Счастливка

Клементьев взял протянутую ему фляжку и сделал глоток. Водка была теплой и отдавала железом.

– Пей еще, братишка.

– Спасибо. Я не могу без закуски.

– Закуса нет, братишка. Чего нет, того нет, братишка. Уж не обессудь. А ваша сударыня не желает? Нет? И правильно. Не женское это дело. На пьяную женщину противно смотреть, братишка. Намного противнее, братишка, чем на нашего брата, мужика. И что же, ты думаешь, делает эта падаль, братишка, когда узнает мой адрес? Она, братишка, эта падаль, едет прямо ко мне. Конечно, она меня дома не застает, поскольку днем я провожу время, братишка, у ларька по причине опохмеления пивом и чтения научно-технической и общественно-популярной литературы по древесине. И падаль это прекрасно знает, поскольку этот гад-предатель бензоколонщик рассказал ей про мой образ жизни. А супруга моя, братишка, вполне понятно, на работе. А сын тоже, вполне понятно, ловит бычков на лимане. И дома, братишка, один Друг. Привязанный, братишка, на короткую цепочку. Я его не беру к ларьку, братишка, потому что там много пьяных, братишка. А пьяный человек не равнодушен к собаке. Начинает бросать разные куски, братишка, заставляет есть и очень обижается, братишка, когда мой Друг воротит морду. Он очень, братишка, благородная собака и что попало не ест, и только из чистой посуды или из рук. Так вот, братишка, эта падаль открывает калитку и входит во двор, а сама что-то прячет за спиной. Конечно, братишка, он прятал за спиной, иначе, братишка, Друг бы догадался и порвал бы цепочку, она жиденькая была, братишка, так, для близира. При виде этой падали Друг встает, братишка. Конечно, братишка, он встал, по причине того что был доброй собакой и всегда при виде человека не злобился, не лаял, а вставал и вилял хвостом. Вот, значит, он встает, братишка, виляет хвостом, улыбается, а эта падаль, братишка, достает из-за спины ружье и стреляет ему прямо в глаза, братишка, сразу из двух стволов.

– Какой ужас! – воскликнула Инна.

– Да, ужас, сударыня. Это он, значит, из-за своих сорока рублей. Из-за сорока рублей, сударыня, он вернулся, узнал мой адрес и застрелил Друга. Ты хороший человек, братишка. Я чувствую, что тебе жалко Друга. И сударыня твоя – тоже, чувствуется, хороший человек, братишка. А я вот обманул тебя, братишка. Помнишь, я тебе говорил, что жена моя обиделась и уехала, когда я перепутал кровати. Все это ерунда, братишка. Придумал я это, братишка. Времени у меня, братишка, много, вот и лезут в голову всякие истории. Жена моя, братишка, умерла от голода в Питере, в блокаду. Такие-то вот дела, братишка. А сам я сюда приехал в отпуск да вот и застрял здесь на целых пятнадцать лет. Я это к тому говорю тебе, братишка, что, может быть, я подамся в Питер и мы больше никогда не увидимся, а я не хочу, чтобы у тебя о моей жене осталось плохое мнение. Что мне здесь делать без Друга, братишка? Ах, падаль, падаль.. Неужели есть еще такие люди на свете, братишка…

– Так, значит, до завтра. – Инна протянула руку. – Теперь вы от меня не отделаетесь. Я, как призрак, буду являться к вам каждую ночь. Давайте знаете что? Давайте завтра будем гулять всю ночь. Уйдем далеко-далеко, аж до самого Крыма. Возьмем эту вашу бутыль, будем идти, пить вино и разговаривать.

– Бутыль тяжелая.

– А вы привяжите ее за спину. – Инна рассмеялась. – Договорились?

– Договорились. Только я боюсь, это дело может и впрямь кончиться сельсоветом.

– Вы уже испугались? Дайте я вас поцелую. Ведь, если кому рассказать, все равно не поверят, что мы не целовались. Пробродили всю ночь, и ни одна из сторон не проявила ни малейшей инициативы… Пусть инициатива будет за мной.

