Вдова

— Бабушка Аксинья!

Даша кинулась к бабке. Поросенок взвизгнул, словно ему ногу оторвали. Бабы не упустили случая повеселиться.

— Ай да гость к Дарье пожаловал. Хоть сейчас — на стол.

— До стола ему еще расти да расти, — возразила бабка Аксинья.

Она вошла в комнату, неторопливо скинула мешок, огляделась, похвалила Дашу:

— Чисто живешь.

Шагнула к детской кроватке:

— Ну, здравствуй, внучек.

Митя не спал. Он лежал незапеленатый, в короткой распашонке, дрыгал руками и ногами и пускал слюни. Эти физические упражнения он сопровождал звуками, которые выражали явное удовлетворение своей судьбой.

— Уж подрос, гляди-ка, — сказала бабка Аксинья.

— Третий месяц пошел.

Даша растопила плиту, начистила картошки. Две селедочки, немного ржавые, но жирные, отыскались для праздничного по случаю гостьи стола, да лиловая луковица.

Бабка Аксинья, взяв из кроватки внука, качала его на руках, а сама расспрашивала Дашу, ладно ли живут с Василием, тяжкая ли на заводе работа и хватает ли заработка на житье. Хватает заработка, говорила Даша, и работа не тяжкая, да беспокойная, а Василий такой заботливый, что бабы завидуют, к ребенку ночью сам встает, вот до чего заботливый.

Даша с бабкой Аксиньей еще сидели за столом, когда пришел Василий. Обнял бабку, трижды по-русски расцеловал, сказал весело:

— Вот и еще прибавилась у нас семья.

Поросенок вылез из-под кровати, нетерпеливо хрюкнул, требуя и к себе внимания. Василий присел на корточки, почесал поросячий бок.

— Этому приятелю надо дом строить.

В барачном городке много выросло сараюшек. Держали в них поросят, кур, коз, а то и корову. В ведрах носили, возили в бочонках на самодельных тележках дешевую барду со спиртзавода. По утрам, как в деревне, визжали поросята и орали петухи. А весной обещали на заводе выделить за Серебровском огороды: сотку на работающего, полсотни на иждивенца.

В комнате стало тесно. Бабке Аксинье купили кровать, отгородили угол ситцевым пологом. Бабка собиралась обосноваться в Серебровске надолго. Они с Митей быстро подружились, парнишка улыбался беззубым ртом и оживленно гукал, когда бабка Аксинья брала его на руки.

Барачный городок раскинулся на небольшой возвышенности, и с бугра хорошо был виден завод. Бабка Аксинья, гуляя с Митей, подолгу глядела на кирпичные корпуса, на перевитые вокруг башенок, точно кишки какого-то неведомого животного, трубопроводы, на громадные цистерны и на тонкие деревца, как бы насильно загнанные за кирпичную ограду. «И чего только руки человеческие не сотворят», — с почтительным удивлением думала старушка. Она внука повыше поднимала, повертывала лицом к заводу.

— Гляди, чего мать твоя с отцом настроили. Вырастешь, работать пойдешь на завод. Анжинером. Хошь — анжинером?

Митя в ответ на столь блестящую перспективу пускал пузыри.

Однажды бабка Аксинья решила сходить в завод, поближе поглядеть химию, про которую частенько говорили Даша с Василием. Даша работала во вторую смену, с утра была дома, и бабка Аксинья, оставив на ее попечение Митю, отправилась. Даше она не сказала, что собралась на завод, немного обиженная на внучку за то, что та сама не пригласила ее поглядеть, как делают этот самый каучук.

Ради не совсем обычной прогулки бабка даже слегка принарядилась, повязавшись Дашиным цветастым платочком, и до завода шла в самом бодром настроении. Но в проходной вахтер огорошил бабку Аксинью, потребовав пропуск.

— Я неработающая, — объяснила бабка Аксинья, — я только поглядеть.

— Глядеть сюда не ходят, — сказал вахтер. — Это — завод.

— Без тебя знаю, что завод. Ты мне вот что скажи, мил человек: ты его, этот завод, строил?

— Я не строил, я охранять поставлен, — объяснил вахтер.

— А Даша, моя внучка, строила, — с торжеством объявила бабка Аксинья и, считая этот довод исчерпывающим, шагнула было за проходную.

