Космонавты живут на земле

— А как же другие реагировали?

Костров усмехнулся:

— Реагировали! Слово-то какое. Сказал бы просто: пережили. Пожалуй, пережили — тут больше всего подходит. Конечно, каждый ждал, что назовут его фамилию. Но затаенной зависти я ни в ком не уследил. Не было ее. Помню, один из наших товарищей все же внушал нам некоторую тревогу. Он как-то особенно загрустил, когда было объявлено решение. А настал день пуска, ушла ракета на орбиту, Юра доложил о том, что хорошо все перегрузки перенес, так этот наш хлопец, как ребенок, прыгал: "Гагарин, Юра, давай жми!" — кричал что есть мочи от радости.

— Кажется, вчера все это было... — вздохнула Вера Ивановна.

— От этого "вчера" нас с тобой, Верочка, отделяют годы, — поправил Костров. Он вновь лег, удобно вытянув под одеялом ноги.

— Тебе что-нибудь принести? — спросила она.

Костров покачал головой. Горелов посидел еще немного, потом встал и, поблагодарив за помощь, ушел.

— Смотри же, — сказал Костров, — заглядывай почаще. Впрочем, я и сам к тебе дорогу найду.

У Леонида Дмитриевича Рогова, или просто Лени, как все его называли в редакции большой московской газеты, была за плечами не слишком большая, но насыщенная событиями жизнь. Куда только не забрасывала его журналистская судьба! На исходе января он приехал в городок космонавтов с черным от загара лицом, и это никого не удивило. Из газетных репортажей все знали, что Рогов более двух недель провел на Южном полюсе с научной экспедицией. Передав оттуда по радио все свои корреспонденции и репортажи, выехал на целый месяц в Индию и лишь после Нового года возвратился в Москву.

Рогов не только интересно и живо писал, но был настоящим мастером фоторепортажа. Его снимки, сделанные то на Крайнем Севере, то на юге или в средней полосе России, украшали многие столичные выставки. В городке космонавтов его хорошо знали: Рогов присутствовал на запуске "Востока-2", писал в свое время о Гагарине и Титове. Позднее многие газеты перепечатали его интервью с одним из космонавтов под игривым заголовком: "Нужен ли в космосе букетик ромашек?" Космонавта, к которому Леня обратился за сутки до старта, взволновал этот вопрос. Леня старательно оснастил его простой утвердительный ответ двумя десятками красивых звучных фраз, и с его легкой руки это интервью пошло гулять по страницам газет, журналов и даже книг.

Успел Рогов побывать на целине и выпустил сборник очерков о молодых ее покорителях. Назывался он "Сказы нового Алтая". Однажды в физзале Леня спросил у космонавтов, прочли они эти очерки или нет. Ответы прозвучали сдержанно. Костров сказал: "Ничего", Локтев признался, что еще не прочел. Ножиков, похлопав Леню по плечу, заметил: "Пиши, пиши, тема, брат, сам понимаешь, какая перспективная", а Субботин, пока шел этот разговор, подтягивался на кольцах, переходил с них на турник. Повисая головой вниз в трудном упражнении, успевал чутко прислушиваться. Потом быстро соскочил, обтер руки, как это делают спортсмены, кончая заниматься на снарядах, и громко продекламировал:

Дружный хохот взорвался под сводами физкультурного зала.

— Андрейка, ай да экспромт! — вскричал Виталий Карпов.

— Бросьте зубоскалить. Человек к нам в гости приехал, а вы! — сказал Костров, обнимая Рогова.

Насмешки смолкли, но сам Леня ничуть не обиделся на Субботина. Чуточку заикаясь от волнения, он проговорил:

— А знаете, я с вами согласен. Она мне тоже не нравится, эта книга. Очерки, каких много. Разве так надо сейчас писать?

— Вы напишете, Леонид Дмитриевич, — ободряюще сказал Костров, — вот увидите, напишете. Помните, ребята, какой у него был чудесный очерк:

"Восемьдесят пережитых минут"? Читаешь, и слезы навертываются.

