Последний год

— О, как я рад снова видеть вас, сэр Бьюкенен, — заговорил князь, появляясь в дверях, и, приближаясь к гостю легкой, пружинистой походкой, протянул вперед обе руки.

Пожимая послу руку и не отпуская ее, князь провел его к столу.

— Не думал, не думал я, что увижу вас в своем доме. Я все время помнил наш разговор в Софии. Редко так бывает: краткий разговор, и ты открываешь человека, который тебе близок и нужен.

— Взаимно, ваше величество, — ответил Бьюкенен серьезно. — Я тоже не забыл нашего знакомства и только поэтому позволил себе позвонить вам.

— Великолепно! Мы теперь будем видеться, мне о многом хочется с вами поговорить, излить душу. Поверьте, в огромной нашей столице мне иногда буквально не с кем поделиться откровенными мыслями.

— Это все жо преувеличение, ваше высочество, — улыбнулся Бьюкенен.

— Увы, сказана правда, — произнес князь серьезно и даже печально. — Поживите у нас немного, и вы поймете меня.

Князь замолчал. Благообразное лицо Бьюкенена выражало беспредельное внимание, участие и обеспокоенность, но он выжидательно молчал.

— Нас упорно хотят убедить, например, что наша война с Японией — это малозначительный эпизод, который следует забыть, — энергично заговорил князь. — Как Можно забыть позор? Витте сумел помпезно обставить предписание мирного договора, но разве этот договор перечеркнул то, что случилось? А главное в том, что мы не сделали выводов на будущее и можем очутиться перед новым позором.

— Но разве император этого не понимает? — осторожно спросил Бьюкенен.

Князь выпрямился в кресле и сказал раздумчиво:

— В его позиции… слишком большую роль играет… характер. Неудача в японской войне… последовавшие затем беспорядки в стране… буквально смяли его.

— Но теперь-то мирная пора, и Россия процветает, — заметил Бьюкенен.

— Это опасное заблуждение, мой друг, — ответил князь. — Об этой опасности ему говорит даже его мать, императрица Мария Федоровна, полагающая, что это затишье перед бурей.

Быокенен слушал и думал о том, что он не ошибся, возобновляя связь с великим князем. Если при первой же встрече князь находит возможным быть с ним столь откровенным, то что же будет потом…

— Я вижу, у вас неважные отношения с императором, — тихо и печально сказал Быокенен.

— О нет, отнюдь! Из чего вы это заключили? — удивленно поднял брови князь. — Наоборот, он со мной весьма мил, хотя знаю, что иногда своими суждениями я не делаю ему приятное.

— Но тогда вы просто обязаны советовать ему делать все полезное для России…

Князь нахмурился:

— В советниках недостатка нет. Все дело в том, что советы одних он принимает, а других только терпеливо выслушивает. Я отношусь ко вторым.

— Но, по моему убеждению, для умного человека ни один хороший совет даром не проходит, — возразил Бьюкенен и ждал: в сказанной им фразе заключено слишком важное — что ответит сейчас князь?

Николай Михайлович, конечно, понял, что ждет от него английский посол, и решил дальше пока не идти. Он промолчал и, протянув большую белую руку, позвонил в колокольчик.

Слуга поставил на стол фарфоровый поднос с кофейником, двумя изящными чашечками и печенье в фарфоровой вазе.

— Может быть, вы любите с ликером? — спросил князь.

— Предпочитаю сливки.

— Сливки для господина, — распорядился князь. — А я пью только черный и за это имею домашнее прозвище Турок, — рассмеялся он.

За кофе говорили о бурном развитии всесветной моды на автомобили, о непомерной дороговизне французских курортов, о зимнем сезоне в Петербургской опере, и оба думали о том главном, что было сказано, верней недосказано раньше. Великий князь надеялся, что сегодня он сделал все, чтобы приблизить к себе Бьюкенена, а в такой дружбе с послом английского короля крылись для него немалые надежды и даже расчеты. Князю хотелось играть заметную всем роль в управлении Россией.

