Южный Урал, № 2—3

— Так ты, Алексей Ильич, говоришь, уже пробовал катать по новой схеме?

— Пробовал, Борис Петрович, вот какое обжатие давал, посмотрите. — Бахтинов внимательно изучал записи в блокноте Тищенко.

— Так, так. Очень хорошо, Алексей Ильич, очень хорошо… Значит в отдельные часы катал на 6 слитков больше прежнего? Ну что же, давай начнем удивлять мир, Алексей Ильич.

— Удивлять, это, конечно, можно, Борис Петрович. Да мы-то решили не только мир удивить, но кое-что поважнее: хотим взять новые социалистические обязательства и вызвать на соревнование всех прокатчиков.

— А кто это — мы?

— Мы — партийная группа бригады. Сейчас собираемся, будем обсуждать этот вопрос. Вот Георгий Васильевич будет, — показал он на Савельева. — Не зайдете ли?

— Хорошо, сейчас придем, — сказал Бахтинов.

Тищенко ушел, и Бахтинов смотрел ему вслед сквозь большое, почти во всю стену, окно.

— Красивый парень, — сказал он. — И внешне красив и душа у него замечательно красивая. К каждому делу, как хозяин подходит, как государственный человек.

Бахтинов развернул перед Савельевым схему калибровки блюминга, составленную калибровочным бюро на основе опыта и предложения Тищенко.

— Понимаешь, что получается, — сказал он Савельеву, — ведь и мы думали насчет сокращения количества пропусков, думали и сомневались: выдержат ли валки, справятся ли с таким темпом другие станы, освоят ли его операторы. Всякие сомнения возникали. Сомневались ведь, товарищ инженер?

— Ну что ж, сомневались. А теперь не сомневаемся.

— Правильно, — весело сказал Бахтинов, — а теперь не сомневаемся… А почему? Пришел такой человек как Тищенко и говорит: я на практике все это уже испробовал и прекрасно получается, а теперь, товарищи инженеры, давайте узаконим это. Вот как учит нас рабочий класс. Учит и подталкивает.

— Да, Борис Петрович, Тищенко мыслит по-инженерному.

Бахтинов возразил:

— Скажи лучше: мыслит новаторски, по-стахановски. Сейчас такое пошло, что не всегда разберешь, где в стахановце кончается рабочий и начинается инженер.

— Дела хорошие, — серьезно говорит Савельев, — радостные…

Тищенко решил собрать партийную группу, чтобы проверить, все ли готово, все ли коммунисты поняли свою задачу в борьбе за внедрение нового метода работы. Теперь, когда и руководители цеха, и главный калибровщик одобрили его предложение, важно было тщательно подготовиться к новому испытанию, мобилизовать всю бригаду.

Когда Бахтинов и Савельев пришли в красный уголок, здесь уже сидели начальник смены Синьковский, мастер Розенков, второй оператор Неделько, электрик Козыренко, вальцовщик Пономаренко. Это был боевой отряд бригады, его костяк. Мастер Николай Розенков вот уже полтора десятка лет идет рука об руку с партгруппоргом Тищенко. Оба они награждены орденом Ленина, оба учились в школе мастеров социалистического труда, вместе они сейчас изучают историю большевистской партии; электрик Козыренко — бывший фронтовик, заслуженный боевой командир, а теперь отличный производственник, пропагандист и агитатор. Да и все коммунисты бригады — это закаленные, волевые люди. И даже кандидат партии Василий Сабаев, пришедший недавно из ремесленного училища, и тот чувствует себя среди этих людей уверенно и твердо.

Тищенко встал и по привычке пригладил волосы.

— Товарищи коммунисты, наше предложение одобрили и сейчас пришло время действовать, — сказал он спокойно и твердо. — В нашем почине, скажу не хвалясь, заинтересован весь завод, и потому на нас ложится большая ответственность: уж коли начнем, так ни шагу назад, итти только вперед. Николай Ильич, — обратился он к Розенкову, — все у нас готово?

— Сделано все необходимое. Сомнения у меня нет.

— Механики, у вас?

— Готово.

— Сварщики?

— Все в порядке.

— Вальцовщики?

— От блюминга не отстанем.

— Сменный инженер, Василий Кириллович, ваше слово.

Синьковский встал, вынул небольшую бумажку, разгладил ее.

