Год жизни

Теперь шофер держал себя в руках. Отсчитывая шаги, Сиротка упрямо двигался вперед. Несколько раз он в изнеможении падал, но сейчас же становился на четвереньки, потом поднимался вместе со стопудовой дохой и брел дальше.

Казалось, конца не будет этому пути. Все так же бежала вперед автомобильная колея. Так же однообразны были берега реки. Новые и новые ее повороты открывались перед Сироткой, а барак все не показывался.

Стиснув зубы, качаясь, шофер тащился вперед. Больше он не верил черным пятнам, не сворачивал к ним.

Не поверил он своим глазам и тогда, когда увидел барак, сложенный из обугленных бревен. Только когда из железной трубы вырвалось пламя и на снег упали красноватые блики, а под своими ладонями шофер ощутил рубленый угол барака, он понял, что спасен. Смерть отступила.

Соленый ком подступил к горлу Сиротки. Здесь некого было стыдиться. Он стоял, привалясь плечом к срубу, и слезы облегчения скатывались по лицу, похудевшему за одну ночь.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ВЫЗОВ БРОШЕН

1

Крутов не любил сидеть в своем неуютном прокуренном кабинете. Покончив с неотложными делами, он с утра обычно отправлялся в обход по прииску. С виду неспешным, но ходким шагом колесил по участкам, спускался в шахты, забирался на самые дальние экскаваторные полигоны.

В это декабрьское утро, распахнув желтый нагольный полушубок, подняв уши серой каракулевой шапки, Крутов с удовольствием вышагивал по накатанной водовозками дороге, полной грудью вдыхая холодный воздух. Приятно было ощущать свое немолодое, но еще сильное, послушное тело. Радовала картина погожего зимнего утра. Ночной белесый туман отступил к подножиям сопок, а вверху над ними голубело чистое небо, не запятнанное ни одним облачком. Мороз, как это иногда бывает среди зимы даже на Севере, неожиданно спал, и потепление обманчиво дразнило далекой весной.

Сзади послушно поспешал Норкин в тяжелом зимнем пальто, застегнутый на все пуговицы. Крутов безжалостно вытащил его из тепла: «Давай, давай топай со мной, парторг, а то совсем оторвешься от масс, закопаешься в бумагах».

Норкин избегал ходить по участкам. Грубая, шумная приисковая жизнь оскорбляла его зрение и слух. В кабинете он имел дело с безмолвными аккуратными колонками цифр, официальными документами, снабженными номерами и датами. Деловые бумаги подчинялись раз навсегда установленному порядку, мягко шурша, покорно укладывались в папки. А на участках всюду хаотически громоздились горы перевернутой земли, нелепо дыбились обломки летних промывочных приборов, лязгали железом экскаваторы и бульдозеры, громко перекликались рабочие. Все здесь было запутано, непонятно, все топорщилось острыми углами, торопливо бежало куда-то с оглушающим грохотом, поминутно норовя зацепить, смять, заставляя внутренне ежиться.

И сейчас, зябко пряча нос в меховой воротник пальто, с трудом поспевая за Крутовым, Норкин с неудовольствием думал о том, что декадная сводка осталась незаконченной, не перебелен протокол последнего заседания партбюро. Опять придется вечером подгонять работу. Ах, как не вовремя Крутов затеял поход по прииску! И главное, все ведь без толку!

Вот хотя бы сегодня: Норкин попытался выяснить, почему третий участок не выполнил вчера суточное задание по добыче песков. Кажется, простой вопрос. А что получилось? Начальник третьего участка в запальчивости сорвал шапку с головы, так что его ярко-рыжие волосы встали клоками, и обрушился на Арсланидзе: «Ты сорвал подачу тракторов для вывозки крепежного леса шахтам!» Но Арсланидзе показал суточную рапортичку, заверенную участком. Там черным по белому было написано, что три трактора вовремя вышли на лесоучасток, но вернулись порожняком — не оказалось готового леса. Начальник же лесоучастка с документами в руках доказал, что отдел снабжения не обеспечил лесорубов инструментом и на двух рабочих приходится по одному топору. Мудрено ли, что поваленного леса не хватает? Галган, который оказался тут же, подтвердил, что он не привез инструмент из Атарена. Но произошло это не по его вине: прииск сидит на просрочке, нечем заплатить за инструмент, банк не дает ни гроша, а самый большой перерасход средств именно у третьего участка. Тогда начальник участка сцепился с Галганом, и Норкин поторопился отойти, болезненно морщась от их оглушительного крика, с неприятным сознанием того, что круг замкнулся и не удается ухватить нить, которая позволила бы размотать клубок...

