Океан Бурь. Книга первая

В это время Венка уже стоял на крыше и наводил на Луну полевой бинокль, а Володя глядел на часы, чтобы точно определить время, и подпрыгивал от нетерпения.

Оказывается, многие не спали. Люди стояли на дворах и на улице, а некоторые тоже вылезли на свои крыши. Все ждали, смотрели на Луну, и всем казалось, будто она тоже ждет.

На заборе возник Васька в своей драной меховой куртке и без шапки. Он засмеялся:

— Вовка, Венка, через сколько минут загремите с крыши?

В доме через улицу распахнулось окно, там на подоконнике стоял репродуктор, и диктор из Москвы сказал, что ракета через несколько минут прибудет на Луну.

Тая снизу спросила замирающим голосом:

— Володичка, а ракету тебе видно?

Громко заиграли кремлевские куранты. Мальчики на крыше замерли. Мерно бьют часы. Раздались торжественные звуки гимна. Внизу тоже все притихли, и наступила такая тишина, словно все живое на земле и сама земля — все притаилось, чтобы и до ракеты донеслась музыка новорожденного дня.

Мальчики смотрели вверх, передавая бинокль друг другу. Им казалось, что они сами стремительно летят в ночном небе навстречу огромной луне.

Вдруг Васька сорвался с забора и кинулся через двор к навесу:

— Ребята, подождите, и я с вами!

— Давай! Давай!.. — закричали мальчики, и Володя, не отрывая глаз от Луны, протянул ему руку.

В это время диктор воскликнул что-то радостным голосом, но никто ничего не разобрал, да и не надо было, и так все ясно. Мы — на Луне. Мы — прилунились.

Мальчики на крыше закричали «ура!».

Заиграла музыка, а все, кто был далеко от Луны — на земле, и кто был поближе — на крышах, все сразу заговорили веселыми голосами.

Да, несомненно, Луна сделалась своей, чем-то вроде Хабаровска, до которого хотя и очень далеко, но он все равно свой, и если очень ^захотеть, то можно взять да поехать в этот город.

Диктор подтвердил эту мысль, уточнив наш лунный адрес:

— Район Моря Ясности.

Володя вынул карандаш, чтобы сразу все записать, но никак не мог отыскать блокнот. А надо записать все на месте и сразу, а не когда-нибудь потом, и тогда он перевернул портрет и на оборотной стороне записал: «Мы сами видели, как ракета прилунилась в районе Моря Ясности 14.9.59 в 0 часов 01 минуту».

Громко разговаривая, Володя с Венкой пошли домой.

В маминой комнате горел свет. Володя с таким видом, будто это он послал ракету на Луну, сообщил:

— Мама, все точно!..

— Иди-ка сюда, — позвала мама.

Он вбежал, как победитель. Лицо его пылало, глаза все еще полны торжествующего блеска, на носу и на щеке пятна пыли.

— Вот! — воскликнул он, задыхаясь. — Море Ясности! Тут все записано.

Увидев портрет, мама натянула одеяло до самого подбородка и совсем не радостно спросила:

— Зачем ты туда ходил?

— А ты не знала, что он там?

— Ничего я не знала…

— Ты думала, он пропал?

— Ничего я не думала. И ничего этого не надо.

— Да я же портрет нашел! — продолжал Володя, удивляясь, как это она ничего не понимает: такие события, а она все о своем. — Да ты только посмотри. Вот видишь, с одной стороны портрет, с другой Море Ясности!

Ну, наконец-то до нее дошло. Она теплой рукой привлекла к себе сына, достала из-под подушки платок, вытерла его нос и щеки и поцеловала.

— Море Ясности, — вдруг улыбнулась она. — Вот и хорошо! Все у нас идет отлично! Положи пока этот портрет на стул, а завтра мы поищем ему место в наших комнатах. Милый ты мой. Море Ясности.

Она вдруг что-то очень уж обрадовалась, даже слезы закапали, и она начала вытирать их тем же платком. Это только девчонки радуются — плачут и не радуются — тоже плачут. Но ведь мама-то не девчонка, без причины плакать не станет. Ох, что-то тут не все ясно…

Вдруг Володя спросил, глядя на подпись под портретом:

— Он, что же, погиб?

— Не знаю. — Мамин голос дрогнул, она перестала улыбаться и строго проговорила: — Наверное, нет. Ну, хорошо, хорошо. Все вопросы потом. А сейчас спать. Уже третий час ночи.

