Суета сует

— На ваш? Может быть, — Андрей зло рассмеялся. — Как говорится: бабий век — сорок лет. Тебе чуть больше двадцати? Значит, осталось еще двадцать.

Наташа выдернула руку, изумленно уставилась на Шахова.

— Ну и юмор у тебя! — покачала головой. — Ты стал какой-то грубый, хамовитый… С чего бесишься? Рудник хорошеет, строится. Город рядом. Сделают из нашего Катерининска город-спутник, понастроят фабрик, заводов. — Она с искренним недоумением смотрела на угрюмого Шахова. — По всему Уралу старые рудники и демидовские заводишки дышат на ладан. Читать больше надо, вот что. А то как кулик в своем болоте. Закроют рудник, не закроют — тебе что за печаль? — Она дернула плечом. — Не пойму.

— А та печаль, что здесь, — Шахов затопал, постучал каблуком по пешеходной дорожке, — здесь богатейшее месторождение, которое некоторые умники не хотят признавать. Не по учебнику, видите ли, оно обнаружено. Ты же геолог, должна понимать, что такое месторождение!

— Хорошо, хорошо, — Наташа испуганно схватила его под руку. — Я понимаю. Большое месторождение, богатое. Успокойся.

— Фу, черт, сорвался! — Андрей покрутил головой, скривился от досады. — Не обижайся… Здесь многие смотрят на меня как на шизофреника, хихикают за спиной. Надоело все это. — Он исподлобья глянул на девушку и, чтобы скрыть смущение, спросил насмешливо: — Если тебе все равно, закроют рудник или нет, зачем же сюда приехала? Ностальгия?

— И это тоже, — помолчав, так же насмешливо ответила Наташа.

Они приблизились к высокому дощатому забору, похожему на средневековый тын. За ним белел черепицей почерневший от дождей, солнца и времени копер. Свернули на иссеченную тропинками лужайку, к краю которой, отгородившись от дороги рядком акаций, приткнулся веселый, в розовой штукатурке, двухэтажный дом.

— Вот и пришли, — Андрей показал на подъезд. — Здесь я и живу.

— Как здесь? — Наташа растерялась. — Это ведь общежитие.

— Оно самое, — весело подтвердил Шахов. — Зайдешь?

— Подожди, — девушка заморгала. — А ваша квартира?

Андрей опустил глаза, провел ладонью по крыше вишневого «Москвича», который стоял рядом.

— Квартиру я сдал… — Поглядел на руку. — Не следит хозяин за машиной. Грязи-то. — Ободрал с акации листья, вытер пальцы. Не поднимая головы, пояснил глухо: — Не мог я в той квартире оставаться, когда мать умерла.

— Так и будешь по общежитиям скитаться? — Наташа провела мизинцем по лобовому стеклу машины. — Не надоело?

— Какая разница, — Андрей пожал плечами, равнодушно наблюдая, как девушка, достав из сумки платок, вытирала руки. — Вообще-то мне обещали квартиру, когда защищу диплом и должность приму… А, мелочи это!

— А куда тебя хотят назначить? — Наташа швырнула платок в сумку, поправила волосы. — Ну, идем, если приглашать не передумал…

— Ты, наверно, знаешь, что я на первой пробщиком работаю, — Андрей придержал дверь, пропуская девушку. — У нас свободно место геолога. Его-то мне и пророчат.

Наташа задержалась на секунду, склонила голову, словно прислушиваясь, слегка выпятила в удивлении нижнюю губу. По тут же, решительно отбросив за спину волосы, вошла в общежитие.

Когда Шахов открыл дверь в свою комнату, Наташа, уже сделав шаг внутрь, качнулась назад, попятилась, чтобы выскочить. Оказывается, Андрей жил не один.

За столом, заваленным книгами, сидел в майке красный от жары белобрысый крепыш. Его курносое и широкое лицо, мягкие даже на вид волосы, вздыбившиеся точно грива, делали голову похожей на львиную. Около кровати топтался другой парень — смуглый и гибкий, как вьюн. И еще один — огромный, с добродушным и несколько сонным лицом — прислонился плечом к шкафу, крутил лениво на пальце цепочку с ключами.

Крепыш за столом, увидев Наташу, вскочил, схватил с подоконника рубаху, принялся суетливо натягивать ее на себя. Верзила с ключами медленно повернул голову к двери, и у него, словно тая, исчезло сонное выражение, а глаза по-кошачьи широко раскрылись и снова сузились, превратившись в добродушные щелки.

