Земля родная

В одном из таких домов на Мурманской улице жила семья Матвея Афанасьевича Черепанова. С этим домом были связаны первые месяцы жизни Саньки Брагина в Златоусте. Привез его сюда из глухой деревни, затерявшейся в глубинной Башкирии, сам Матвей Черепанов — односельчанин и двоюродный брат матери Саньки. За год до этого у Саньки умер отец. На руках матери осталось четверо. Самому старшему — Саньке — было девятнадцать лет, младшему — шесть.

Черепанов с Санькиной матерью договорились так: парень с годик поживет у него, Матвей пришлет ей сто рублей, а Саньке в конце года купит яловые сапоги. Санька за это должен немного помогать Черепановым по хозяйству.

Но «немного помогать» оказалось нудным и тяжелым делом. Санька с утра до вечера не знал покоя: чистил хлев, задавал корм. К вечеру с трудом волочил ноги.

Матвей успокаивал его:

— Потерпи малость, я тебе шикарное место найду. Десятки четыре в месяц загребать будешь!

Как-то однажды Фрося, дочь Матвея Черепанова, спросила:

— А чего ты на завод не идешь, Санька?

— Твой отец говорит — трудно поступить.

Фрося фыркнула:

— Верь ты ему! Наговорит он!

На другой же день Санька пошел на завод. На работу устроился быстро и без всякой помощи. Новость эта не особенно понравилась Матвею. Его мрачное лицо, затянутое могучей темно-рыжей растительностью, стало еще мрачнее.

— В шихтарник, говоришь, устроился? Ну-ну! Там любят дураков. Умных-то людей туда и на веревках не затянешь. — И, помолчав, добавил, глядя в сторону: — По всем статьям видно, самостоятельный стал. Ну, так вот: у меня нет никакого расчета держать тебя иждивенцем. Из дому не гоню, но будешь платить денежки и за стол и за квартиру. Ясно?

Матвей был человеком прижимистым. Из деревни он уехал года за два до коллективизации, когда только еще начались разговоры о сельскохозяйственных артелях. Цепкий ум помог ему довольно быстро освоить мартеновское дело. Хорошие заработки и прикопленные деньжата позволили завести хозяйство, которое ничем не уступало кулацкому. Жена и обе дочери превратились в обыкновенных батрачек. В конце концов младшей дочери Фросе надоела возня с коровами и свиньями. После большого семейного скандала она устроилась в цех ширпотреба. Матвей грозил яростно:

— Воздеру! Запорю!

Фроська отрезала:

— Попробуй только! Уйду из дому!

Матвей смирился.

Все это произошло перед самым Санькиным приездом. Не будь этого скандала, Матвей и не вспомнил бы о своем дальнем родственнике. Но двум женщинам было не под силу огромное хозяйство. Работник был необходим. Если взять со стороны, не оберешься лишних разговоров. Со своим спокойнее. Так в доме появился Санька.

Теперь и он устроился на завод. Это озлило Матвея. Он просто не мог видеть своего племянника. Был доволен, что Санька целыми днями пропадал то на работе, то в разных кружках. Потом и этому неожиданно пришел конец. Начальник мартеновского цеха вызвал Черепанова и сказал:

— Так вот, Афанасьевич: послезавтра вступает в строй наша седьмая печка.

Хотя и старался Красилов быть спокойным, но слишком большой была радость. И поэтому в его голосе звучали торжественные нотки.

Черепанов понимал, что и ему нельзя оставаться равнодушным.

— Добрая весточка, — прогудел он.

— Ну, вот… С твоей и Панковской печек мы забираем по три подручных. Не возражаешь?

— Зачем возражать — дело нужное…

— Точно, брат! А взамен дадим вам ребят из шихтарника и литейного зала. Учить придется.

— Что ж… Мы не против.

— Так вот: Кузнецова мы у тебя забираем, а вместо него назначаем Брагина Александра. — И неожиданно громко крикнул: — Валя, Брагина сюда!

В дверях появился Санька.

— Я вас слушаю, товарищ начальник цеха! — высоким металлическим голосом отчеканил он.

— Вот твой новый начальник. Люби, жалуй и подчиняйся!

— Знакомы немножко, — широко улыбнулся Санька. — Когда приступать к работе?

— К работе… Подожди, не егози. Тут дело сурьезное. Выдь на минутку, — сказал Матвей.

Санька опять улыбнулся и вышел. Даже окрик дяди не мог расстроить его.

