Возгорится пламя

— Все — подарки чадолюбивого деда! По случаю окончания гимназии, по случаю моих именин! В дневнике покойного я нашел запись: «Снаряжается внук Петр в Санкт-Петербург для продолжения учения. По сему случаю совершен молебен. Благослови его, Господи, Матерь Божия и Архангел Гавриил, храните его и упасите от пагубного пути!» Как видите, не помогло благословение! Я доставил деду, в душе доброму человеку, много горьких минут. Первое — женился на католичке. Потом «впал в смутьянство». Но, когда я оказался в Петропавловской крепости, дед вручил моей сестре Евгении пятьсот рублей, чтобы меня до «высочайшего повеления» выпустили под залог. И его стараниями я оказался в родном Красноярске, а не в Туруханске, не в Якутске. Однако дед не попрекал меня, что я «не отгоняю бесей крестным знамением», только как бы мимоходом напоминал о «светопреставлении» и о «страшном суде». Но все это — присказка. А сказка — в самом киоте. Увлекательная! Новейшая! Я сейчас…

Петр Ананьевич принес из кухни табуретку, встал на нее и, повернув икону лицевой стороной к стене, открыл дверцу киота, пошарил в углублении. Поставив икону на место, спрыгнул на пол с брошюрой в руке. Владимир Ильич, заинтригованный нелегальной новинкой, вскочил и хотел взять ее, но Красиков поднял руку высоко над головой:

— Минуточку терпения. Сначала я прочту несколько строк. Не могу отказать себе в редком удовольствии. Садитесь и слушайте.

Надев пенсне и встав в торжественную позу, он начал:

— «Предлагаемая брошюра написана была около года тому назад, но нами — к сожалению — получена… лишь недавно. Она, однако, за это время нисколько не утратила своего жизненного интереса и значения». — Приподняв палец, подчеркнул: — Запомните: «…жизненного интереса и значения!» Дальше: «Автор сильно и настойчиво подчеркивает неразрывную связь социалистических и демократических задач нашего движения». — Перевернул страницу. — А вот и об авторе брошюры. Он тут назван «самым талантливым», «наиболее влиятельным» и «наиболее мыслящим и инициативным» среди руководителей революционного движения в России. Читаю: «как революционер, счастливо соединяющий в себе опыт хорошего практика с теоретическим образованием и широким политическим кругозором, наш автор прекрасно сознает необходимость сосредоточения всех активных сил нашей партии на деятельности среди фабрично-заводских рабочих».

Вот как! Под этим предисловием подпись Аксельрода! Женева. «Издание Российской Социал-демократической Рабочей Партии». А теперь могу вручить.

Схватив брошюру, Владимир Ильич вслух прочел заглавие:

— «Задачи русских социал-демократов», — и щеки его вспыхнули румянцем, в беспокойных глазах запылали жаркие огоньки.

«Да не может быть?! Просто странное совпадение!..»

Торопливо перевернул несколько листков.

— Не ищите фамилии автора, — рассмеялся Красиков. — Ее нет. Но по некоторым данным… — Сунув пенсне в кармашек пиджака, наклонился поближе. — Я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь! — подтвердил Владимир Ильич и, взглянув на текст, покраснел больше прежнего. — Спасибо за сюрприз.

Он порывисто обнял Красикова.

— Спасибо! Но из предисловия вы напрасно читали… Вогнали в краску.

— Всякому — свое!

— Но, но. Я уже говорил: у нас нет никого, равного Плеханову. Запомните, Петр Ананьевич. А тут такие слова… Мне неловко… Однако вы — редкий конспиратор! Где достали? Каким путем? Сколько? Себе-то оставили?

Красиков потыкал пальцем в сторону пола:

— Есть. В надежном месте.

— Тогда дайте еще. Хотя бы одну. Это же у меня первая брошюра, напечатанная в настоящей типографии русских социал-демократов! Это же праздник!

— Перед отъездом… Так надежнее.

— Верно! — Владимир Ильич схватил Красикова за руки, слегка потряс и, глядя в глаза, спросил:

— Так как же вам удалось? Выкладывайте тайну, если можно.

Они присели на диван, и Петр Ананьевич сказал:

— Получили мы в посылке с медицинским инструментарием. По вашему же совету. Через фельдшерско-акушерскую школу.

— Ай да красноярцы! Молодцы!

— К сожалению, — качнул головой Красиков, — последняя посылка. Моя сестра Евгения, можно сказать, провалилась. Правда, избежала ареста, но предписанием губернатора от должности инспектрисы отстранена. Уехала в Ачинск, поступила в больницу переселенческого управления.

— Н-да. Жаль. Большая потеря для Красноярска. А как же кружок?

— Действует. В школе осталась Анна, жена моего двоюродного брата Михаила. Через нее держу связь. И есть кружок из рабочих.

— Один?

— Не сразу Москва строилась… И наши красноярцы думают о постепенности: сначала кружки, потом из них — «Союз борьбы».

— Почему «Союз»? Теперь нужно — комитет. По решению съезда.

— Сибиряки говорят: дело не в названии, а в существе.

— Нет, и — в названии. Хотя бы по примеру Москвы. Там создан Комитет, — сказал Владимир Ильич, вспомнив о шифрованном письме Анюты, полученном в день отъезда.

Заговорили о Центральном Комитете. Ни тот, ни другой не знали, остался ли на воле кто-нибудь из его членов. Предположили худшее — Цека не существует. И неизвестно, уцелел ли кто-нибудь из делегатов съезда.

— Как бы там ни было, — Владимир Ильич, пройдясь по комнате, круто повернулся к своему собеседнику, — а блестящее начало положено: партия создана! И это — крупнейший шаг на пути слияния нашего рабочего движения с социал-демократией, с марксизмом! Теперь нужно преодолеть остатки кустарничества и раздробленности.

— Но понадобится новый съезд.

— Это — преждевременный разговор. Пока нам нужно взяться за объединение и начать его с общепартийной газеты. Она поможет собрать силы, обсудить спорные вопросы, расширить рамки пропаганды и агитации. Многое нам, батенька мой, предстоит продумать и подготовить. И устав нужен, и программа. Боевая программа решительных действий!

Потом зашла речь о литературных новинках, и Петр Ананьевич спросил:

— Вы еще не купили Горького? Вышло два тома — «Очерки и рассказы».

— Я читал в «Енисее» рецензию: «Хорошие чувства пробуждают в читателе рассказы Горького».

— Мало сказать — хорошие. Талантливый человек! Оправдывает наши надежды. И, говорят, через него, — Красиков понизил голос, — наши социал-демократы получили деньги на революционную работу.

— Великолепно! И молодцы те, кому удалось связаться с ним. Только не истратили бы по мелочам.

Они расстались, пожелав друг другу покойного сна.

Но разве можно было заснуть после таких новостей? Лежа с открытыми глазами, Владимир Ильич думал о писателе, избравшем столь редкий псевдоним — М.Горький. Читатели расшифровывают инициал — Максим. А друзья нижегородцы зовут Алексеем. Алексей Пешков. Томики его необходимо купить. Прочитать в дороге. И Надю порадовать.

Дал денег. Очень хорошо. И для партийной газеты поможет достать. И надо будет попросить у тех, кто в какой-то степени сочувствует революции. Ведь Гарин-Михайловский, не будучи марксистом, давал деньги на «Самарский вестник», когда газета была в руках социал-демократов. Калмыкова, несомненно, уделит из своих доходов от книжной торговли. И еще где-нибудь найдем для такого дела. Найдем!