Андрей слегка подтолкнул девушку вперед.

— Знакомься. Алексей Бахтин, — показал в сторону стола. Повернулся в сторону здоровяка с ключами. — Ну, этого-то типа ты знаешь. Николай Бахтин. Помнишь?

— Здравствуй, — Бахтин вытер ладонь о брюки, протянул ее. Заулыбался.

— Здравствуй, — Наташа помедлила миг, но все же руку подала. Почувствовала шершавые и твердые бугорки мозолей, словно полено сжала. — А ты, — она проползла взглядом по довольному лицу Бахтина, по его широкой, квадратной какой-то груди, поискала слово. — А ты… поправился, — и отвернулась.

Ее с откровенным любопытством разглядывал третий — тот, чернявый. Он стоял около открытого чемодана, разговаривал с Андреем, но смотрел на Наташу. Когда взгляды их встретились, чернявый улыбнулся — незаметно, уголками губ, и от этой улыбки Наташе стало неприятно: такое впечатление, будто парень этот знает о ней что-то нехорошее, постыдное.

— Максим, — представил его Андрей. — Наш новый жилец.

— Может, ты скажешь, как девушку зовут, — Максим медленно перевел взгляд на Андрея, потом опять на Наташу. Говорил он растягивая слова, чуть в нос, и в голосе его, как и в глазах, опять почудилось Наташе то ли усмешка, то ли знание какой-то неприличной тайны.

— Да, конечно, — Андрей засмеялся. — Это Наталья Васильевна Сокольская. Моя бывшая одноклассница и однокурсница. Прошу любить и жаловать.

Алексей Самарин, застегивая рубашку, дернулся в полупоклоне — поздоровался. Пододвинул стул девушке, предложил сесть.

— Спасибо, — она изобразила губами улыбку. — Я сейчас пойду. У вас тут… — развела руками. — Не вовремя я, — и выжидательно поглядела на Шахова.

Тот деловито перебирал книги на столе. Выпрямился, оглядел невидящими глазами комнату, покусал в задумчивости ноготь.

— Шахов, я пошла, — без выражения сказала девушка. — До свидания.

— До свидания, до свидания, — повторил Шахов, но тут же до него дошел смысл слов. — Стой, куда пошла? Подожди немного, я провожу… Леха, ты зеленую папку не видел?

Самарин вытащил из-под вороха бумаг папку, протянул и опять просительно предложил Наташе:

— Сядьте. Чего же вы стоите-то?

Она села — прямая, гордая. Положила на колени сумку, огляделась.

Полки с книгами. Стол, тоже заваленный книгами. Книги и на подоконнике. Над столом, на широкой доске, образцы пород, минералов. Три кровати. Над одной — лакированные, слащавые портреты Есенина, Маяковского, Хемингуэя — белобородого, белоголового, в грубом свитере. Над второй кроватью — геологическая карта Урала. Над третьей нет ничего. Рядом с ней Максим. Невозмутимый, сосредоточенный, он не спеша и аккуратно выкладывал на постель вещи из чемодана. Увидел краем глаза, что Наташа смотрит на него, подмигнул быстро и дерзко. Девушка вспыхнула, перевела торопливо взгляд на Шахова. Тот, насупившись, ворошил в папке какие-то пожелтевшие вырезки.

— Слышь, Шахов, — лениво окликнул Бахтин. — У меня сын родился.

— Ну, — Андрей удивленно вскинул голову. — Поздравляю.

— Приходи сегодня к семи. Отметим. И ты приходи, — Бахтин повернулся к Наташе.

— Обязательно придем, — пробормотал Андрей, опять уткнувшись в папку.

Наташа под вопросительным взглядом Бахтина повела еле заметно плечами, словно ей стало холодно, посмотрела и раздумье на Шахова.

— Хорошо, — она постаралась улыбнуться Бахтину. — Если это удобно.

— Чего ж неудобно, — заморгал тот. — Сын ведь родился. — Развернулся к Алексею Самарину: — Ну, Леха, в последний раз спрашиваю: придешь?

Белобрысый крепыш сморщился как от боли, замотал головой:

— Не могу я, пойми, не могу. В третью смену мне.

— А я-то, дурак, хотел еще сына в твою честь Алексеем назвать! — Бахтин хлопнул себя ладонью по бедру. — Да я лучше его назову… — Наткнулся взглядом на Максима. — Во! Лучше Максимом назову. Максим Николаевич! Звучит?

— Звучит, — подтвердил, выпрямившись, Максим. — Жить будет максимально. На полную катушку.