Макорин жених
Макорин жених читать книгу онлайн
Роман Георгия Суфтина «Макорин жених» впервые был выпущен Архангельским книжным издательством в 1960 году. Второе, дополненное и переработанное издание «Макорина жениха» относится к 1965 году. Настоящее издание романа - третье, посмертное. Ушел из жизни автор, но оставленные им произведения продолжают его жизнь.В романе «Макорин жених» рассказывается о нелегкой жизненной судьбе крестьянского парня Егора Бережного, ставшего знатным лесозаготовителем, о звериных нравах людей с частнособственническими инстинктами, о воспитании в человеке коллективистского сознания, о большой и трудной любви Егора и Макоры.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
последний раз затыкает щели в стене своего двора.
3
События повернулись круто. Харлам Леденцов болтал не зря. Первый раскат грома
грянул вскоре. Сельсоветский сторож принес Ефиму Марковичу повестку. Кожевник,
прочитав её, опустился на лавку.
– Там чего, Ефим? – высунула голову из своего угла за печью Платонида, почуяв
неладное.
– Добираются, – скорее поняла она по движению губ, чем расслышала. Мигом натянула
на себя одежду, выскочила из закутка. Увидела на столе казенную бумагу, потрогала её сухим
пальцем, требовательно сказала:
– Читай-ко.
Ефим вяло произнес:
– Чего читать-то... Налог...
– Сколько?
– А ежели и с меня и с тебя кожу содрать, то и тогда, вовсе сказать, не рассчитаться...
Платонида поджала губы, задумалась. Ефим одним глазом смотрел на её бледное
пергаментное лицо, ждал. И дождался. Платонида оттолкнула повестку, заговорила
отрывисто и повелительно.
– Вот что, Ефим, кожевню порушим. Сегодня же раздай все кожи мужикам. И
выделанные и сырые. Свои спрячем. Хлеб ночами вывезем к нашим в Бабурино, и в
Котловку, и куда ещё, след сообразить. Этого рохлю Егорка придется приструнить, пущай он
поймет, что его дорожка с нами... У него в межуголке да в подзорах1 можно кожи
прихранить... Я ни во что не вмешиваюсь, буду молиться. Со Христом да с богородицей
обойдется...
Она уже преобразилась, лицо стало благостным. Встала, перекрестилась на божницу,
заметила, что в лампадке масло на исходе, велела дочери подлить.
Ефим покорно выслушал все наставления, но в душе его не было уверенности в
благополучном исходе. Мятая бумажка на столе пугала его.
– Иди-ко, иди к Егору сперва. Делать надо, а не чесаться, – не удержалась Платонида
подбодрить зятя. Он, вздыхая, натянул пальто.
Ступив за порог Егоровой избы, Ефим Маркович застал Параню в слезах. Она заливала в
ушате кипятком капусту и всхлипывала. Егор крутил дратвы для подшивки валенок.
Кожевник присел к столу, не зная, начинать или нет свой разговор. Он хотел сначала
выяснить, какая ссора произошла между супругами. Но Егор молчал, углубленный в свое
занятие, а Параня стала поспешно вытирать лицо подолом фартука.
– Я к тебе, Егор Павлович, – начал Ефим.
Егор поднял голову, почуяв в таком начале разговора необычное.
– Хорошее мы с тобой дело завели – кожевню. И мужики довольны, и мы не в накладе.
Так ведь?
Ефим подождал ответа и, не дождавшись, сам подтвердил:
– Так. Большой доход иметь бы можно, раздуть бы нам кадило. Да не дают. Сегодня
повестку принесли. Хотят порушить нас. Раздеть собираются. Что, неуж нам самим класть
палец в рот? А, Егор?
Бережной продолжал сучить дратвы, бросая равнодушные взгляды на Ефима. На Ефимов
вопрос он ответил усмешкой.
– Ты чего ухмыляешься? – повысил голос кожевник. – Думаешь, твой палец уцелеет? Как
бы не так. Мы нынче с тобой одним миром мазаны, Егор. Вместе нам и думать надо, как
быть.
Он замолк, уставился на Егора белесыми неподвижными глазами. Бережной молчал.
Тогда кожевник придвинулся к Егору по лавке, заговорил глухо:
– Придется нам пока разворошить кожевню, Егор. Поделим доходы по-божески. А добро
надо на время припрятать. У тебя межуголок удобный, туда спустим, затрусим мусорном,
лешему не догадаться. В иодзорах место неплохое. Ты к ночи подготовь всё, а стемнеет,
улягутся соседи, мы и сварганим...
