Кавалер Золотой Звезды

— И чего вы все сворачиваете на строительство! — крикнул Савва. — Будем строить и курятники… А вот гусей у нас нет, а живем мы возле воды. Надо обзавестись и этой птицей — отрасль доходная. За станицей совершенно без всякого дела лежат два острова. Вот мы их отдадим буденновцам и кочубеевцам. Пусть заселяют птицей.

— А мне? — крикнул Артамашов.

— Есть еще одна доходная отрасль — рыба! — сказал Савва. — Водоем готовый. Значит, ворошиловцам запланируем зеркального карпа… Но главное планирование должно пойти по линии нового строительства. Мы с Сергеем Тимофеевичем в уме прикидывали: предстоит стройка большая. По самым малым подсчетам потребуется: три конюшни — по одной каждому колхозу, три коровника, кошары, свинарники, птичники, а еще двенадцать полеводческих станов с зернохранилищами при них… А если к этому прибавить нужды самой станицы, скажем, клуб, избу-читальню, родильный дом, детские ясли, школу-десятилетку, дом агротехники и животноводства? А кроме всего прочего — на первом месте в плане поставлена электростанция… Можем мы сократить строительство? Нет, не можем! Но поднять такую стройку не легко, если учесть недостаток в строительном материале, а особенно в лесе. Допустим, мы восстановим разрушенный кирпичный завод, заимеем кирпич, а часть построек будет саманная… Тут можно выйти из положения. А лес? Где возьмем столько леса? А мы с Сергеем Тимофеевичем подсчитали: потребуется леса очень много… Вот тут и надо найти выход…

Кто-то крикнул:

— Где ж его взять?

— Если б в Невинку подошел эшелон с лесом, а на вагонах надпись: «В Усть-Невинскую».

— А может, и подойдет.

— Жди!

— Район должен помочь.

— Кто? Федор Лукич?

— А дозвольте сказать!

К столу подошел Прохор Ненашев. Сергей посмотрел на жилистого и сухого мужика с седой бородкой, с пепельно-серыми усами и с маленькими живыми глазами.

— Слово имею от плотницкой бригады, — сказал Прохор, обращаясь не к собранию, а к Савве. — Лес имеется в горах, в Чубуксунском ущелье. Там его столько лежит! А какой лес! Одно удовольствие. Зимой я там бывал и видел. Лежат штабеля еще с довоенного времени. Стоит будочка, и там живут сторожа… Я так думаю, если б тот лес спустить по Кубани, то можно было бы хорошо обстроиться.

— Как же ты его сплавишь?

— Не иначе — надо красть?

— Зачем же красть, — спокойно возразил Прохор. — Надо по-хорошему.

— А чей лес? — спросил Сергей, подумав: «А что? Прохор правильно говорит. Взять да и сплавить…»

— Сказать правду, чей он — до этого я не дознавался, — ответил Прохор. — Но что лес добротный — то это верно. И сплавить его — пара пустяков! Когда я работал сплавщиком, так мы не такие гоняли бревна, и еще как гоняли!

— Кому что, а Прохору сплав!

— Надо командировать его в горы.

— Смеяться нечего, — серьезно сказал Сергей. — Предложение Прохора очень ценное, и мы постараемся узнать, кому принадлежит этот лес и нельзя ли его приобрести.

— А по-моему, — заговорил все время молчавший Рубцов-Емницкий, — в данную минуту о лесе беспокоиться не надо. Составим, для ясности, пятилетний план, утвердим его в районе, а потом подумаем и о строительном материале… Для ясности, я и сам смогу вам кое в чем оказать содействие.

— Нет, Лев Ильич, именно об этом мы и должны беспокоиться, — возразил Савва. — Ежели мы составим пятилетний план и приедем с этим планом к Федору Лукичу, не указав, какими путями мы изыщем строительный материал, — значит все: заранее говори, что начинания наши обречены на провал… У меня вся надежда на Сергея Тимофеевича. Если он нам не поможет, тогда я и не знаю, как нам быть, ибо с Федором Лукичом насчет такого количества леса и говорить нечего… Это я знаю хорошо.

— Есть инстанции и повыше, — сказал Рубцов-Емницкий, — и если Сергей Тимофеевич обратится к ним, то все может быть даже очень великолепно…

— Савва, дай людям высказаться, — сказал Сергей.

