Югославская трагедия

Все это было так странно!..

В тоске и смятении размышлял Милетич о том, что же будет дальше с его страной, с ним самим.

В магазине, где он служил, немцы устроили полицейский пост. Книги растащили, пожгли. Старика-еврея Фишера гестаповцы упрятали в концлагерь на Банице, откуда «Марица» — закрытый черный автобус — увозила заключенных на расстрел.

С каждым могло случиться что-то неожиданное, страшное. Иован часто вскакивал ночью в холодном поту: ему чудилось, что против дома остановилась черная «Марица».

Он ушел бы в Сплит к отцу, но не решался выйти из города. В приказах, вывешиваемых на улицах, и в сообщениях Германского информационного бюро то и дело сообщалось об арестах и расстрелах подозрительных лиц, связанных с «мятежниками» и «бандитскими гнездами» в горных деревнях Сербии.

Один из приказов немецкого коменданта Белграда генерал-лейтенанта Шредера гласил: «Ночью группой неизвестных сербов в Белграде убиты два германских солдата. Утром по моему приказанию расстреляно из среды местного населения сто человек. Впредь за каждого убитого германского солдата будет расстреливаться сто сербов». А на следующее утро Иован прочел на той же стене, под тем же приказом: «Да здравствует Советский Союз!», «Долой Гитлера и его банду!».

Увидев эту надпись, Милетич почувствовал себя, как утопающий, которому удалось вынырнуть и глотнуть свежего воздуха. Сердце его радостно забилось: народ не склонился перед оккупантами! Народ борется! С каким жгучим стыдом он вспомнил советы Вука: «Сиди тихо, не суйся в пекло, береги свою голову, будь доволен судьбой, ведь ты еще жив, а смотри, сколько людей погибло!..» Еще вчера эти советы казались Милетичу благоразумными. Но сейчас… сейчас перед ним во всем своем обаянии встал образ Павла Корчагина, и Корчагин в Иоване подавил Вука…

Он собрался уйти к партизанам. Все подготовил для похода: и рюкзак, в который положил заветную книгу Островского, и пилотку, и починенную тужурку, и иголку с суровой ниткой…»

4

«…Во всем том, что рассказывал Иован, сразу трудно было разобраться. Но вспомнив слова Ленина о слабости балканского пролетариата, я стал понимать, почему компартия здесь не смогла успешно бороться с международным капитализмом и своей шовинистической буржуазией, почему национализм в Югославии взял верх над идеей братского демократического союза балканских и придунайских стран, в основе которого лежит традиционная идея славянского братства. Некому было поднять народ на борьбу с захватчиками, удержать государство от разрушения. И если б не пример советского народа, горой вставшего против фашизма, не было бы тут и организованного партизанского движения. Да к тому же еще народ вспомнил былые дни, ведь изгнаны были отсюда и турки, и орды Наполеона. О начале всенародного восстания я уже знал от Мусича. Сейчас меня особенно интересовал боевой партизанский путь Иована, история Шумадийского батальона.

…Тринадцатого июля 1941 года, воскресенье. В этот день Иован решил покинуть Белград. Город полнился грозными отголосками народного восстания против оккупантов. После двадцать второго июня никто уже не мог сидеть дома сложа руки. «Теперь, когда сражаются братья-русские, — нас много», — говорил каждый и искал себе оружие. В старой Сербии, в окрестностях Нови-Пазара, пять тысяч крестьян бросили хозяйства и, объединившись, прогнали фашистов со своих земель. На границе Черногории и Герцеговины, в горном районе Требинье, создался территориальный центр партизанского движения. А в малодоступных горах и лесных дебрях на севере Сербии, щадя свои силы, укрывались группы солдат и офицеров, оставшиеся от разложившейся королевской югославской армии; они окрестили себя «четниками», от сербского слова «чета» — так назывались в средние века отряды, воевавшие против турок. Четниками командовал полковник генерального штаба Драже Михайлович. В своих листовках он заявлял, что его поддерживают Англия и югославский король Петр, бежавший в Египет.