Рогов благодарно посмотрел на Кострова:

— Значит, вы мне верите?

— Верю.

— Вот за это спасибо. А шутки и каламбуры — это неплохо. Без них невозможно в любом деле.

Космонавтов влекло к Рогову, но вовсе не потому, что он был свежий человек в городке. Видели они в нем интересного рассказчика. Когда Леня начинал повествовать о своих скитаниях по Африке, о том, как попал однажды в землетрясение, наблюдал в Бразилии ловлю гигантской анаконды, путешествовал с геологами, искавшими в Якутии алмазы, его нельзя было не слушать. Скупыми, точными фразами рисовал он портреты индейцев, изображал бурю в тундре, рассказывал о панике на тонущем танкере.

В сущности, был он добрым покладистым малым. Но если требовали обстоятельства и надо было постоять за свою честь, Рогов становился жестким и непримиримым. Как-то сопровождал он космонавта в поездке по дружественной стране. Выдался жаркий день. После шестого выступления у космонавта голова раскалывалась от усталости... Скорее хотелось на отдых. На большой портовой город упали черные южные сумерки, когда закончилась последняя встреча в летнем театре. Под аплодисменты направился космонавт к своей машине. Но ее обступили десятки людей, тянули портреты и блокноты, выпрашивая автографы, журналисты пробивались с фотокамерами.

— Товарищи, — взмолился основательно охрипший космонавт, — уже очень поздно, поэтому никаких автографов и никаких интервью. Завтра, завтра.

В эту минуту откуда-то вывернулся запыхавшийся полный пожилой человек с "лейкой" на боку и клеенчатой тетрадью в руках.

— Товарищ, — бросился он к гостю, — всего несколько слов. Несколько слов для газеты "Рабочее дело". У нас это такая же газета, как в Советском Союзе "Правда". Всего несколько слов.

Жмурясь от наведенных на него "юпитеров", космонавт недовольно прервал:

— Я же сказал, никаких автографов и бесед.

Хлопнула дверца, и черная машина с космонавтом скользнула плавно вперед, выстрелив в журналиста хлопком дыма. И остался он растерянно топтаться у фонарного столба. Рогов, ехавший с кинооператорами во второй машине, махнул ему рукой.

— Садитесь, помогу встретиться с космонавтом.

Они несколько запоздали в домик у моря, и Рогов догнал космонавта уже на лестнице.

— Вы чего-то подзадержались, друзья, — окликнул их тот, — а это кто с вами?

— Журналист из "Рабочего дела".

— Что? — неожиданно вспылил космонавт. — Я же сказал, что никаких интервью сегодня не будет.

— Пойми, это же из партийной газеты товарищ, из их "Правды".

— Все равно не состоится беседа.

— Это же их "Правда", понимаешь! — взорвался вдруг Рогов. — Да кто ты в конце концов, чтобы отмахиваться от представителя "Правды"! Ты ведешь себя, как мальчишка.

— Вот как! — вскипел космонавт. — Если бы я знал, что ты таким тоном будешь со мной разговаривать, я бы попросил не посылать тебя со мной.

— И я бы с тобой не поехал, если бы знал, что ты такой! — закричал с обидой в голосе Рогов. — Подумаешь, персона грата. Могу хоть завтра в Москву улететь. Надоело писать о твоей обаятельной внешности и добром голосе и видеть тебя таким.

Он яростными шагами метнулся к себе в комнату, захлопнул дверь. Кровь стучала в висках. Леня открыл кран в ванной и плеснул в лицо пригоршню воды. С досадой подумал: "Черт возьми, вот и сорвался! Разве можно терять над собой контроль в зарубежной поездке?" У него была давняя привычка — если нервничал и хотел успокоиться, делал подряд несколько быстрых движений: распрямлял руки, доставал ими носки, прибавлял к этому два-три боксерских выпада. Проделав весь этот комплекс, он почувствовал, что успокаивается, и вышел в коридор. Лестница вела вниз, в холл. Оттуда доносились два голоса: усталый, охрипший — космонавта и мягкий, как у всех южан, — журналиста.