Интерконтинентальный мост

Иван Теин остановился. Теперь все стало ясно. Ясно до рези в глазах: ничего не сделать. Вслед за утром наступила ночь.

Надо искать тело, если его удастся найти под сплошным покровом льда.

Оба охотника, оглядевшись, но не поднимаясь на ноги, ползком двинулись к берегу, пересекая трещины.

Что же это было?

Сколько помнил себя Теин, сколько слышал, читал о прошлой жизни, никто никогда не упоминал о таком. Где-то произошло землетрясение? Где-нибудь на Аляске, поближе к Алеутским островам? Там это бывает. Но какой же силы должен быть подземный толчок, чтобы волна его добралась до северного берега Чукотского полуострова? А может, такое и случалось раньше, но в те годы, когда море покрывал пришедший с севера движущийся лед, а не такой гладкий, как сейчас?

Каково ему будет смотреть в глаза Сергея Ивановича Метелицы?

Боль вины сжимала сердце, и казалось, что оно бьется в каком-то железном капкане.

Ему уже хотелось самому погибнуть, сгинуть в морской пучине. Он встал и пошел, волоча на ногах полусломанные снегоступы. Следом шел Сергей Гоном и беззвучно глотал катившиеся по щеке слезы.

Сергей Иванович Метелица стоял на наблюдательной вышке, оборудованной на первом этаже островной башни-опоры. Но даже самый нижний этаж будущего грандиозного сооружения так высоко вознесся, что у края, огороженного стальными канатами, захватывало дух.

Работы успешно шли и на Малом Диомиде, и отсюда, с Ратманова, хорошо была видна нижняя, начальная часть второй главной башни-опоры, которая вместе с башней-опорой на Ратманова, на мысах Дежнева и Принца Уэльского должна взять на себя главную нагрузку.

Кроме того, подготавливались промежуточные башни-опоры, которые должны были встать из воды между мысом Дежнева и островом Ратманова, а также — между Малым Диомидом и мысом Принца Уэльского. Работы шли слаженно, точно по графику. И на азиатском, и на американском берегу работали гигантские плавучие заводы строительных конструкций. Оснащенные мощными энергетическими установками, обладающие громадными цехами-трюмами, они становились на якорь где-нибудь у берега, где находились запасы строительного сырья, и принимались за работу. Железобетон практически весь делался на месте, привозным был только металл.

Тяжелогрузные дирижабли и вертостаты, летающие краны в назначенное время подвозили нужные конструкции.

Людей для такой стройки было немного. Все делали механизмы и роботы, а операторы находились в закрытых помещениях. На открытом воздухе работали лишь монтажники-верхолазы, и их работа была воистину опасной и физически тяжелой. Рабочий день у них длился не более четырех часов, и даже это считалось много, хотя сами рабочие изъявляли готовность работать больше.

Северный ветер набирал силу; термометр, выставленный за ограждение, показывал восемнадцать градусов ниже нуля по Цельсию.

Метелица был в легкой кухлянке. Одежда для строителей Интерконтинентального моста разрабатывалась Институтом функциональной одежды имени Зайцева, и на зимнее время были сшиты оленьи кухлянки, а для работающих на открытом воздухе — меховые торбаза и штаны из оленьего камуса. Одежда из натуральных мехов была признана наилучшей во всех отношениях. И верно, в кухлянке, в капюшоне, отороченном опушкой из росомашьего меха, ветер совершенно не чувствовался, а рукавицами из оленьих лап можно было смело держаться за металлические поручни и ограждения.

Отсюда, с высоты теперь хорошо заметно, что в Беринговом проливе закипела работа. Об этом свидетельствовали не только вереницы большегрузных вертостатов и дирижаблей, ледокольные грузовые корабли и уже возвышающиеся над островами башни-опоры, но, казалось, и сам воздух изменил свой запах. Между островом Ратманова и советским берегом на льду виднелась плавучая платформа, откуда велось глубинное бурение и где на дне работали взрывники-роботы.

Взрывы ощущались и здесь, на первом этаже башни-опоры — глухие, похожие на отголоски далеких подземных землетрясений. Специалисты заверяли, что они не причинят никакого вреда морскому животному миру. Однако на всякий случай начало работ было приурочено к времени, когда закончилась сезонная миграция моржей и китов.

