Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

В каюте у меня теперь красный ковер во весь пол, желтые чехлы на мебели и в сочетании с испанками и канарскими открытками очень даже симпатично. Чемоданы от морской пыли укрыты британским флагом, а из всяких других флагов я сделал валик на диван, чтобы валяться на нем, когда мне лень стянуть с себя шорты, купленные еще когда-то в Югославии.

Самое дефицитное оказалось сейчас на борту — конверты. Мало кто оказался таким заботливым, чтобы прихватить их с собой в такой рейс.

Буду клеить сам.

Обнимаю тебя, целую нежно. Главное — хорошо отдохни к зиме.

Привет всем. Многих забыл, но очень уж тороплюсь — наши встречные «Бежицы» уже ревут и стреляют из ракет. Они рвутся домой.

Счастливо!

Виктор

13.07.69 Т/х «Невелъ»

Дорогие родичи!

Поздравляю вас с наступающим Новым годом! До него сейчас еще месяц и двенадцать дней, но завтра мы отдадим письма на танкер с собачьим именем «Аксай», который кормит нас топливом здесь, у берегов Анголы, и он отвезет письма в Батуми к 17 декабря.

Мы все еще с другой стороны экватора. Душная, беззвездная, влажная ночь. Везде по палубе течет теплая, липкая влага. Здесь сезон дождей. Мы все уже соскучились по Большой Медведице и Полярной звезде, которые так давно закрывает от нас экватор.

Думаю, что к тому моменту, когда вы получите это письмо, мы уже будем знать свою дальнейшую судьбу. Пока мы ничего толком не знаем.

Большинство ребят, которые отправили письма из Монтевидео, уже получили подтверждение, а от вас все нет такого подтверждения.

Я здоров и бодр. Мы, конечно, втянулись во всю эту бодягу и молотим вахту за вахтой, сутки за сутками, тысячу миль за тысячей, как роботы. Расстояние, которое осталось за кормой, равно уже двум окружностям нашей куцей планеты, а конец виден еще в довольно зыбком тумане, но все мы знаем, на что идем.

Штанов Марианне в Уругвае не купил и сомбреро тоже не купил. Нет в Уругвае таких деликатесов. Вообще, Уругвай страна какая-то странная — замедленная, полумертвая какая-то. Особенно это заметно после Сингапура, который весь даже как-то извивается от переполненности жизнью, движением, мухлеванием, судоходством, велорикшами и автомобилями.

Сейчас, вероятно, пойдем в Конго на Пуэнт-Нуар. Там, говорят, есть ритуальные маски, но плохо, что мы уже спустили почти все свои миллионы. Больше всего нам не хочется возвращаться еще раз в Маврикий.

Мои кокосы сморщились и почернели, как физии старых негров. Хорошо, что кораллы не подвержены порче. Мозги вялые от влажности и духоты, письмо подвигается туго — не обижайтесь, что оно будет коротким…

Мы совсем отстали от жизни — Москву почти не слышно, газет нет. И новости нам рассказывают посольские товарищи, если они есть там, куда нас заносит.

Как могут существовать африканские страсти в таком климате, мне совершенно непонятно.

Матерь, почему ты была в Комарове так мало дней? Сама так захотела или они не дали?

Надеюсь, что вы все здоровы и что встретите Новый год весело и дружно. Выпейте за тех, кто качается в морях, и закусите соленым хлебом, потому что я обязательно напишу книгу с таким названием («Соленый хлеб», 1979.— Т. А.).

Когда мы будем швартоваться в Ленинграде к Пассажирскому причалу в Гавани, то обвесим весь пароход такими лозунгами: «…дней — как одна ночь!»; «Лучше поздно, чем никогда!»; «Вот вам, девушки, и Юрьев день!»; «В море — горе, на берегу — жена, ланца-дрицца-ацаца!» Тексты этих приходных лозунгов обсуждаются уже сейчас. Одновременно мы поем песню с такими словами: «Мать родная тебя не обманет, а обманет простор голубой!» и — со слезой: «Не надейся, моряк, на погоду, а надейся на парус тугой…»

Ну-с, родные, обнимаю вас всех вместе, всех вместе целую.

С Новым годом вас!

Ваш сын, брат, дядя, свекр, тесть, золовка и сноха

Виктор.

19.11.69. Возле бухты Мосамедши, Ангола. Т/х «Невель»

Дорогая родительница!

Самое серьезное и главное — моя тревога о последствиях для тебя перенапряжений ремонта. Если более-менее благоприятное лето пошло насмарку, если ты надорвалась этим ремонтом, то никакие новые обои здесь не помогут. Нужно: сразу ехать в Комарово, лучше в кинодом, т. к. там веселее обстановка. В писательский дом тоже можно ехать, но там слишком пахнет маразмом.

