Пленник волчьей стаи

Ветхая яранга старика Петота стояла на отшибе стойбища Каиль. Старик был глухонемым от рождения и не имел ни старухи, ни детей, ни внуков. Однажды, когда Петот был еще молодым, он привел в свою ярангу жену, но жил с ней совсем мало: ее вскоре задрала медведица, у которой Петот накануне убил детеныша. Жена пошла копать в тундру съедобные корни, там ее и подкараулила свирепая медведица… Вторую жену Петот так и не привел в свою ярангу.

Когда был в силе, он сам себя кормил. И другим помогал: старикам, вдовам и просто тому, кто нуждался. А нуждались тогда многие: в куске мяса, в муке, в патронах, в материи… Почти все крепкие мужчины пасли оленей далеко от стойбища, и главными добытчиками еды были старики да дети. Охотник Петот всегда приезжал на побережье, в фактории американов и русских, с богатой добычей. Он был удачлив на охоте. Его глаза, как бы восполняя отсутствие слуха, видели далеко-далеко, подмечая то, что многим неприметно было.

Но от старости еще ни один охотник не убежал, не спрятался. Не миновала старость и Петота. Подкралась она, словно пакостница-расомаха, — тихо, неприметно — и, как расомаха, крепкой хваткой обняла-зажала глухонемого Петота. Сначала у него стали плохо сгибаться ноги, потом в глазах поселился туман.

Северяне, дети природы, никогда не были пригадливыми, припасливыми. Они испокон веку жили одним днем. Разве что юколы и квашеной рыбы впрок заготавливали. Да еще кореньев съедобных. А насчет денег и не думали. Впрочем, о деньгах в те годы в этой глуши мало кто и слышал. Принесешь купцу меха — получишь табак, чай, патроны, муку, капканы, материю на рубаху, на комлейку. Не принесешь — ничего не получишь.

Летом Петот либо бродил по стойбищу, подсаживаясь к чужим кострам, либо подолгу сидел у входа своей ветхой яранги, посасывая трубку.

Люди помнили его прежнее добро и теперь платили тем же: кто приглашал к котлу, кто приносил кусок оленины или медвежатины. Частенько у своего жилища он находил то гуся, то связку уток.

Летом ему жилось неплохо, сытно — одной рыбой можно было прокормиться. Но зимой тяжело теперь приходилось. Зимой голод ночевал почти в каждой яранге.

Петот совсем бы пропал, если бы не верная Дарка — его единственное богатство, Дарка была полуволчицей. Глухонемому многие завидовали в стойбище, потому что Дарка была собакой-охотницей. Она часто уходила на промысел и редко возвращалась без добычи: то зайца в зубах принесет, то утку или куропатку. Охотиться она научились сама: волчья кровь свое дело сделала. Другой такой собаки не было ни у кого. Глухонемой очень гордился своей Даркой.

Но однажды, на исходе зимы, он загоревал. Случилось это в те дни, когда в округе объявилась волчья стая. По ночам волки подходили совсем близко к стойбищу и при луне пели свои жуткие песни, от которых собаки всполошенно лаяли, а самые трусливые лезли в яранги.

Петот узнал о волках от Дарки. В первую же ночь, как только стая приблизилась к стойбищу? Дарка вскочила, подошла к выходу и замерла, вслушиваясь в зимнюю песню волков.

Петот приподнялся и при свете угасающего костра увидел настороженную Дарку, которая в этот миг подняла морду И откликнулась стае протяжным воем. Петота охватило волнение, сердце его почуяло беду.

Наступила следующая ночь. Петот долго сидел у очага, сторожко наблюдая за собакой. Дарка металась из яранги на улицу и обратно. Предчувствуя недоброе, старик ласково поманил к себе кормилицу. Дарка неохотно подошла.

Петот не слышал, как совсем неподалеку от его яранги раздался протяжный вой. Зато призыв вожака стаи услышала Дарка. Она замерла и вдруг ринулась на вой.

Петот достал свое старое ружье, из которого уже давно не стрелял, загнал в него патрон и вышел. Глаза уже плохо видели, но старик все же углядел, как темное пятно быстро приближалось к прибрежному тальнику: Дарка торопилась к стае.