В этот год всем на удивление часть пролива и открытого Чукотского моря покрылась ровным льдом, словно какое-нибудь Щучье озеро под Ленинградом. Как сказал Иван Теин, такое хоть и случалось раньше, но очень редко. «Это потому, что мороз обогнал ледовые поля с севера».

Метелица был человеком нетерпеливым, хотя тщательно скрывал эту черту характера от окружающих. Стоило начать какое-нибудь крупное строительство, он уже мысленно видел его завершенным — все будущие строения и сооружения с самого начала прочно вписывались в его воображение и в окружающий пейзаж. Может быть, это и объясняло непреклонность и устремленность к конечной цели. Все возникающие трудности и помехи, с его точки зрения, должны быть немедленно решены.

Метелица мысленно соединял берега, стоило ему взглянуть на них.

Все должно служить этому.

Он знал это и был спокоен, ибо началось то, ради чего он пришел на эту землю, жил, лишался того, что люди называют простым человеческим счастьем, теплом семейного очага. И ничего он не мог поделать со своей натурой, со своим характером.

Глубоко вдохнув студеного воздуха. Метелица вошел в помещение, где в ряд на стене располагались телеэкраны, на которых можно одновременно видеть работу всех звеньев.

— Посмотрим, что делается у соседей, — сказал Метелица, присаживаясь к одному из больших экранов.

— Они идут в графике, — сказал дежурный руководитель работ. — Они начали бурение с платформы в акватории пролива, но опасаются, что работы придется прервать, так как с севера напирают ледовые поля.

— Ледовая обстановка в их районе иная, чем на нашем берегу, — вмешался в разговор метеоролог. — У нас было бы так, если бы не внезапное похолодание.

— Расстояние вроде бы небольшое, — задумчиво произнес Метелица, — и вдруг такая разница в климате.

— Вообще на Аляске на тех же широтах средние температуры намного выше, чем на Чукотке, — продолжал метеоролог. — Масса теплого воздуха, возникающая над Тихим океаном, благодаря вращению Земли смещается на Американский материк.

— Интересно, — проронил Метелица. — А как у них дела на опоре?

Изображение на телевизионном экране сменилось, и возникла понятная пока лишь специалисту конструкция, поражающая своими размерами.

— Что это такое? — удивился Метелица.

На высоте нескольких десятков метров на ветру трепетал большой транспарант с большими надписями на русском и английском языках: «ВЫЗЫВАЕМ НА СОЦИАЛИСТИЧЕСКО-КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЕ СОРЕВНОВАНИЕ СТРОИТЕЛЕЙ СОВЕТСКОЙ ЧАСТИ ИНТЕРКОНТИНЕНТАЛЬНОГО МОСТА!»

Сергей Иванович Метелица потянулся к видеофону и вызвал Хью Дугласа.

— Что это за плакат? — хмуро спросил он.

Дуглас озорно улыбался.

— Не нравится?

— Мы же договорились, — уже мягче, с укоризной, звучащей как просьба, произнес Метелица. — Никаких соревнований, никакой конкуренции, попыток тайком или явно обогнать друг друга… Главное — это полное согласование, точное выдерживание сроков.

— Это же шутка, мистер Метелица! — воскликнул Хью Дуглас. — Кстати, наши сейсмографы зарегистрировали ваши подводные взрывы.

— Надеюсь, они вас не побеспокоили? — спросил Метелица.

— Очень деликатная работа, — с похвалой сказал Дуглас. — А нам вот придется дополнительно укреплять платформу, чтобы не снесло напирающим льдом, и начнем взрывные работы чуть позже. Ну один из них, на Малом Диомиде, наверное, будет слышен и у вас…

Метелица и Дуглас практически не прерывали связи. Особенно в первые дни, когда на строительстве по-настоящему начались работы. И хоть существовала строгая договоренность о том, чтобы избегать соревнования, могущего повредить делу, внутреннее соперничество у руководителей стройки все же было.

— Что же касается плаката, то примите это как шутку, как средство придать бодрость работающим на высоте в этот чертовский холод и ветер, — сказал на прощание Хью Дуглас.