Что человеку надо

Льянос пошел в дом. разыскал лист бумаги и сел писать письмо.

Он писал это письмо, как трудное сочинение, ворочал губами, сосал карандаш, а написав, пошел назад, на сеновал. Бойцы спали. Какая-то собаченка скулила возле изгороди. Льянос поглядел на нее, почесал щеку и сказал:

— Ну, что тут поделаешь?.. Давай спать!

Бернар смотрит — кругом камни, камни, ничего, кроме камней. Если прищурить глаза, камни оживают, становятся замком, всадником, стадом. Яркий свет дрожит. Камни растут, ворочаются, двигаются. Ни травинки. Как здесь живут люди?

Шофер говорит:

— Я сказал Пепите — кончится война, поженимся,

Бернар улыбнулся. Для него эта земля — пулеметы, атаки, стратегические пункты. А на ней живут люди; влюбляются, женятся, рожают детей. Вот и здесь живут, среди этих камней, доят коз, дарят девушкам бусы, умирают от старости. Разве не смешно?

Они высоко поднялись. Вдалеке виден Мадрид: он кажется игрушечным. Вон там фашисты. Они тоже сейчас смотрят на Мадрид… Надо сосчитать: ноябрь, декабрь, январь, февраль, март, апрель, май, июнь… Теперь скоро! Маркес вчера сказал: «Будем наступать»…

— Свернуть или прямо поедем? Они здесь постреливают…

Бернар говорит:

— Как знаешь.

— Крюк большой. Чего там, проскочим!..

Шофер разогнал машину и весело крикнул:

— Сто тридцать!

Снаряд разорвался перед машиной. Бернар потом ничего не помнил, кроме яркого света — свет дрожал. Его отнесли в крестьянский дом; там помещался штаб батальона.

Он то приходит в себя, то снова впадает в забытье. Что с шофером? Надо известить Маркеса. Обидно — как раз, когда все начинается!..

Тусклая лампочка мигает. Бернар смотрит на свет: тогда не так болит. Как будто рвут тело клещами… Почему стучат? Опять Жермен переставляет буфет. Бернар просит: «Жермен, не нужно!» За стеной голоса. У нее снова гости…

— А мясо вам давали?

— Какое там мясо! Горох. Мясо офицеры кушают.

— Как население относится к фашистам?

— Молчат. Они чуть что — к стенке. Весной было крушение возле станции Гумиэль. Так они схватила начальника станции и…

Кто-то кричит:

— Врешь! Отпа…

Теперь все тихо. Бернар напряженно думает: кто ест горох? А за стеной человек чавкает. На лице Бернара мухи, он ее может их согнать — стоит двинуть рукой, как все внутри разрывается. Он закрыл глаза. Он следит за одним: как по его лицу передвигаются острые лапки.

Он попал к фашистам. С него содрали кожу, а теперь щупают. «Рост один метр семьдесят два. Годен»… Бернар говорит Жермен: «Значит, снова еду». Ома смеется: «Глупости, ты болен, у тебя жар, надо принять аспирин». Почему она покрасила волосы? Она теперь похожа на тетю Луизу. Он не знает этой квартиры. Должно быть, она переехала. Он спрашивает, она опять смеется: «Ну да, мы в Монпелье». Почему в Монпелье? Это очень далеко от Мадрида. А машина делает сто, нет, сто тридцать… Жермен легла рядом. Теперь ночь, надо спать. Вдруг приходит человек в берете. «Познакомьтесь, это мой муж». Бернар спрашивает: «А он не фашист?» Она смеется, и муж смеется. Какой он муж, это шофер! Значит, его не убили. Но шофер хотел жениться на Пепите из Эскуриала…

Наверное, он болен. Голова тяжелая… А здесь что?.. Нет, нельзя шевельнуться — грудь, плечо, рука… Его только что ранили. Как глупо вышло! Надо было свернуть… Но это ничего, он принял аспирин, сейчас все пройдет.

Они зашли справа… Давай триста! Чорт, лента кончилась… Сюда! Ах, коровы! Получили? Еще? Хорошо, вот вам еще! Еще!