— Зот Филиппович, прости, но я за дело болею душой… Не рановато ли Брагину в подручные? — полушепотом спросил Черепанов.

— Почему рановато?

— А так… Оно ведь не хуже, когда человек как следует пообвыкнется в горячем цехе.

— Не понимаю тебя. Брагин парень — толковый и рассудительный.

— Да я ничего не говорю…

— Ну что ж, другого дадим, если не хочешь. Только из всех молодых — это самый крепкий.

— Если уж по чистоте признаться, так знаете, в чем заковычка, — родственник он мне.

— Какой?

— Двоюродный племянник.

— Это вроде того, что нашему сараю двоюродный плетень… Даже если бы и родственник…

— Да я ничего… Лишь бы разговоров не было… Подучить — это мы завсегда можем.

Красилов одобрительно кивнул головой:

— Вот это дело!

Так Санька стал подручным сталевара Черепанова. И жизнь его в доме дяди началась совсем не легкая.

Однажды дядя пришел домой навеселе. Рядом с ним брел, перекатываясь на кривых ногах, канавщик Антипчук — знаменитый в мартене сквернослов. Веселая пара остановилась на середине двора. Санька в это время чистил хлев и на скрипучей тачке отвозил навоз в огород.

— Эй ты, вьюноша! — крикнул ему Антипчук.

Санька остановил тачку:

— Здравствуйте!

— Наше вам с кисточкой!.. Это твой работничек, да? — спросил Антипчук Черепанова и продолжал, обращаясь к Саньке: — Работничек!.. Вижу я — зря ты хозяйский хлеб жуешь. Разве так работают? Надо, чтобы спина была в мыле!

Если бы рядом с этим нахальным канавщиком не было Черепанова, которого Санька считал своим учителем, то Антипчук, наверное, отведал бы силу Санькиного удара. С трудом сдерживая гнев, Санька сказал:

— Какой я тебе работник? Я — подручный сталевара. Понял? А ну — отойди!..

— Что ты сказал, сопляк?

— Добром говорю — не привязывайся! Дядя Матвей, убери ты его, а то, честное слово, разукрашу!

Матвей покачал головой.

— Ты что же это, Лександра, какой неуважительный? Человек, может, добру тебя хочет поучить. А ты волком глядишь. Пошли, Антипчук.

Обнявшись, они пошли в избу.

На огороде вместе с Санькой работала тетка Настя, жена Матвея, — выдирала из земли засохшие будылья подсолнухов.

— Тетка Настя, там дядя пришел.

— Да, слышала я. Пьяный опять?

— В дымину.

— Вот наказанье-то!

В избе в это время происходило вот что.

С грохотом открылась дверь. Так хлопал только отец. Фрося услышала его злой голос и поняла: опять пришел пьяный.

— Расселась, барыня-сударыня. Мечтает… А мать, между тем, надрывается.

Он сердито бросил в угол брезентовые рукавицы, туда же полетела спецовка.

— Раздевайся, Антипчук!

— Может быть, в другой раз…

— Без разговоров! — И к Фросе: — А ты иди к матери, помоги!

Фрося спокойно отвернулась от окна, посмотрела на отца прищуренными глазами:

— Я только что с работы пришла. И маме надрываться нечего. Кто ей велит?

Отец оглушительно загремел ковшом, сердито плюхнул воду в рукомойник:

— Кто велит? Родная дочь велит! Расселась тут, а мать скотину убирает. Совсем не жалеешь старуху. Где мыло?

— Мыло на месте лежит… Зато ты жалеешь маму. Каждый день пьяный приходишь.

— Не указывать! — загремел отец. — Позови племянничка.

Фрося неторопливо вышла. Вернулась вместе с Санькой. Матвей сунул ему десять рублей.

— Это зачем? — удивился Санька. — Бутылку водки. Бегом!

Санька спокойно положил десятку на кухонный столик:

— Не пойду.

— Как это — не пойдешь? Должен услужить мастеру. Ты у кого в подручных ходишь?

— Не пойду! Это в старое время подручные за водкой бегали. — И хлопнул дверью.

Матвей погрозил ему вслед кулаком:

— Ты еще наплачешься у меня! — И коротко приказал дочери: — Сбегай!

Фросины щеки покрылись алым румянцем:

— Не пойду! То тебе за водкой бегать, то возле скотины кружись. Рад всех нас в гроб загнать. — Еще никогда не разговаривала она с отцом так резко. — Целое стадо развел. Нам одной коровы хватит. Вот тогда и стану ухаживать.