Но не к «королевскому главнокомандующему» шли простые люди. Крестьяне и рабочие собирались в партизанские отряды, которыми руководили коммунисты. Восстание ширилось, охватывая уже не отдельные деревни, не «гнездо» за «гнездом», а район за районом, подбиралось к самому Белграду и другим городам. Везде шли ожесточенные бои партизан с фашистскими войсками. В Черногории партизаны действовали так успешно, что итальянские легионеры и чернорубашечники запросили помощи у немцев. В Смедереве был взорван арсенал, всюду летели под откос поезда, обрушивались в реки мосты, горели неприятельские склады с бензином, боеприпасами, продовольствием.

В районе Вальева партизаны сумели даже напечатать услышанную 3-го июля по радио речь товарища Сталина, и она быстро распространилась по стране. Иован помнит, как он подошел к толпе молодежи в одном из переулков Белграда. Высокий юноша в рабочей блузе держал в руках тонкий листок и читал вслух. Это была речь Сталина. Иован улыбнулся своим воспоминаниям. Какой радостью загорелись тогда лица у слушателей, как сжались их кулаки! «Ну, теперь фашистам пришел конец!» — воскликнул кто-то. «Пора и нам взяться за оружие», — решили все. Сталинские слова: «В этой освободительной войне мы не будем одинокими. В этой великой войне мы будем иметь верных союзников в лице народов Европы… Все силы народа — на разгром врага!» — каждый честный югослав повторял про себя, как боевой клич.

Перед уходом из города Милетичу захотелось проститься с Вуком.

По улицам Белграда беспокойно шмыгали гестаповцы и полицейские. Будто на пожар, ревя сиренами, мчались их автомашины. Иован нарочно пошел самым длинным путем — по улице Краля Александра через Теразию и площадь Славию. Он пытливо вглядывался в лица прохожих. В глазах одних он читал проблеск надежды, у других — испуг…

Владо Дедиер жил в самом аристократическом квартале Белграда — Дединье, на горе, где находился «Белый двор» короля. Вук любил посплетничать и часто рассказывал Иовану разные истории о своем хозяине, прославлял его на все лады. Он с гордостью называл его аристократом и миллионером, спортсменом и журналистом. А последний раз он даже сказал о нем: революционер, хотя в это трудно было поверить. Скорее Дедиер напоминал карикатурного американского боксера: носил всегда пестрый ультраспортивный костюм, который на нем почти лопался; с красного, брызжущего здоровьем лица смотрели заплывшие глазки, а шея его была шире головы.

От Вука Иован узнал и кое-какие подробности из биографии Дедиера. Его мать была приближенной королевы Марии, руководила женским обществом «Голос сербских сестер», куда входили только высокопоставленные особы. Милице Дедиер-Кичевац поручалось, кроме того, сопровождать иностранных туристов при осмотре ими достопримечательностей Белого дворца Карагеоргиевичей. Очевидно, она отдавала при этом предпочтение бравым американцам. От одного из них она и прижила двух сыновей — Стеву и Владо. Старший, Стева, с двухлетнего возраста жил в Италии и там воспитывался в американском колледже, а позже уехал в Америку. Владо же учился в Белграде, называл себя «истинным сербом» и вел рассеянную, светскую жизнь. Он выгодно женился на дочери королевского министра внутренних дел Ольге Попович, и к его недвижимому имуществу прибавились новые дома, виллы, виноградники.

Иован подошел к особняку за высокой чугунной оградой, сплошь увитому плющом, похожему на маленький средневековый замок, и сильно нажал кнопку звонка у ворот.

— Ты чего так трезвонишь? Всех переполошишь! — набросился на него старый Вук, отодвигая засов.

— Восстание, дядя Вук! — весело крикнул ему Иован. — Я ухожу, прощай!

— Куда тебя несет?

— Я иду к партизанам, дядя.

— В партизаны, значит? — Вук нахмурился. — Ну, ну! — Он помолчал. — Что же, сейчас все идут. Мой хозяин тоже собирается. Поди-ка сюда…

Старик с таинственным видом поманил племянника в сад, осторожно подвел его к окну, с зелеными жалюзи и прошептал:

— Смотри, кто у нас в гостях!