Айсолтан из страны белого золота

глубоко вписано одно магическое слово—Сталинград.

Слушая его, Айсолтан невольно вспоминает, как

мать» утирая слезы рукавом, рассказывала ей об отце,

о том, как он едва не погиб от рук английских

интервентов, как они сделали его на всю жизнь калекой,

и сердце у нее горит. Ей хочется сказать этому седому

человеку, которого внимательно слушает зал, что

английские рабочие должны поскорее обуздать хищных

английских империалистов, готовящих новую войну...

На другой день то, что хотела сказать Айсолтан,

сказал пожилой человек в больших очках, кресло

которого с утра пустовало. Тот, кто занимал его вчера,

стоит сейчас на трибуне и, прикрывая глаза рукой от

яркого света наведенных на него юпитеров, молча

ждет, пока затихнут приветствия. Он понимает, что

зал рукоплещет не ему, — ведь фамилия его хорошо

известна тол/»ко в ученых кругах: передовые люди

советской земли, собравшиеся в этом зале, чтобы

сказать о своей воле к миру и готовности бороться за

него, приветствуют в его лице свободный туркменский

народ и мудрую партию Ленина — Сталина,

создавшую государство, в котором сын безграмотного

пастуха, сам в юности пасший байские стада, мог стать

ученым, профессором, доктором наук. А таких, как он,

тысячи. Двести тысяч юношей и девушек в Советском

Туркменистане учатся в средних школах. Десятки

тысяч учатся в техникумах и высших учебных

заведениях.

Он говорит о том, что туркменский народ не хочег

войны, он занят мирными делами, он готовится к

организации своей национальной Академии наук, он

строит каналы для орошения пустующих земель, он

создает и выращивает новые сорта советского

хлопчатника, в каждой коробочке которого для нас—залог

мирной и счастливой жизни, он хочет быстрее

восстановить и сделать прекраснее, чем прежде, свою

столицу Ашхабад, пострадавшую от землетрясения.

Туркменский народ, как и весь советский народ, занят

мирным, творческим трудом.

— Господам Трумэнам и Черчиллям не удастся

обмануть простых людей мира. Советские народы не

хотят войны, им не нужны ни американские, ни чьи-либо

другие территории. Мы хотим только одного: чтобы

не мешали нашему мирному труду, нашему мирному

строительству, не посягали на нашу мирную,

радостную жизнь... Мы, советские люди, всегда были и

остаемся в первых рядах прогрессивного человечества,

борющегося за прочный мир и демократию... Все

больше подтверждаются сталинские слова о том, что

миллионы простых людей стоят на страже мира. Дело

сторонников мира правое, а правое дело всегда

побеждает.

И снова рукоплещет зал, и Айсолтан с

разгоревшимся лицом хлопает в ладоши, кажется, громче всех:

ведь все это- было сказано от ее имени, она не могла

бы лучше сказать о хлопке и о заветной своей мечте—

новом канале для орошения хлопковых полей, о

героизме, о трудолюбии туркменского народа, о его

беззаветной любви и преданности родному Сталину.

Новыми глазами смотрит Айсолтан на своего соседа,

стоящего сейчас на трибуне: она видит в нем весь

туркменский народ, за тридцать лет с помощью великого

русского народа и партии Ленина — Сталина

поднявшийся на вершину социализма, избегнувший мрачной

пропасти, в которую катится сейчас весь

капиталистический мир. И Айсолтан говорит себе:

«Какое это счастье — жить, учиться, работать

в Советской стране! Какое это счастье — быть

гражданином Советского Союза!»

Нет, никогда не представляла себе Айсолтан, что

жизнь может быть так разнообразна, так полна самых

ярких, волнующих впечатлений! Посещение музеев

и картинных галлерей, театров и кино, прогулки по

Москве, по каналу Москва — Волга, по золотым

осенним подмосковным паркам... Счастливая и усталая

возвращается Айсолтан после этих прогулок домой.

