Слово арата

Незамысловатый рассказ кобдинского героя всем нам запомнился. Мы удивительно ясно поняли: даже в неравном бою тайна победы не в ладанках, не в амулетах, — она в отважном сердце самых скромных и самых простых людей.

Глава 6

У главного саита

На другой день все цирики собрались у палатки начальника. Вскоре объявился и он.

— Идем на поклон и благословение к великому саиту, за мной шагайте, — прохрипел Тактан-Мадыр и, напружинив спину, будто на ней лежала порядочная кладь, направился к коричневому дому. В те времена дом этот, где ныне редакция газеты «Шын», был самым большим в Хем-Белдире.

Открыв большую дверь, мы вошли в приемную. На табуретке в синем чесучовом халате сидел молодой чиновник с продолговатым белым лицом, с длинной косой. На коленях у него лежала письменная доска. Увидав нас, он отложил ее в сторону и закричал:

— Куда, черти, лезете? Хочешь быть во дворце у великого саита — проси позволения. Безмозглые черепахи!

Тактан-Мадыр склонился, простирая обе руки к ногам чиновника:

— Среди нас много людей не ходило еще к саиту поклониться, благословение получить, вот мы и пришли. Свободен ли саит?

Чиновник недовольно сморщился и указал на дверь в глубине комнаты.

— Ну, ребята! — сказал Тактан-Мадыр и лихо шагнул к двери, за которой восседал главный саит.

Мы ступали в лад с качающейся походкой нашего поводыря, как будто нас пристегнули к его халату. Одного за другим нас вобрало в себя небольшое помещение с двумя окнами, с продолговатым коричневым столом и парчовыми креслами. На видавшем виды большом ковре, кроме кресел, было несколько тюфячков. На последнем из них сидел человек лет пятидесяти, с горбоносым прыщавым лицом и большими навыкате глазами.

Тактан-Мадыр склонился еще ниже, чем перед чиновником.

— Посыльные стрелки, саит. Пришли благословиться.

Саит оживился:

— О-ха-ай! Очень хорошо.

Вслед за этим последовал хриплый приказ:

— Подходите!

Тактан-Мадыр приблизился первым, сложив молитвенно руки и коснувшись ими головы. Из-за людей не вижу, как благословляют нашего начальника, только слышу: что-то постукивает и сыплется, будто выколачивают остатки всякой всячины со дна старой барбы ^[45].

За Тактаном идут благословляться Кок, Тостай Силин. Тут я разглядел: на головы товарищей гулко опускается толстенная книга в дощатом переплете.

Вот ужас! Хорошо бы выскользнуть из этой очереди добряков, ожидающих такого благословения!

Тактан-Мадыр ущипнул меня и подтолкнул:

— Чего стоишь? Проси благословить!

По примеру Тактан-Мадыра я плотно сложил мои ладони, поднес их ко лбу, низко поклонился и подошел к ламе.

Получив благословение, мы, пошатываясь, ушли от ламы, который стал главным саитом, то есть премьер-министром самой молодой республике на Востоке.

Большая часть моих товарищей недоумевала: вот так благословение! Людей хлопают по голове страшной колотушкой и отправляют домой. Так бывало и в старые времена.

Тактан-Мадыр восторженно объяснил:

— Не болтайте! Нет больше счастья, чем благословение судуром из рук саита! Как только ты, к примеру, коснешься судура головой, так в нее — пойми — войдет все писание, вся благодать. Не шумите, охальники, а то у вас все обратно из головы выскочит.

Тостай с усмешкой поддакнул, обращаясь ко мне. — Значит, и ты, парень, напрасно горланишь: «Буду учиться!» Благословили судуром — чего же тебе еще не хватает?

Глава 7

В черном доме

В один из вечеров, поздней осенью, прибежал дежурный цирик.

— С утра будешь стоять на часах в черном доме.

— Где он? Кто в нем живет?

— Выходи, покажу, — ответил цирик и вышел.

Я выбежал за ним.

— Вон тот каменный дом серого цвета видишь?

— Вижу, вижу — серенький, каменный.

— Это и есть черный дом.

Вернувшись назад, я узнал у Тостая, что «черным домом» называют тюрьму.

На другой день с рассветом я уже был там.