Вероятнее всего, в этом письме я не смогу не только ответить на ваши письма, посланные на Маврикий, но и вообще сообщить, получил ли их, т. к. зайдем сейчас на внешний рейд, возьмем почту, сдадим эти свои письма и уплывем обратно на архипелаг Каргадос. Вероятно, на земных картах этих островов вообще нет. И я облазил их. На острове Рафаэль я нашел двадцать человек прокаженных, которые отказались к нам приблизиться, это были негры. Я оставил им пять пачек «Новости» и виды зимнего Ленинграда, чтобы они знали, что на Земле бывает такая штука, как снег. На острове Сайрен я собирал раковины и набил ими целый ящик в доказательство того, что не счесть жемчужин в море полуденном. На острове Кокос я лазил на кокосовые пальмы, ободрал брюхо, вспомнил, качаясь на пальмовой верхушке, Фрунзе и набрал орехов всех возрастов, но, говорят, они заплесневеют и не доедут до Ленинграда.

Я считаю, что сегодня-завтра будет ровно половина нашего рейса, но настоящих сроков его окончания не знает никто на этой планете, т. к. сроки эти зависят от настроения Луны. И все мы, таким образом, лунатики.

Маврикий мне не нравится. Сингапур интересный город, и там было влипли в настоящий шторм. Я, конечно, разок обгорел, и кожа моя развевается на ветру, как флаги расцвечивания. Настроение хорошее, т. к. иногда удается пописывать, и это делает все происходящее более осмысленным. Купил японский транзисторный приемник и красный ковер, с последним пока не знаю точно, что будем делать, но скорее всего повесим его на ту стенку, из-за которой доносятся до моих ушей вопли детей старшего дворника.

Я пишу это на ночной вахте — стоим на якоре. Тишина. Луна. Южный Крест. Пью крепкий чай и жую ананас. От этих ананасов у всех болят губы, и мало кто их еще ест. А я, наоборот, сперва не ел, а теперь ем с удовольствием. В свете палубного огня под бортом ходят пять штук рыб-игл. Каждый день ловим акул. Это заменяет нам кино и театр вместе с филармонией.

Я здоров, и даже морщины временами делаются не такими заметными. Вообще, я сделал все правильно. И работать пошел правильно, и в этот рейс пошел правильно.

Я знаю, что в современной обстановке писать дома не смог бы и строчки. Каких бы то ни было больших замыслов для писания у меня нет. Будет такая книга, как «Соленый лед», но длиннее и скучнее, т. к. будет больше походить на путевой дневник. Нынче уже год, как я качаюсь в морях. Прошлогодний осенний Лондон кажется сном.

Дела: 1. Если будут свободные деньги (выплатит «Гослитиздат», например), то просьба к Олегу купить мне энциклопедию Брокгауза и Ефрона. Привести ее на такси с помощью шофера, которому не жалеть за это рублей… Энциклопедия эта понадобится мне сразу по возвращении, а я не думаю, что купить ее просто. 2. Одновременно с поисками энциклопедии присмотреть «Морской атлас» в двух томах последнего издания, но не покупать его без меня, т. к. только я знаю, какие в нем могут оказаться обманы и вырывы…

Поцелуйся взаимно с Олегом и всем его семейством, передав таким образом взаимно друг другу мои нежности. При мысли о том, что лето красное прошло и Марианна ползает в школу, я сам делаюсь за нее несчастным и угнетенным. Ходит ли она тайком от родителей на танцы в «Швейник» и «Мраморный», чтобы танцевать там с военно-морскими курсантами? Ирине (И. В. Базунова, жена брата. — Т. А.) передай, что негритянское искусство выдумали белые идиоты. Машке (племянница. — Т. А.) можно сказать, что я привезу ей из Сингапура ослепительно красное японское кимоно, похожее на пижаму, — из штанов и пиджака. Боюсь только, что ей придется подождать с обновкой лет пять, т. к. я совершенно забыл, какого она роста… Адольфу (А. Урбану, — Т. А.) скажи, что обещанная ему зажигалка куплена… Ирме (Кудровой. — Т. А.) скажи, что она умница, потому что меня хвалит. И следующее. Ее друг Яков Свет выпускает в свет дневники Кука. В этих дневниках названия «Солнце» и «Луна» Яков Свет печатает с маленькой буквы: солнце, луна. Во всем мире, связанном с морем, Солнце и Луна считаются именами собственными. Кук-то, конечно, писал их с должным уважением. Ошибка эта в издании его дневников очень серьезна и безобразна. Пускай Ирма немедленно ему об этом напишет. Свету, а не Куку. Такая ошибка непростительна для хорошего географа; чтобы не сомневаться, пускай он возьмет любой учебник по астрономии или посмотрит любой судовой журнал. «Над горизонтом взошло солнце» — пишется с маленькой буквы. «Определили поправку компаса по азимуту Солнца» — пишется с большой. Одновременно, чтобы не расстраивать этого Света, пусть Ирма передаст ему, что я хвалю его примечания к куковским дневникам — они действительно хорошие.