Весть о том, что от глухонемого Петота убежала Дарка, взбудоражила стойбище. Иные приходили в его ярангу и как могли утешали. Кто-кто, а северяне знают цену хорошей собаке. А веселый старик Хоялхот привел на поводке здорового молодого белого кобеля с серым пятном вокруг левого глаза, привязал его к колышку возле яранги и жестами объяснил бывшему своему напарнику по охоте, что, мол, пес теперь его.

— Не горюй, — сказал Хоялхот, усаживаясь рядом с поникшим Петотом, — мой Бельчик заменит тебе Дарку и ни за что не убежит к волкам.

Петот понял по губам все слова старого друга и благодарно кивнул, но глубокий вздох, невольно вырвавшийся из груди, выдал его, и Хоялхот понял, что Петот не верит в замену. Разве мог этот здоровый, но глуповатый кобель самостоятельно охотиться и приносить добычу хозяину? Нет, не заменит он Дарку, которая понимала не только жесты, но и взгляды старика. Разве Петот сможет разговаривать глазами с этим псом? А что пес глуп, он определил сразу: глухонемые безошибочно угадывают характеры людей и всякой живности по их глазам и поведению: они видят глубже, чем, говорящие и слышащие.

Вскоре в стойбище забыли о Дарке, о беде Петота: своих забот и бед хватало почти в каждой яранге. Только он все никак не мог успокоиться и каждый день ходил к тальнику туда, где в ту ночь поджидала стая его Дарку. Он все надеял, что собака вернется.

И она вернулась, Через две недели.

В то утро Петот потихоньку рубил старым тупым топориком сухой кедрач на дрова. Он не сразу заметил подошедшую Дарку, а когда увидел — от радости выронил топорик. Дарка, не мигая, смотрела на него, виновато повиливая хвостом. Петот расплылся в улыбке, замычал и радостно потрепал собаку за холку. Он сразу простил ее, потому что понял причину ее отлучки…

В апреле Дарка ощенилась в темном закутке яранги. Она принесла всего двух щенят — двух сыновей. Один сын был темно-сереньким, но с белым пятном на груди. Зато второй удался в отца-волка: серый, с темноватой, почти черной, полосой на спине, без единой отметки собачьего племени.щ

Когда сыновья Дарки чуть подросли, Петот отдал их товарищу. «В благодарность за Бельчика», — говорили его глаза.

Хоялхот улыбнулся:

— Хорошие собачки будут. Крепкие. Мой сын Тавтык будет иметь сильную пару ездовых собак, — поглаживая поочередно щенков, сказал довольный Хоялхот и, засунув их в старую замшевую сумку, а пошел к себе. Следом за ним поплелся Петот.

Глава Вторая

Дарка не видела, как Хоялхот забрал ее детей из яранги хозяина. Она в то утро ушла на охоту.

Округа уже наполнилась новой жизнью. В гнездах уток и гусей начали появляться птенцы-пуховички, в лесах потешно резвились весенние зайчата, а по берегам рек расхаживали важные медведицы с медвежатами. Они ждали подхода лосося на нерест, а пока питались корешками трав, пожирали падаль, разгребали норы евражек [5] и съедали их припасы — орехи кедрача.

Вернувшись к полудню с зайчонком в зубах, Дарка положила его у потухшего костра и поспешила в ярангу к детям. Сыновей там не было. Она в беспокойстве обежала ярангу, но ни щенков, ни хозяина не увидела. Зато она учуяла следы чужого человека. Покружив по зарослям тальника позади яранги и не обнаружив там детей, Дарка бросились по тропинке к стойбищу, принюхиваясь к следам хозяина.

Она без труда отыскала его возле яранги Хоялхота. Петот сидел вместе с хозяином у небольшого костерка. Старики посасывали трубки.

Дарка подошла к хозяину и, не мигая, уставилась на него. Старик вздрогнул и виновато отвел взгляд от собаки, без всякой нужды начал ковырять палкой угли.

— Умная у тебя собака, — сказал Хоялхот, кивнув на Дарку. — Очень умная, — и тоже, отвернулся от Дарки. Не каждый человек может смотреть в глаза матери, у которой отняли детей. Пусть мать и полуволчица…

Петот по губам догадался, о чем сказал товарищ, и согласно кивнул.

Хоялхот вошел в ярангу и вынес оттуда сыновей Дарки. Щенята радостно бросились к матери, затыкались в живот. Дарка легла на бок и зажмурилась от удовольствия, вздрагивая всем телом, когда сыновья в спешке покусывали соски.