У дверей, где должен стоять часовой, — никого не было. Я обежал вокруг дома, но часового не увидел. Как это получилось? Я снова подошел к двери. Ни души. Или его пристукнули осужденные, а сами бежали? При этой мысли кровь прилила к вискам. Я дернул ручку входной двери — заперто изнутри. Изо всей силы ударил в дверь. В доме послышались шаги. Что-то звякнуло, и дверь распахнулась; из тьмы черного дома, потирая заспанное лицо, появился Кок.

— Малость переспал, — сказал он, зевая. — Давно стучишь-то?

— Разве можно, товарищ, сидеть вместе с преступниками? Да, я очень долго стучал!

— А то нельзя? Посмотрел бы я, как ты простоишь, не получая смены, день и ночь, натощак.

— Со сменой или без смены — все равно. Я думаю, мешать себя с преступниками нельзя.

— Что можно, чего нельзя — не тебе знать. Судья нашелся!

Кок, не оглядываясь, ушел.

Я распахнул дверь. На глиняном полу, разгребая угольки, копошились две тени. Когда я вошел, они повернулись ко мне:

— Мир вам, тарга.

— Здравствуйте, здравствуйте! Как поживаете, старики? Кто вы будете?

Один из заключенных — невысокого роста, с горбатой спиной и глубоко запавшими щеками — ответил за себя и своего товарища:

— Мы по имени-прозвищу лихие удальцы. Меня зовут Тарачи, а моего товарища — Базыр-оол, сынок.

— Очень хорошо. Коли вам требуется выйти, выходите. — Я вывел их, держа ружье наготове, как это делали в боевом охранении партизаны Сарыг-Сепа.

На вид мои «удальцы» совсем не удалые, проще сказать — калеки.

Оказывается, и калеки бывают похожи друг на друга — вроде близнецов: у обоих спины горбатые, ноги хромые, щеки у челюстей впалые, а подле скул покрыты темно-синими волдырями. Ой да лихие, ой да молодцы! Но — как знать? — на всякий случай я покрепче сжал ружье и посмотрел на своих удальцов построже.

Пригнав их назад и задвинув снаружи засов, я прислонился к двери и задремал. Очнулся я от стука. Открыл дверь.

— Ну, что вам?

Перебивая друг друга, они взволнованно заговорили:

— Ты нас по-своему не держи.

— У нас другой порядок.

— Смотри, как другие-то сторожа: выведут нас на двор, а назад не сразу гонят.

— Сначала выведут в лес по дрова.

— Потом на реку — за водой.

— А приготовим еду — едят с нами вместе.

— Тише! Тише! Вы погодите. Я подумаю, — сказал я.

Задвинув засов, я побежал домой посоветоваться; заключенные, дескать, так, мол, и так, а на самом деле какой порядок в черном доме?

Товарищи высмеяли меня:

— Потеха с тобой, Тывыкы! Разве может заключенный сделать что-нибудь? Он себе этого не позволит. Мы тоже раньше думали, как ты. Не бойся, веди на остров. Пусть собирают себе дрова, таскают воду. Потом опять посадишь в черный дом. А когда приготовят еду, их прямое дело накормить своего сторожа. А выдумывать тут нечего.

Вернувшись к черному дому, я смело отворил дверь и, держа ружье наготове, предупредил:

— Держитесь вместе. Кто отойдет в сторону, пусть никого не винит.

Пропустив их вперед, я пошел сзади, следя за каждым их движением.

Вскоре мы добрались до рощи. Старики быстро набрали сухих сучьев. Тарачи взвалил их на спину, а Базыр-оол из реки наполнил чайники. Первый удалец стал похож на вола с вьюком, второй — на стреноженную лошадь, которая уходит неровными, порывистыми прыжками, позвякивая путами и дергая головой. Подойдя к черному дому, они высморкались в обе стороны, вытерли ноги и вошли.

Я закрыл за ними дверь и, прислонив к стене ружье, присел на пороге. Довольно долго они не давали о себе знать… Но вот застучали. Открыв дверь, я спросил:

— Что вам?

На пороге стоял Тарачи. Он просительно произнес:

— Зайти бы вам, чаю бы отпили, мой младший брат. За день-то небось человек наголодается, сынок.