Суд

Но полноте, удача ли? А может, результат планомерной работы? Находят лишь тогда, когда ищут!

Дома Гонтарь прочитал письмо, написанное карандашом, таинственными каракулями, но Гонтарь разобрал все. Письмо было коротким:

Теперь нужно было выяснить только, кто же этот Семеняк в том автомобильном министерстве. Гонтарь позвонил в справочную министерства и через минуту уже знал номер телефона Семеняка, что зовут его Семен Михайлович и что работает он в диспетчерском отделе.

Вот когда шикарнейшая удача увиделась Гонтарю уже во всем ее блеске!

Тщательно все обдумав, Гонтарь решил не откладывая сходить к Семеняку — железо надо ковать, пока оно горячее…

Выйдя из метро на станции «Дзержинская», Гонтарь обошел площадь и направился вверх по улице, испытывая неуяснимую озабоченность оттого, что он шел мимо здания Комитета государственной безопасности. Это чувство было настолько сильным, что не проходило, когда то здание осталось позади, и оно, это чувство, помешало ему сразу войти в министерство, он несколько раз прошелся возле него по тупику, вокруг памятника Воровскому, и наконец все же направился к дверям.

Семеняк только что отпустил от себя стенографистку, которой продиктовал несколько служебных бумаг, любуясь ее скрещенными под стулом длинными и стройными ногами. Проводив ее ноги последним взглядом, он склонился над столом, и в это время в его кабинет стремительно вошел незнакомый ему молодой мужчина в модной замшевой куртке.

— Здравствуй, Семен Михайлович, будь щедрым — подари человеку минуту и заодно ясность жизненной перспективы.

— С кем имею дело? — сухо и вместе с тем чуть с улыбкой спросил Семеняк, ему нравились такие вот, нахальные, пробивные.

— Сотрудник «Союзсельхозтехники» Министерства сельского хозяйства СССР Гонтарь Борис Борисович, беспартийный, год рождения…

— Хватит, хватит. Садитесь. Так как мы не уславливались, я имею не больше десяти минут.

— О, американец! Но я же и по делу тоже… — Гонтарь помолчал, пристально глядя в голубоватые глаза Семеняка, и сказал: — Мне гарантировали, что ты тут на всех этажах самый толковый работник… — Семеняк протестующе поднял руку, но Гонтарь не дал ему ничего сказать и продолжал: — Наконец, у нас с тобой ситуация проста как дважды два — ты молодой специалист, я — молодой специалист, ты попал сюда, я — в «Сельхозтехнику», должны мы друг другу помогать или нет?

— Смотря в чем, — улыбнулся одними губами Семеняк.

— Посоветуй, куда мне удирать из моей «Сельхозтехники»?

— Вот тебе и раз… А в чем дело-то?

— Между нами… не ужился с начальством. Попался мне Наполеон местного значения. Я перед ним не согнулся, и он вежливо посоветовал мне найти другую работу.

— Вон как… — покачал головой Семеняк. — А к чему придрался? — И ему все больше нравился этот Гонтарь с его веселыми плутовскими глазами цыгана и огромным смешным ртом.

Гонтарь вздернул плечи:

— Кабы я знал. Скажи мне лучше — у вас я работу не найду? Диплом института народного хозяйства. У тебя зацепки какой в кадрах нет?

— Попробую выяснить, позвони в пятницу.

Но Гонтарь в пятницу не позвонил, а Семеняк ничего для него и не выяснил…

Пятница — любимый день Семеняка, а тут еще совпала получка. Хорошо бы вечерком закатиться в кавказский ресторанчик — Семеняк любил вкусно поесть, о чем свидетельствовало уже явно обозначившееся брюшко.

За десять минут до звонка, когда Семеняк уже запирал свой сейф, в его кабинете снова появился тот пробивной… большеротый…

Подойдя вплотную к Семеняку, он спросил легко, доверительно, будто старый друг:

— Уже уходишь?

— А что? — Семеняка теперь не удивили ни сам вопрос, ни, как в прошлый раз, обращение на «ты», он только на мгновение поднял взгляд на пришельца и сел за стол. Гонтарь подошел к нему сбоку:

— Есть предложение пойти пообедать — инициатива и расходы мои.

— Я обедал, когда и все нормальные люди.

