Девушка под яблоней (Буймир - 2)

Марко - въедливый парень - так и сказал: останься картошка в земле, председатель наверняка отвечал бы, а раз в буртах погнила - и виноватых нет, спишут на погоду, на климат.

Пастух Савва опять заговорил о Текле: сумела сберечь картошку, укрыла сухой соломой, в три слоя земли насыпала, а чтобы излишка влаги не было, понаделала вытяжных труб, - где ж дождям смыть такой толстый слой земли.

Собрание поддержало и пастуха и Марка - справедливо говорят.

Присутствовавший на собрании Тихон тоже признал образцовый порядок в бригаде Текли: ни одной картофелины у них нет порченой! И это все слышали. Конечно, кладовщику-отцу слова эти были не по шерстке. Зато всем теперь ясно, до чего ж справедлив парень. Перед народом признал: дивчина обеспечила колхоз картошкой. Марко тут же заключил:

- Хватит, значит, и на посадку и Селивону на базар свезти!

Что было делать Родиону? Да неужели же он против критики? И председатель обводит собрание такими светлыми глазами, что, право же, от одного этого взгляда смягчится самый хмурый человек.

- На ошибках учимся, надо чтобы каждый понимал и исправлял свои ошибки.

Что возразишь против этого? Рассудительный человек Родион - подумали, наверное, многие. Слова его явно понравились собранию: слушали молча, со вниманием. И это поощрило Родиона пойти на откровенный разговор.

- Что ж, у Дороша действительно имеются участки с недоделками, как уже здесь указывали.

Опять-таки ничего не возразишь. Стояла напряженная тишина, собравшиеся молча в волнении ждали, к чему ведет председатель, кажется, что-то дельное собирается сказать.

- У каждого из нас найдутся недочеты...

Кладовщик Игнат расчувствовался, чуть не всхлипывает. Дорош тяжко вздыхает, у Селивона тоже душевное смятение.

Родион собирается с мыслями. Много глаз следит за ним: вот он плотно свел брови, вот обвел всех твердым взглядом и наконец заговорил:

- На недочетах следует учиться... Взять, к примеру, Дороша. Разве мало у него достижений? Недопустимо недооценивать такого опытного хозяина.

На какие-то мгновения собрание недоумевающе притихло.

- Может, кое-кому не мешает и поучиться у Дороша, - решительно заявляет предколхоза.

Буря, шум, галдеж. Присутствующие забыли всякую сдержанность. Гневные выкрики, смех, свист.

Собрание не разделяет трезвой мысли Родиона. Вот и пытайся вразумить людей!

- Дорош проявил себя на всех работах! - напрасно пытается Родион перекричать неистовую разноголосицу.

Лучше бы он не напоминал об этом: только вызвал новый взрыв страстей.

Мусий Завирюха:

- Когда работал на свинарнике, положил рукавицы, так свиньи их сожрали...

Пастух Савва:

- Когда он в курятнике работал, лучше не заходи с цигаркой - куры выхватят изо рта.

Мавра:

- А яйцо обходилось по два рубля штука.

Тракторист Сень:

- А на свекле у Дороша играют в подкидного дурака. По три часа за обедом прохлаждаются.

Марко:

- Будь Дорошева бригада на хозрасчете, они бы ее в дурака проиграли.

Павлюк:

- Дорош дал колхозу два рубля на трудодень, а получает пять!

Текля:

- Если б оплата у нас была с центнера урожая, а не с нормы выработки, вот тогда виднее было бы, какую производительность дает каждый.

Пастух Савва возразил:

- Не намного виднее-то. Вон Дорош прихватил заброшенный клин, засеял сорок два гектара проса, а пишет - тридцать. И пускает пыль в глаза: я, мол, вон сколько на гектар дал - шлите меня на выставку! Припахал пастбищную землю, выгоны, низины, да еще клин лугового сенокоса отхватил, по берегу все овражки, все взгорья запахал, бугры над Ольшанкой, понасеял ячменя, проса, гречихи, а в полевой земле всего этого не значится. За то, что вспахивают, спасибо, а за то, что очки втирают, приписывают, обманывают, - позор! То было бы семь центнеров ячменя на гектар, а он вытянет все десять!

- Поклеп! - чуть не лопаясь от злости, кричит Селивон, а за ним Игнат. А что они могли сказать?

Словом, понаслушались кое-чего Родион с Дорошем, имели возможность убедиться: немало на селе людей, охочих позлословить.