Володя не торопясь пошел к двери, но по пути остановился. Портрет стоял на стуле. Девчонка, изображенная на нем, почти совсем не походила на маму.

— Ты что задумался? — тихо спросила мама и вздохнула. — Иди спать.

Глядя на портрет, Володя спросил:

— Почему он ушел от нас?

— Он никогда и не жил с нами, — ответила мама.

— А как же?..

— Ну, довольно, довольно! — закричала мама, и в ее голосе послышались слезы. — Довольно вопросов.

Володя ушел. Как и всегда, разговор окончился слезами. Он так и знал.

ТРЕВОЖНЫЙ ДЕНЬ

Так вот, Сенька Любушкин безо всяких хлопот попал на Луну. Ну и досталось же ему за это! Как он ревел, умоляя снять его оттуда.

Нет, про это надо по порядку. Вот, значит, в понедельник Володя принес в класс свою великолепную картину. Ее повесили около доски, и Мария Николаевна рассказала все, что обещала, о Луне и ракете. А потом она начала спрашивать, кто в эту ночь не спал и что видел. Оказалось, что почти все проспали, кроме Володи с Венкой. Да еще Васька проснулся от шума. Да Таю разбудили. Вот и все.

Когда все наговорились, налюбовались на Володину работу, Мария Николаевна сказала, что пускай картина так и останется висеть в классе и что на ней будут отмечать успехи каждого ученика. Всем это очень понравилось, хотя никто не знал, как это получится.

Ну, хорошо. В классе шестнадцать мальчиков, но насчет космоса по-настоящему мечтают только двое. Остальные тоже, конечно, подумывают, но как-то не очень активно. Девчонки не в счет, хотя некоторые очень сочувствуют.

Один Васька ни о чем таком не мечтает. Куда ему такому, да еще с двойками! С двойками, надо прямо сказать, и на земле плохо живется, а уж о космосе и говорить нечего. Там соображать надо.

Все в классе это понимают и подтягиваются. А Васька говорит, что ему на все наплевать, и отличников после этого случая с Сенькой Любушкиным он начал называть лунатиками.

А случай этот вот какой. На другой день все увидели на Володиной картине маленькие полоски бумаги, прикрепленные булавками. А на каждой полоске фамилия.

И что же тут получилось? Большинство учеников расположилось вдоль ракеты, впереди Володя, а за ним остальные и даже девчонки. Ну, ладно. Это еще ничего. Венка сидит на самом хвосте. И это терпимо. Но вот что возмутительно — на Луне, на самой ее середине, нахально расселся один только Сенька.

Такой тут поднялся шум, что у Марии Николаевны все лицо покрылось отдельными красными пятнами.

— В чем дело? — спросила она Ваську, который почему-то шумел больше всех.

Он сморщил свою репку и так заморгал глазами, будто очень перепугался.

— А кто ему там носик вытирать будет? — спросил он до того жалостливо, что все засмеялись, а Васька пояснил:

— Мамки-то на Луне нету…

Под шум всего класса Мария Николаевна велела Ваське выйти из класса. Но это не помогло. Шум продолжался. И только когда Володя поднял руку, наступила тишина. Он сказал:

— Неправильно, что Сенька первый на Луне.

— А это уж позволь знать мне, что правильно, а что неправильно.

Володина соседка Милочка тоже подняла руку и, глядя на учительницу ясными голубыми глазами, проговорила быстро и уверенно, как хорошо выученный урок:

— А папа сказал, что летать могут только самые храбрые, а Сеня же трус ужасный, ужасный и ни с кем не дружит. Все знают.

— Хорошо, — твердым голосом сказала Мария Николаевна, — садись. Но ведь на доску почета заносят за успехи в ученье или в труде, а совсем не за храбрость.

Лучше бы она этого не говорила. Даже тихоня Павлик Вершинин — самый справедливый мальчик в классе — не выдержал и объяснил Марии Николаевне, в чем она ошиблась.

— На доску ладно уж, пускай, а на Луну никак нельзя, — пропел он своим нежным девчоночьим голосом.

— Ну вот! — торжествующе сказал Володя.

Мария Николаевна не ожидала такого дружного отпора и отступила. Это все сразу поняли. И совсем зря она думает, что настояла на своем, что Сенька так и останется сидеть на Луне, как муха на арбузе, а все будут на него любоваться.