Бернар вскрикнул. Вошел санитар:

— Потерпи. Сейчас машина приедет.

Бернар поглядел на него и тихо ответил:

— Отбили.

Возле террасы кафе женщина с грудным младенцем продает газеты: «Наши блестящие победы!» Офицеры пьют коньяк и смотрят на девушек — это час, когда все гуляют. Девушки нарядные; на многих кружевные мантильи. Господин в соломенной шляпе говорит толстяку:

— Лиссабон предлагает вагон папиросной бумаги — сорок восемь с доставкой.

Пришли музыканты в малиновых фраках; они играют сначала «Королевской марш», потом танго «Коварная блондинка». Толстяк мусолит карандаш:

— Десять снимет майор… Что же вам останется?

Пришли летчики. Один кричит:

— Herr Ober!

Официант принес ведерко с бутылкой. Летчики встали и торжественно чокаются.

Наискось от кафе — собор. На паперти нищие; у одного вместо носа дыра, другой показывает прохожим обрубок ноги в струпьях. В церкви много женщин: они толпятся возле алтаря чудодейственной богородицы, некоторые подвешивают к статуе крохотные руки и ноги из воска — они благодарят богородицу, которая залечила раны мужа или сына. Звенит колокольчик; все стали на колени. Худой монах в дерюге начинает проповедь:

— Огнем испытует отец любящих его…

Сеньора Рибера пишет письмо сыну в действующую армию: «Я обливаюсь слезами»… Муж приписывает: «Будь достоин мундира, который ты носишь. Да здравствует генерал Франко! Любящий тебя отец».

В парфюмерном магазине продавец об'ясняет актрисе Лоле: «Это самые лучшие духи берлинского производства. Французских мы больше не держим — французы помогают красным». Лола говорит: «Да, они известные мерзавцы», но духов не берет.

Жена губернатора решила поднести золотой кубок полковнику фон Сасницу. Девушки обходят магазины с подписным листом: «На героических летчиков». Владелец книготорговли дал десять песет. Ювелир ответил: «Нет мелких».

Вчера в кино показывали шведского короля, он играл в теннис. Старый рекете встал и крикнул:

— Да здравствует король Испании!

Четыре фалангиста набросились на него; один проткнул ножом его щеку. Администратор, чтобы успокоить публику, пустил пластинку с «Джовинепой».

В штабе сидит генерал Очандо, человек тучный и слабохарактерный. Больше всего на свете он любит бридж. Полковник фон Сасниц говорит:

— Вы отправили в Кинто абсолютно негодный полк. Ваши офицеры, вместо того, чтобы обучать новобранцев, тратят три часа на завтрак и три часа на обед. Солдаты снова не пошли в атаку. Почему мы должны жертвовать нашей авиацией?

Генерал молчит. Ему хочется сказать заносчивому немцу: «Я не позволю разговаривать со мной, как с мальчишкой. Кто открыл Америку — вы или мы? Кто прогнал Наполеона? Мы старая нация»… Вместо этого он говорит:

— Ничего не поделаешь… Мы давно не воевали; мы отсталая нация… Я скажу, чтобы выполнили все ваши указания…

Директор «Арагонского кредита» отправил семью в Париж:

— Это долг главы дома! Теперь я готов умереть на посту…

Каждый день в город привозят раненых. На прошлой неделе открыли два новых лазарета. Жена бухгалтера Мендеса плачет:

— Второй месяц нет писем…

Соседка ее утешает:

— Говорят, что папа предложил перемирье.

Все спрашивают друг друга: «Когда же это кончится?» Ясновидящая Тереса гадает за песету. Иногда она говорит: «Через сто и один день» иногда: «Через семь лет». Вчера опять призвали двести человек. К тюрьме никого не подпускают; а в комендатуре говорят: «Справок об арестованных не даем».

За железнодорожником Пелайо пришла полиция: донесли, будто он слушает радиопередачи красных. Его ведут по двору. Во всех окнах перепуганные лица. Булочник Алехандро говорит жене:

— Значит, их снова расколотили.

Ночью кто-то написал углем на стене гимназии: «Скоро придут наши!»