Бьюкенен, в свою очередь, считал, что сделал сегодня очень много — князь сказал ему то, о чем вслух в России не говорят, и князь не может не понимать, какие векселя выдал. По-видимому, подтверждается информация, что князь страдает от честолюбивой зависти к своему венценосному родственнику и как минимум хотел бы быть при нем главным советником.

Первым экзаменом для Бьюкенена в России стала критическая ситуация на Балканах: Россия, давно добивавшаяся союза славянских стран, заняла такую позицию, что сама могла оказаться вовлеченной в войну против Австрии. Это нарушило бы все планы Англии и Франции, рассчитывавших на участие России в большой войне, которая была уже на пороге.

Бьюкенен получил строжайшее указание добиться, чтобы Россия в балканской ситуации заняла более гибкую позицию… Вот когда пригодились и великий князь Николай Михайлович, и про-английски настроенный министр иностранных дел Сазонов, с которым английский посол к этому времени уже был очень дружен.

Сазонов на каждой аудиенции у царя говорил о неподготовленности Балканских стран к серьезной войне, что должно предостеречь Россию от преждевременного вмешательства в конфликт. С другой стороны, великий князь Николай Михайлович уже как историк напоминал Николаю, как дорого обошелся России прошлый балканский поход. К этому времени относится и письмо Николаю от матери императрицы Марии Федоровны, в котором она заклинала его не верить Вильгельму и быть готовым к его пакостям против России.

Русский царь, который не отличался решительностью, заколебался, и в результате балканская война оказалась изолированной, и в этом виде она устраивала Англию, ибо в междоусобной борьбе Балканские страны ослабевали, а для Британии испокон веков было тем лучше, чем больше было слабых, ибо тем легче было их разделять и властвовать.

Бьюкенен свою задачу выполнил и был удостоен высокой похвалы. А спустя два года Англия поручила ему дело еще более ответственное — осуществить тщательное наблюдение за вступлением России в большую войну. Тут было немало особых трудностей. Россия имела союзнический договор только с Францией, и он был так составлен, что Россия далеко не при всех обстоятельствах была обязана вступать в войну. Договора с Англией вообще не было. Более того, за последнее время между Россией и Англией не раз возникали конфликты. Но летом 1914 года на карту ставилась судьба мира и Англии в том числе. Меж тем английские политики старались предусмотреть все, чтобы на долю Великобритании в грядущей войне выпала не самая тяжелая ноша. В решении этой задачи буквально все зависело от участия в войне России. Каким оно будет, учитывая, что Россия ориентировалась на более поздний срок начала войны? Двинет ли она в бой все свои неисчислимые человеческие резервы? Будет ли непреклонно, несмотря на жертвы, вести активную войну продолжительное время?

Бьюкенен понимал, сколь ответственна в этот момент его роль в России, и развил активнейшую деятельность. К этому времени он уже пользовался большим доверием и самого русского монарха.

Активно действовала в России и профессиональная английская разведка. Военный атташат и аппарат посольства были насыщены опытными разведчиками, которые имели связи в самых разнообразных кругах Петербурга и собирали данные о положении в стране и настроениях в различных кругах русского общества. Словом, Бьюкенен имел все основания написать в канун войны, что английский термометр способен устанавливать температуру России в самых различных ее местах, на самых различных уровнях ее общества и своевременно обнаруживать очаги заболевания.

Первый год войны был вершиной деятельности Бьюкенена в России. Дело дошло до того, что немецкие газеты однажды назвали его вторым, некоронованным царем России. Он и в самом деле так сумел поставить себя, что на вершине российской власти от него никаких секретов не было и действительно царь не раз пользовался его советами и называл его не иначе, как «мой верный друг»… Но этого оказалось мало для того, чтобы знать великую Россию, ее жизнь, чаяния и вовремя заметить и понять происходящее за пределами дворцов, министерских кабинетов и великосветских салонов.