— Машина есть? — Гонтарь словно не слышал его. — Поедем на ВДНХ, там в «Парусе» у меня дружок замдиректора — такого подадут, глаза на лоб… — и в это время Гонтарь увидел на руке Семеняка сверхсовременные часы. Он так схватил Семеняка за руку, что тот чуть не вскрикнул. — «Сейка»? С двумя календарями? Стрелки светятся? О, моя погибель! — шепотом выкрикивал Гонтарь, не выпуская его запястья и приближая часы к своим глазам. Наконец он отпустил его руку: — Продай. Будь человеком — продай!

— Да ты что? С ума спятил? Это — подарок!

— Я знаю. Даже знаю — чей подарок, — осенило Гонтаря. — Хочешь семьсот? — Он выхватил из кармана пачку светло-желтеньких сотенных бумажек, отсчитал семь штук и разложил их перед ним веером.

— Убери, войдет кто-нибудь…

Гонтарь сдвинул деньги к нему:

— Ну? Сделай меня счастливым, прошу тебя. Мечта идиота — заиметь именно такие часы…

Семеняк молча и пытливо смотрел на Гонтаря — он знал, что спекулянты возле комиссионок платят за такие часы максимум триста рублей. А тут — семьсот.

— Ты что, в своей «Сельхозтехнике» сам деньги делаешь? — спросил Семеняк.

— Да какая тебе разница, откуда деньги? Честные деньги! Честные! А тебе ведь еще такие часы привезут, приедут опять и привезут, — повторил Гонтарь, не сводя с него глаз, и удовлетворенно заметил, что тот обратил внимание на эти его слова, и тогда он припечатал эту тему окончательно: — И не все, друг мой, подарочки разумно носить вот так, всем напоказ, как носишь ты… Ну, прошу тебя, убери деньги в стол и поедем.

И вдруг Семеняк смахнул деньги со стола в приоткрытый ящик, задвинул его и запер на ключ:

— Ладно. — Он отстегнул часы и отдал их Гонтарю. — Иди на улицу Жданова, напротив Архитектурного института стоит мой синий «жигуленок», подожди там…

Приятель Гонтаря из «Паруса» постарался, и обед им был дан потрясающий. Они сидели в уютной комнатке-подсобке, похлебывали ароматную уху по-монастырски и вели тихий разговор. И странное дело — с первой же фразы разговор пошел у них как у давних и близких друзей.

Сначала тема была почти философская — может ли быть у человека достаточно денег, чтобы он мог сказать «мне больше не надо ни копейки»?

Гонтарь сказал смеясь:

— Я бы не сказал это, даже сидя на куче денег.

Семеняк ответил вполне серьезно, что он и в мыслях не влезал на подобные кучи, но ему думается, пары тысяч в месяц ему хватило бы.

— Запомни это свое безответственное заявление, — сказал Гонтарь с непонятной Семеняку серьезностью и даже с угрозой.

Потом, когда им подали жаренную под сметаной перепелку, заговорили о женщинах. Тут выяснилось их полное единодушие — что этого товара вокруг сколько угодно и даже больше, и жениться в подобных обстоятельствах просто глупо.

Гонтарь принимал сначала водочку, потом коньячок, но не заметно было, что он хмелел. И он злился на Семеняка, который подносил к губам одну и ту же нетронутую рюмку водки и каждый раз повторял, как попугай: «Увы — за рулем…» И тогда Гонтарь разговор решил не затягивать. Ждал этого разговора и Семеняк.

— А только твой канадский дедушка тебе две тысячи в месяц не отвалит… — вдруг услышал Семеняк и понял, что и раньше и теперь упоминание о дедушке было совсем не случайным и что за столом с ним сидит вовсе не сотрудник «Сельхозтехники»… Не то чтобы он испугался, но все-таки его обдало холодком. Он смотрел на Гонтаря с грустной ухмылкой.

— Ну-ну… что еще про дедушку скажете?

Гонтарь расхохотался, разворотив свой огромный рот:

— Ой господи, представляю, за кого ты меня принял! Хе-хе-хе! Товарищ с Лубянки? Да? Хо-хо-хо! — Он доверительно положил свою руку на руку Семеняка и сказал тихо: — Все гораздо проще и добрее — я в те дни в твоей родной деревне рыбачил. Жил у Клычковых, а дедушка твой, интурист, поселился через улицу у бобылихи. Ну, хватит! Кончай басить, надеюсь, суду все ясно?