К рассвету стало совсем холодно. С моря шли темные тучи и тянуло снежной свежестью. Наверно, где-то выпал град. Клементьев решил перебраться в палатку. Он перенес постель, бутыль, одежду и, посвечивая себе фонариком, начал стелиться, как вдруг его внимание привлек листок бумаги, вставленный в кармашек палатки. Сверху крупно карандашом было написано: «ОТЕЦ»

Предчувствуя недоброе, Клементьев вынул листок и быстро пробежал его содержание. Это писал Лапушка. Вот что было в листке:

Подписи не было. Клементьев свернул листок вчетверо, положил в карман и вышел из палатки. Чувствовалось приближение рассвета, но еще было совсем темно. Моросил мелкий дождик, и ракушечник глухо шумел.

«Ах, журавленок… – подумал Клементьев. – Журавленок неразумный…»

Клементьев постоял немного, вслушиваясь в дождь. Где-то сейчас в темноте, засунув руки в карманы и сгорбившись, шагал Лапушка. Дождь стекал по его волосам за шиворот, мокрые плечи пиджака обвисли… Конечно, он идет пешком, у него нет ни копейки денег… Ах, неразумный журавленок, выпорхнул из гнезда на неокрепших крыльях… Это он, Клементьев, виноват, он – вожак маленькой журавлиной стаи… Когда на корову не хватило денег, отец молча снял сапоги, а сам пошел босой впереди семьи. Он научил их трудиться, научил любить жизнь. Почему Клементьев не подумал об этом раньше?

Клементьев подошел к машине и осторожно открыл ключом дверцу в изголовье жены. Жена всегда спала крепко, не просыпаясь ни разу за ночь, и поэтому Клементьев очень удивился, когда увидел, что она лежит на спине с раскрытыми глазами.

– Почему ты не спишь?

– Думаю…

– О чем?

– О тебе, о себе. Ты знаешь, а жизнь-то все-таки у нас не получилась.

– Вот еще! Откуда ты взяла?

– Так… Все у нас есть: и квартира, и вещи, и машина, а семьи нет. И никому моя красота оказалась не нужна…

– Ну что ты в самом деле… Мне нужна…

– Нет, тебе не красота нужна. Тебе надо совсем другую женщину.

– Так в чем же дело? Еще не поздно…

– Как не поздно? Поздно… Я-то уже отцвела…

Жена перевернулась на бок и заплакала.

– И спишь ты теперь один… Как будто тебе со мной противно рядом…

– Ты же знаешь, я люблю на свежем воздухе.

– А я, думаешь, не люблю на свежем воздухе? Ты никогда со мной не считался. Мы ни о чем, кроме еды и вещей, не говорили. И сына не смогли воспитать правильно. Вырос неудалый какой-то…

Клементьев погладил жену по голове.

– Все еще поправимо. Главное понять… У тебя горячий лоб. Ты заболела?

– Живот что-то болит…

– Живот? Ты ела на ночь?

– Консервы. И молока попила. Слабость какая-то и резь в животе. Может быть, это от консервов?

– Ты не волнуйся. Возможно, это от перемены воды. Вода здесь с морскими солями. Но все-таки надо показаться врачу. Собирай постель, мы поедем в «скорую».

– Может, пройдет… А вдруг Лапушка вернется, а нас нет.

– Мы должны его встретить по дороге.

– Почему ты так уверен? Ты что-то знаешь?

– Ничего…

– Ты говоришь непонятное… Мне совсем плохо, дорогой…

– Потерпи немного.

– Дождь идет?

– Да.

– Как же мы поедем по дождю?

– Здесь везде ракушечник. От дождя он становится даже плотнее. А потом асфальт. Тебе не лучше?

– Нет…

– Приподнимись, я поставлю сиденья.

– Подожди… немного… пять минут… давай поговорим… Может, я умру… и не успеем…

– Вот еще. С чего ты взяла? Сейчас приедем в больницу, тебе промоют желудок, и все будет в порядке. Ты, наверно, отравилась консервами. На солнце жесть быстро окисляется. Ты долго их держала на солнце?

– Сядь со мною…

– А может быть, это от воды. Точно от воды. Слишком близко к поверхности море.