— Предлагаю сегодня перед работой на собрании бригады принять такое обращение: «Товарищи прокатчики! Вся наша Родина борется за досрочное выполнение пятилетки. Каждый советский человек хочет добиться новых трудовых успехов и порадовать родного товарища Сталина. Мы предлагаем организовать социалистическое соревнование бригад, смен и прокатных цехов за досрочное выполнение месячного плана. Наша бригада обязуется внедрить метод работы знатного вальцовщика Магнитки Алексея Тищенко, повысить темпы работы и выполнить план на четыре дня раньше срока».

Синьковский увидел, как Тищенко нетерпеливо начал теребить свою шевелюру:

— Ничего, ничего, Алексей Ильич, — сказал он. — Никакого греха нет в том, что мы назовем твое имя. На заводе тебя знают. Предлагаю этот текст одобрить. Товарищи коммунисты в народе говорят: слово большевика — крепкое слово. И надо сказать, что коммунисты третьей бригады крепко держат свое слово. Но сейчас мы бросаем клич всем прокатчикам и обязательство берем очень ответственное. Стало быть, каждый коммунист должен помнить, что на него направлены сейчас все взоры, он организатор нашей победы на своем участке. Вот, что я хотел напомнить. Наша задача — добиться производительности за смену 300 слитков.

Электрик Козыренко слушал немногословные и горячие выступления коммунистов, видел их спокойные, решительные лица и думал о том, что вот здесь, сейчас эта небольшая группа большевиков обдумывает план большого наступления, что уже сегодня они выступят первыми, поднимаясь во весь рост, и поведут за собой бригаду. За ней пойдут другие бригады, смены, цехи, и волна могучего соревнования прокатится по всему заводу, поднимая на борьбу десятки новых людей, имена которых узнает народ.

Огромная движущая сила заключена в этой небольшой группе людей, именуемой партийной группой. Вспомнилось Козыренко, как он на фронте перед атаками создавал ударные группы политбойцов среди десантников, которые должны были первыми соскакивать с машин и бросаться в атаку навстречу бушующему огню противника. В центре этой группы были два-три коммуниста, а вокруг сплачивались наиболее смелые, проявившие себя, отважные в бою воины… Вспомнилось, как сигнальная ракета взвивалась высоко в небо, ревущие танки на несколько секунд останавливали свой стремительный бег, и в эти мгновения поднимались группы политбойцов, прыгали с танков и грозный, страстный призыв — «За Родину! За Сталина!» — раздавался со всех сторон…

Вот они — политбойцы: Тищенко, Розенков, Неделько… Нужен только сигнал! Коммунисты уже стоят на своих местах, изготовившись, глубоко продумав свой план наступления.

— Прошу слова…

Козыренко поднимается и оглядывает всех собравшихся. Он говорит о политбойцах, коммунистах в бою, о том, как самоотверженно они боролись за Родину, с каким самопожертвованием они шли на борьбу за счастье народа.

— Зачем я говорю вам об этом, товарищи коммунисты, когда война кончилась и мы заняты мирным трудом? Я говорю вам об этом для того, чтобы напомнить — какую огромную роль играет сила личного примера коммуниста, который встает первым и, окруженный верными товарищами, начинает борьбу. Сейчас весь советский народ пошел в наступление, начался всенародный поход за досрочное выполнение пятилетки. Самоотверженность и смелость, товарищи, сейчас требуется от каждого коммуниста не в меньшей степени, чем в военное время.

— Правильно, Козыренко! — горячо восклицает Тищенко. — Правильно.

Козыренко сел и, когда волнение несколько улеглось, тихо сказал Тищенко:

— Хотел говорить спокойно о практических делах, а кажется, погорячился…

— Ты хорошо, очень хорошо сказал. Самое нужное, — также тихо ответил ему Тищенко и пожал горячую руку товарища.

Перед началом смены рабочие третьей бригады обсуждали предложение партгруппы о том, чтобы вызвать на социалистическое соревнование другие бригады, взять обязательство о прокатке в смену 300 слитков. Предложение единодушно одобрили. Разошлись по местам сразу же после сменно-встречного собрания. У всех было приподнятое настроение. В конце концов, прокатать 300 слитков — это, действительно, событие в жизни обжимного цеха. Техническая мощность, установленная проектом, была равна 180 слиткам значительно меньшего развеса. До войны производительность в 200 слитков считалась отличным показателем.