Вот и пастух возводит напраслину на Дороша: дескать, бригадир с чаркой не расстается. Дорош кричит во все горло:

- Надо же мне людей изучать! - чем вызвал смех собравшихся, - в самом деле, как же это они не приняли во внимание столь важное соображение.

- Не позволю глумиться над человеком! - надсаживался Родион.

Опять голос Родиона потонул в шуме и гаме.

Причина всей этой суматохи, несомненно, Павлюк. Это же он поднял бучу. Навсегда опозорил Дороша: дескать, колхоз потерпел из-за него убытки, и немалые, а теперь председатель выдвигает его своим заместителем. Заморочил людям голову, сбил с толку, сорвал собрание, и оно, не колеблясь, отвело Дороша.

Напрашивался неутешительный вывод: хоть Павлюк и слетел с председательского места, однако не угомонился. Вставляет палки в колеса. Сколотил свою группку, дискредитирует кадры, препятствует укреплению колхоза. Придется довести об этом до сведения райцентра.

И еще более невеселые мысли не дают покоя Родиону: если бы общее собрание решало сегодня судьбу председателя колхоза, не ждать бы добра и Родиону. Спасибо, Урущак твердой рукой наводит порядок в колхозе.

7

Земля пробуждалась, томилась, исходила паром. День то прояснится, то опять нахмурится. Шалый ветер то разгуливает на просторе, буйствует, сечет лицо, то затихает и, шаловливо овевая, тихо ластится, то вдруг опахнет тебя свежей прохладой.

Озабоченная девушка стояла посреди поля, с тревогой глядя вслед плугам, которые, переворачивая толстые пласты, где ямины повыгрызали, где наворотили целые горы, где вовсе не захватили земли.

Удаляется могучая, лоснящаяся спина на тракторе. Длинными полосами изрезана пашня, простирается черными лентами. Не на гребень пласты кладет, а плитами стелет, они блестят на солнце, круто поставлены на плугах отвалы. Свежая пашня не радует Теклю. Девушка идет бороздою, зорко оглядывая жирную, распаханную землю, готовую принять в себя долгожданные семена.

Кровь бросилась в лицо, горько стало на душе, - переступая через глыбы, Текля примечала, где тракторист провел мелко плуги, оставил огрехи, чтобы не перегружать машину, чтобы горючее сэкономить и больше выработать. А что после уродит - ему будто дела нет. Была бы норма выполнена.

Трактор ползет с натугой, лемеха вспарывают плотный верхний слой, будят землю.

Светлая прозелень вдали веселит глаз, молодые всходы тянутся к солнцу, славно раскустилась с осени пшеница, хорошо укоренилась, дружно идет в рост. Запах прели, поднимающийся с пашни, дурманит голову. Тракторист и жаворонок оживляют степь песнями весны, обильно дарят, засевают ими землю, - сроднились, подружились шумливые вестники расцвета, изобилия...

Прокладывая борозду, машина лихорадочно дрожит, то рванет, то остановится, вот увязла в ложбинке, кажется - не вылезти ей отсюда. Задергалась, свирепо взвыла, скрежещет, загребает, разбрасывает землю - не выберется никак. Мотор стучит глухо, звенит, не расплавились бы подшипники. Вьется синий дымок, шибануло неприятным запахом горелого масла, страшновато Тихону, не сорвать бы чего в моторе, - тогда беда, прочь с борозды, парень! Каждый денек на счету - а ты убирайся с поля, терпеливо сноси попреки да насмешки.

Тихон, впрочем, всегда выкарабкивается из беды. Парень удачливый. Не было случая, чтобы он сдался, застрял. Тихон приказывает прицепщику пустить плуги мельче, выводит из ложбинки трактор и твердой рукой направляет его дальше.

И опять открываются глазам необъятные просторы. Стоит посреди поля славная дивчина. Пестрый платочек... стройный стан. Тихон мчится словно на крыльях. Шумно приветствует ее: "Здравствуйте, товарищ бригадир!" Кривая, насильственная улыбка ускользнула от его внимания.

Тихон, отогреваясь, топтался на пашне, разминал руки, ноги, расправлял плечи, закуривал. Выхорашивался, вертелся возле Текли. Странно она вела себя на этот раз: вроде бы обрадовалась и вдруг отстранилась, взгляд ее построжал. Сдерживая раздражение, преодолевая неловкость, стала выговаривать ему: