поднялся еще один товарищ — тоже руководящего вида, но не очень.

— Сегодня рабочий класс приветствует своего учителя! Сорок лет своей жизни… И сейчас мы видим, сколь достойными своего учителя оказались его ученики. Любовь к физическому труду, в нелегкой, но исполненной творческого пафоса работе прививал своим питомцам товарищ Кузьмин. Вот почему, не в пример прежним временам, когда школа была лишь трамплином для поступления в институт… многие уже со средним образованием идут на производство, не чураются, не кичатся… Пример тому — сидящий здесь, в президиуме, заслуженный горняк, кавалер ордена Красного Знамени Семен Николаевич Бурганов!

И снова аплодисменты. Теперь уже, кажется, Бурганову.

Да, Бурганову.

Выступающий между тем продолжал:

— Я как заместитель директора по трудовому воспитанию очень хорошо помню Бурганова, когда он, ученик девятого класса, самостоятельно отремонтировал станок в нашей школьной мастерской. Самостоятельно! Уже тогда у него были задатки, и мы помогли ему развить их, не закопать в землю стремление к труду и деятельности! В руках человека творческого и микроскоп, и лопата одинаково служат прогрессу. Большая заслуга Ивана Алексеевича в том, что он сумел донести эту истину до своих учеников.

«Все, — усмехнулся Геннадий. — Сейчас они начисто забудут бедного старика и примутся Семена на руках носить: как же, честь оказал…»

В зале поднялся еще один товарищ и уже пошел было к трибуне, но Бурганов жестом руки остановил его.

— Минуточку, — сказал он, поднимаясь. — Разрешите-ка мне… — Семен повернулся к учителю. — Дорогой Иван Алексеевич! Не знаю, будет ли еще время покаяться, так что я лучше сейчас скажу. Говорили вы нам когда-то: «Будете двойки таскать, потом кирпичи на горбу таскать придется, да и то, если доверят». Я смеялся: «Подумаешь! Не в инженеры иду, в рабочие». Лазейку себе такую придумал. Да не я один, многие. Чуть что: да я в рабочие пойду! Я руками вкалывать буду! Не понизят, мол. Только вот не задумывались: а возьмут ли в рабочие?