Вот она входит в метро и со вздохом облегчения

становится на ступеньку эскалатора.

«Ах, как хорошо! Можно немного отдохнуть,

постоять на одном месте!»

Казалось бы, Айсолтан уже пора привыкнуть

к московскому метрополитену, — но нет, все здесь еще

продолжает волновать ее воображение: и вечно

движущийся глубоко под землей, под московскими

улицами и площадями, широкий, бурливый поток людей,

подобный подземной реке в мраморном русле, и

огромные, сверкающие огнями подземные дворцы-станции.

«Сколько удивительных способов передвижения

изобрели люди! — думает Айсолтан, стоя на

эскалаторе.—Из далекой Туркмении прилетела я по воздуху

сюда, в Москву. В клеточках-лифтах поднимаюсь

под самые крыши высоких зданий. Теперь лестница

сама спускает меня под землю...»

Эскалатор доставляет Айсолтан в мраморный под-

земный дворец. Снова окидывает его Айсолтан

восхищенным взором. Стройные колонны поддерживают

высокий легкий свод. Они кажутся Айсолтан

гигантскими мраморными цветами, в чашечках которых

скрыт невидимый источник света. За колоннами,

справа и слева, сверкая зеркальными стеклами, с мягким

шумом проносятся поезда. Двери на остановках

открываются и закрываются сами собой. В вагонах

светло, как днем, потому что они залиты ярким

электрическим светом, но поезд мчится сквозь землю по

длинным полутемным тоннелям и безошибочно

находит свой путь. И, опускаясь на кожаное сиденье,

Айсолтан снова, как недавно в самолете, мысленно

восклицает: «Хвала твоему мастеру!»

В своем номере, который стал для нее как бы

вторым домом, Айсолтан тоже не всегда находит

желанный отдых. Часто звонит телефон, — Айсолган

приглашают выступить по радио, или дать статью в

журнал, или приехать в рабочий клуб. Сегодня Айсолтан

прежде всего садится писать письмо матери, ей

хочется поделиться с ней всем, что переполняет ее душу.

А потом она напишет еще одно письмо — Бегенчу.

Снова высокие стены комнаты-сказки расступаются

перед взором Айсолтан и теплый ласковый ветерок

овевает ее лицо, снова приветливо колышется зеленый

хлопчатник и она видит перед собой Бегенча. Он

стоит потупившись, как провинившийся ребенок, потом

поднимает глаза, и они без слов выдают его тайну;

он роняет лопату и простирает к ней руки...

Стук в дверь заставляет Айсолтан вскочить с

кресла. Ей кажется, что она опять, как тогда, в поле,

слышит за спиной резкий оклик: «Э-эй! Айсолтан!

Иди-ка сюда!» Девушка подает ей на маленьком подносе

два письма. Айсолтан дрожащей рукой берет одно из

них, — быть может, это от Бегенча? — разрывает

конверт. Нет, это даже не письмо, а пригласительный

билет: Всесоюзное общество культурной связи с

заграницей приглашает Айсолтан на вечер встречи

делегатов конференции с иностранными гостями. Айсолтан

откладывает билет в сторону и уже спокойно вскрывает

второй конверт. Конечно, и это не от Бегенча, — эго

тоже приглашение: фабричный комитет и дирекция

одной из подмосковных текстильных фабрик просят

Героя Социалистического Труда, мастера высоких

урожаев хлопка Айсолтан Рахманову посетить сегодня

их фабрику и побеседовать с текстильщицами.

Да ведь это та фабрика, что была когда-то

кузницей туркменских кадров текстильщиков! Когда в

Ашхабаде начали строить текстильную фабрику, десятки

юношей и девушек из туркменских городов и сел

отправились на подмосковную фабрику учиться новому

для них мастерству и вернулись в родной край

инструкторами и мастерами текстильщиками. Как же

можно забыть об этом и как можно отказаться от

приглашения побеседовать с русскими текстильщицами?!

«А что же делать с иностранными гостями? Ну