Параня давно перестала всхлипывать, слушала со страхом и любопытством. Даже забыла
и про капусту. А Егор усердно водил ладонью по колену, закручивая дратву. И казалось, он
даже не слушает собеседника. Ефим Маркович разозлился. Белёсые глаза его, устремленные
на Бережного, вспыхнули недобрым синим огнем. Но он сдержался, притушил глаза, сказал
мягко и даже просительно:
– Не подведи, Егор Павлович. Вместе нам с тобой горе горевать.
Бережной неторопливо заделал конец готовой дратвы, аккуратно повесил её на спинку
стула, свернул узлом горсть льна, из которой брал пряди.
– Горевать-то вместе, – сказал он раздумчиво. – Только не было бы худа, Ефим Маркович,
от такого дела. Веревочка вьется, а конец ей бывает. Не лучше ли вовремя остановиться? Я,
вишь, надумал в колхоз вступать...
Последние слова он произнес, как кувалдой ударил. Параня взвыла и сквозь плач стала
жаловаться Ефиму Марковичу:
– Ты подумай-ко, чего ему в голову взбрело! Всё отдать, не знаешь за что, чужим людям.
Ломай гриву на какого-то голопузого председателя, чтоб ему пусто было... Ты уговорил бы
1 Межуголок – пространство, образованное стыком зауголков двух изб, построенных рядом; подзор – дощатые
резные набойки от края ската крыши к стене избы.
его, Ефимушко...
Ефим Маркович терпеливо ждал, когда она кончит. Она выкричалась вся, остановилась,
размазывая слезы по щекам подолом передника.
– Успокойся, Парасковья. Слезами да криком делу не поможешь. Надо подумать да
раскумекать. Может, Егор, вовсе сказать, и дельное замыслил. Бывает, что клин клином
вышибают. Если с божьим словом да со Христовым именем, так и камень вместо хлеба
сгодится.
Надевая картуз, Ефим сказал Бережному тоном приказа:
– Ты, Егорушко, межуголок-то и подзоры подготовь к ночи. А про колхоз мы еще с
Платонидой посоветуемся. Как она скажет. Прощайте-ко...
Бережной остался стоять с растерянным видом.
– Ну-ко! И Ефим в колхоз толкает... Вот так оборот...
Глава двенадцатая
СПЕКТАКЛЬ В ЯРМАРОЧНОМ АМБАРЕ
1
Сырая дождливая осень расхлябила дороги, мутной водой наполнила речки. Не стало
дальнего пути ни конному, ни пешему. Мите невольно пришлось прервать поездки с
передвижкой. Да он был и рад отдохнуть. А тут еще комсомольцы надумали ставить на
Погосте спектакль. Трудно сказать, кому первому пришла на ум эта затея, но она понравилась
всем. Как ставят спектакли, никто толком не знал. Но раз решили, что за отговорки могут
быть – ставить и никаких гвоздей. Пашка Пластинин запустил руку в свои рыжие вихры,
похмыкал под нос и высказал не очень уверенно:
– Ежели к Екатерине Ивановне сходить? Не поможет ли...
Многим предложение понравилось.
– Сходим. Как не поможет. Она этих спектаклей в городе видала тысячи, ей полдела.
Другие возражали.
– Так она вам и станет представляться! Учительша же...
И добавляли:
– Да и старая епархиалка1. Их на клиросе петь учили, а не на сцене ломаться.
Всё-таки решили рискнуть, послать к Екатерине Ивановне делегацию. Главным ходатаем
назначили Митю – он тоже не лаптем щи хлебает, киномеханик, не шутите! С ним
учительница не захочет, да будет разговаривать. Митя согласился пойти, хотя в душе и
потрухивал. Ведь не так ещё давно он дрожал перед Екатериной Ивановной у классной доски
и не раз, бывало, выводил её из терпения своими дерзостями. Ах, да что вспоминать, нынче
он взрослый, как-никак тоже с образованием, к тому же комсомолец. Пошли. Когда
переступили порог маленькой комнатки учительницы, Митя почувствовал себя школьником и
произнес: «Здравствуйте, Екатерина Ивановна!» – совсем так, как бывало в ученические
годы. И от смущения покраснел. А Екатерина Ивановна ничего этого не заметила или не
хотела заметить, поздоровалась почтительно, как и положено здороваться со взрослыми,
усадила всех на стулья, сама села напротив. Митя набрался духу и выпалил:
– Мы к вам, Екатерина Ивановна, по делу. Спектакль хотим ставить и просим вас быть
руководительницей.
Неожиданная просьба смутила учительницу.
– Что вы...
Она по привычке чуть не сказала «ребята», но спохватилась и поправилась:
– Что вы, товарищи! Какой же из меня режиссер. Не смогу я...