— Кто желает слово? — спросил Савва. — Не будем терять времени.

Слово попросил Алексей Артамашов. Сдвинув на лоб кубанку, он встал, оперся руками о стол и твердым голосом заговорил о том, что в общем пятилетнем плане станицы ворошиловскому колхозу, как самому крупному хозяйству, непременно должно быть отведено ведущее место.

— Всем известно, а тебе, Савва Нестерович, в особенности, что я не привык плестись в хвосте и пасти задних! — сказал он, повысив голос.

Рагулин и Байкова молча переглянулись. Сергей что-то записал в блокнот. А Артамашов, подкрепляя свою мысль примерами и цифрами, говорил о росте ведущих отраслей, особенно молочного скота и лошадей.

— Савва Нестерович, у тебя хватило совести рекомендовать мне зеркального карпа как доходную статью, чтоб, значит, я наживал капитал… Разве ты еще меня не знаешь? Пусть этим делом занимается Стефан Петрович Рагулин, ему это с руки, а я возьму курс на коня. Конь важнее любой зеркальной рыбы… Атаманов, правильно я говорю?

Атаманов закуривал, осветив огоньком спички свое шрамоватое лицо. Раскурив папироску, он сказал:

— Все правильно, а о лошади и я еще выскажусь.

Артамашов одобрительно кивнул головой и перешел к плану нового строительства, назвав четырнадцать объектов, в том числе две конюшни, четыре кошары, три коровника, амбар… Тут он, искоса поглядывая на Рагулина, нарисовал такую красочную картину и привел столько убедительных фактов, что все участники совещания вдруг подумали: да, действительно Артамашов прав! Именно ворошиловцы и должны задавать тон всему пятилетнему плану станицы, и если кочубеевцам или буденновцам необходимо построить одну конюшню, то ворошиловцам необходимо построить две…

— А лес я достану! В своем государстве, и чтобы не достать лесу? А ежели нам поможет Сергей Тимофеевич…

Артамашов говорил все с той же подчеркнутой высокомерностью, склоняя местоимение первого лица во всех падежах, и Сергей, внимательно слушая его, подумал: «Не пойму я его… Или хвастун, или горячая натура…»

— Ты, Стефан Петрович, и ты, Дарья Никитишна, не кидайте на меня удивленные взгляды, — продолжал Артамашов. — Я вас еще и не так удивлю! На строительстве станичной электростанции я беру на себя две трети всех работ. Можете записать в протоколе! А что, думаете, не выполню? Еще как выполню!

Тетя Даша только улыбнулась и промолчала.

— Да ты на словах мастак! — язвительно проговорил Рагулин. — Савва, а ну, дай мне сказать!

— Давай, давай, а я послушаю, — и Артамашов сел на свое место.

Но оказалось, что на очереди для выступления давно уже был Иван Атаманов, и ему было предоставлено слово.

Легонько похлестывая плеткой по голенищу, Иван Атаманов подошел к столу и посмотрел на сидевших и лежавших перед ним в темноте людей… Старый, опытный коневод, прослуживший на коне всю Отечественную войну. Атаманов умел говорить о лошадях так красочно, что просто заслушаешься. Он не приводил общеизвестных примеров, вроде: «конь — и в бричке и в плуге, конь — и в хомуте и под седлом, конь — и в тылу и на войне». Нет! Атаманов побеждал участников совещания тем, что призывал устьневинцев возродить былую славу кубанского коневодства.

— И мы возродим ту славу, — уверенно говорил он, — и найдем породистых маток и жеребцов породистых кровей. Только для этого, Савва Нестерович, надо нам планировать не одну конюшню… ты не перебивай, не перебивай! — крикнул он, хотя Савва в это время молчал, размышляя над тем, как бы, в самом деле, сплавить по Кубани какой-нибудь десяток-два кубометров древесины. — Я тебя слушал и не перебивал! Да… Так я говорю, для этого нам надо планировать не одну конюшню и не две, как сказал Алексей Степанович, а три! Да, три!.. Кроме того, интернат для жеребят, ветлечебницу.

Атаманов говорил не более получаса, но за это время сумел так повернуть на свою сторону участников совещания, что все уже были согласны с его предложением, и даже Сергей, как известно, всегда предпочитавший все-таки не коня, а машину, подумал: «А ведь верно! Придется запланировать три конюшни… Без коневодства нельзя».