Зато Крутов, к которому обратился за помощью Норкин, без труда разрубил этот гордиев узел:

— Тебе, чтоб научился лес пилить,— прогон трех тракторов порожняком в начет. Тебе, за срыв добычи песков,— выговор. Завтра получишь приказ. Я тебя, друг, возьму за вымя, чтоб доился золотом. Галгану,— безапелляционно приказал Игнат Петрович,— на месяц снижаю оклад на двести рублей. Запиши, Леонид Фомич. В другой раз порасторопнее будет, пораскинет мозгами. А то видишь ты: не мог из банка пару тысчонок урвать.

Начальники заворчали было, но Крутов решительно пресек недовольство:

— Недосуг мне с вами разбираться, кто прав, кто виноват. Дал всем сестрам по серьгам — и порядок. Злей будете.

На участке Охапкина, с удивительной легкостью втискивая свое располневшее туловище в узкие шурфы, Крутов самолично проверил, как готовятся минные камеры, обнаружил хитро замаскированный брак и распушил бригадира шурфовщиков. Досталось на орехи и Охапкину. Малорослый начальник участка снизу вверх виновато смотрел на Крутова, часто моргая белесыми ресницами.

Красное лицо Охапкина совсем побагровело. Углы рта опустились, как будто он собрался заплакать, на лбу вздулась большая синяя жила.

На экскаваторный полигон попали во второй половине дня. Норкин видел машину, которая беспрерывно черпала ковшом грунт и относила его в сторону. Уж здесь-то все, по-видимому, было в порядке. Но Крутов оказался другого мнения. Остро прищурив глаза, он несколько минут наблюдал за работой экскаватора, потом сердито повернулся к Охапкину:

— Почему не полностью используете вылет стрелы? Ведь лишняя перевалка грунта будет!

— Согласно схеме экскавации,— робко сказал Охапкин.

— Схема схемой, а своя голова на плечах должна быть,— возразил Крутов.— Техник может ошибиться, а ты видишь на месте просчет, обязан исправить. Иначе за что я тебе оклад начальника участка плачу? Начальнички! Трем свиньям помои не разольете...

От Охапкина Крутов направился на первый участок, к Шатрову, все так же легко шагая по отвалам. Норкин обреченно ковылял сзади. У него болело ушибленное в шахте колено, мутило от газов аммонала, давно хотелось есть, но Игнат Петрович не отпускал его от себя.

В компрессорной шахте, около теплого резервуара со сжатым воздухом, сидел Лаврухин. Начальник шахты увлеченно резался в «три листика» с машинистом и не услышал скрипа двери, но компрессорщик, сидевший лицом к входу и державшийся настороже, успел незаметно смахнуть карты под стол. Крутов поманил пальцем Лаврухина:

— Ты чего здесь околачиваешься? Места своего не знаешь?

Лаврухин сообразил, что его час настал. Удобней момента пожаловаться на Шатрова не придумать. Распустив лицо и жалостно шмыгнув носом, Лаврухин сказал:

— Мне еще жизнь не надоела, Игнат Петрович.

Крутов с изумлением воззрился на начальника шахты:

— Ты что, очумел? Или белены объелся? При чем тут твоя жизнь?

Сухое изложение фактов было не в натуре Лаврухина. Он счел необходимым расцветить прозаическую канву рассказа о своем изгнании художественным вымыслом. И Крутов узнал, что Шатров ни с того ни с сего, видимо взбешенный перерывом подачи воздуха, схватил Лаврухина за волосы, в то время как тот, ничего не подозревая, осматривал перфоратор, протащил Лаврухина, отвратительно ругаясь, в таком жалком виде по всей лаве, а когда он, Лаврухин, вырвался, погнался за ним по штреку, запустил вдогонку чем-то тяжелым (очевидно, буром) и громовым голосом прокричал: «В другой раз поймаю в шахте — шею сверну, как цыпленку!» Спасло Лаврухина только то, что он, не переводя дыхания, легче серны взлетел по стволу шахты наверх. С тех пор вот уже неделя, как Лаврухин, исключительно движимый чувством долга и личной преданности Игнату Петровичу, является на шахту, но спускаться вниз не рискует, осуществляя общее руководство путем дачи директивных указаний шахтерам, появляющимся на поверхности.