Но упрямый вахтер схватил ее за руку.

— Нельзя, — сказал он. — Не положено.

Они еще поспорили, но бабка Аксинья так и не сумела доказать вахтеру свое право поглядеть завод, который строила внучка.

— Ладно, — сказала она наконец сердито, — я сейчас к самому председателю пойду.

— У нас не председатель, у нас — директор,

— Все едино. Где его контора?

— Вот в этом здании, на втором этаже.

Через пять минут бабка Аксинья вошла в приемную директора. Молоденькая девушка сидела за какой-то машинкой, била пальцами по белым кружочкам, похожим на копейки, и железные стерженьки, точно цыплята, клевали накинутую на машинку бумагу.

— Это что же, ты, что ли, директором будешь? — неуверенно спросила бабка.

Девушка улыбнулась бабкиному предположению.

— Нет, не я. А что?

— Мне сказали — здесь директор сидит.

И тут бабка заметила обитую кожей дверь и тотчас сообразила, что, должно быть, там и находится директор. Она быстренько ринулась в директорский кабинет, так что секретарша за своей трещалкой опомниться не успела.

— Нельзя, нельзя. У Ивана Ивановича совещание, — всполошилась она, кинувшись за бабкой Аксиньей.

Но было уже поздно. Бабка проскочила за кожаную дверь.

Людей в кабинете было больше, чем на колхозном правлении. И кабинет выглядел побогаче и попросторнее. За большим столом сидел седой человек с чисто выбритым лицом. Он был отнюдь не похож на Ивана Хомутова, но бабка Аксинья сразу угадала директора и прямо двинулась к нему, обогнув длинный стол, за которым пристроились остальные.

— Это какая же такая справедливость, — возмущенно заговорила она, остановившись напротив директора, — что мне завод поглядеть нельзя? Я тут не чужая, моя внучка сама его строила, сказывала — поле было, голое место... За руку схватил! Государственный, говорит, завод. Я же его не проглочу. Мне только на химию поглядеть.

Дубравин недоумевающе тер пальцем висок. За длинным столом кто-то засмеялся.

— Старушка интересуется химией.

— Правдивые твои слова, — подтвердила бабка Аксинья, не обратив внимания на неуместный смех. — Главное — внучка строила. Как же не поглядеть?

— Как зовут вашу внучку? — спросил директор.

— Даша. Даша Родионова. Вернее сказать — Костромина. За Василием Костроминым замужем.

Дубравин улыбнулся бабке Аксинье и повернулся к чернявому человеку.

— Ты, Григорий Григорьевич, покажи товарищу завод, — попросил директор. — Только придется немного обождать, — обратился он к бабке Аксинье. — Мы скоро кончим.

— Не на пожар, — сказала бабка. — Обожду.

Она подошла к длинному столу и села на свободный стул. Наступившая при этом пауза выдала некоторое замешательство всех присутствующих, кроме самой Аксиньи Петровны. Скоро, однако, директор заговорил, потом чернявый с ним заспорил, и совещание пошло своим чередом.

Даша не сразу хватилась бабки Аксиньи. Подумала: вышла бабушка в магазин или прогуляться. Но время подходило к обеду, а ее все не было. Скоро уж Даше на работу собираться. Да куда ж она пропала? Не заблудилась ли? Но язык у бабки Аксиньи не на ржавых петлях подвешен.

Не дождавшись бабки, Даша поела, со стола прибрала. Митя выспался, Даша и его покормила. И тут наконец явилась гулена.

— Уморилась, — сказала она, сняв с головы Дашин нарядный платок. — На совешшании сидела да весь завод обходила.

Даша чуть сына не уронила, опешив от бабкиных слов.

— На каком... совещании?

— У директора, — невозмутимо проговорила бабка Аксинья. — Анжинера ждала, чтоб завод показал. Ну и завод хорош, я тебе скажу! Была бы я помоложе, непременно бы стала на заводе работать.

— Нет, ты расскажи, как ты к директору попала.

Бабка приподняла крышку кастрюли, одобрительно сказала:

— С горохом... И разварила как следует.

Взяла тарелку, налила себе супу, хлеба отрезала. И лишь после этого, натешившись вволю Дашиным нетерпением, вспомнила ее вопрос.

— К директору-то? А так и попала...