Прыжок

Витя стоял на крыше ни жив ни мертв. Коленки его тряслись. Скуластое детское лицо с узкими глазами хранило снаружи все усвоенные пороки, как держат на тарелке орехи, — бесхитростно и с полным неумением попрятать их: тут были тщеславие, трусость, наивность, хвастливость, растерянность, готовность сделать, как требуют, простоватость сбитого с толку существа.

— Ну, — выразительно произнес отец, не спуская глаз с сына, — прыгай!

— Витенька, папа шутит! — обворожительно крикнула спецдама. — Беги скорей, беги с крыши!

Человек из Кремля не новел и бровью. Витя на крыше не шевельнулся. Оба — отец и сын — неотступно глядели друг на друга.

— Ну, — медленно повторил отец, — прыгай! Раз, два, тр…

Мальчик взмахнул руками и отчаянно прыгнул с крыши. Он упал на круглый газон. Визжащие дамы столпились вокруг него.

На серой, пыльной траве лежала круглая голова с лицом, повернутым кверху, — лицом, похожим на тарелку, с которой одним взмахом смахнули, как орехи сбросили, все его детские пороки, и вместо тщеславия, хвастовства, трусости, тупости на скуластой мордочке расцвели два глаза, виновато, но с хитринкой удовольствия скользнувшие в отцовские глаза. Но губы Витины были бледны и плачущи. У Вити была вывихнута нога.

Человек в очках нагнулся над своим мальчиком и положил ему руку на лоб. Потом поднял его нескладное тело, прижал к себе и унес.

Примечания

Впервые в газ. «Бакинский рабочий» 1926, 26 февраля; в том же году в еженедельном журн. «Экран», № 40 (приложение к «Рабочей газете»); затем в сб. «Избранные рассказы». Л., «Прибой», 1927.