Ленинский тупик

- Не иначе, очередной гнусный заговор.

Ермаков расстроенно махнул рукой:

- Огнежка, перестань смешить людей! Какой ты инженер по труду и зарплате! Ты просто… - он поглядел на ее накрахмаленный воротничок с кружевными отворотами над высокой грудью - ты просто… ну, было бы мне не под пятьдесят, а поменьше, я б тебе тут же руку и сердце… Пошла бы?

Огнежка покосилась на Игоря, который вдруг привстал.

- Если б вы явились ко мне с таким предложением, я не то что пошла, побежала бы.

- Вот видишь!

- .. .до Киева, по шоссе, не оглядываясь.

Игорь взглянул на нее почти с восторгом. Ермаков пристукнул ладонью по столу.

- Пойдешь прорабом на новый корпус… Да не к Чумакову! - добавил он, заметив, что лицо ее не выразило радости.

- Тебе ли корпеть над бумагами?

Когда за ней закрылась дверь, прозвучал иронический возглас Чумакова:

- “Шурка деклассируется”! Раскопали деклассированный элемент! Босяков в опорках! И где? На передовой стройке. Да в такой конторе, как наша, даже шумоватая Тонька борозды не испортит. Потому как на нее влияют… - Чумаков вынул из кармана потрепанных армейских галифе несвежий платок, приложил к огненно красному с синими прожилками носу - сморкнулся гулко, как в трубу. Акопян от этого трубного звука над ухом едва не уронил пенсне.

- Тут чего только не мобилизнешь.чтоб план выполнить, - продолжал Чумаков тоном почти обиженным.- Все средства.

Акопян пыхнул трубкой.

- Иные средства, как видите, компрометируют цель.

Игорь с надеждой и тревогой посмотрел на Акопяна, обронившего фразу, которая вызвала глубокую тишину. Он напомнил Тимофею студента. Лицо моложавое, свежее, кожа на впалых щеках глянцевитая, ни морщинки.

Акопян снял пенсне, и его до черноты смуглое точно обожженное стужей, лицо стало как-то домашнее и беспомощнее. Ермаков глядел на него с приязнью, печалью почти с нежностью.

Акопян вдруг спросил: - А знаете ли вы, чем неврастеник отличается от шизофреника?

Игорь давно заметил: Акопян начинал развлекать анекдотами именно в тот момент, когда назревал скандал или разговор касался тем, не связанных с инженерным делом!

Из кабинета вслед за Чумаковым стали неслышно, один за другим, выходить все, кого ждала срочная работа. А кого она не ждала в тресте Ермака?..

Скоро в кабинете остались лишь Ермаков, Акопян и Игорь.

Ермаков знал: на месте Игоря он бы, наверное, изматерил Акопяна, во всяком случае, попросил бы его придержать свои анекдоты для другого часа. А Игорь обращался к Акопяну, словно ничего не произошло.

Ермаков очень ценил в людях качества, которые в нем самом находились, по его признанию, “в зародышевом состоянии”. Ему импонировали выдержка и внутренняя деликатность Игоря. “Ученый человек, университетчик. С его ли деликатностью на стройке работать?”

Акопян завершил с Ермаковым все неотложные дела, вышел ссутулившись.

Ермаков забасил предостерегающе, по-отечески, своим характерным грубоватым языком “первого прораба на деревне”, как называл его Акопян:

- Игорь Иванович, я тебя не пойму. Ты чуешь что и гончая не учует. Зачем всполошился, как Чуваха после третьей стопки: “Спасайся, люди!”

Ермаков внимательно выслушал объяснения Игоря, полистал его блокнот, сказал с усмешкой, кладя на стол свои некогда обожженные негашеной известью, в рубцах, кулаки.

- Никита Сергеич, значит, тебя обнадежил… Но наши беды ему шею не сломают, а твою запросто. На тебя уж доносов накропали - страшное дело… Потому как ты упал с неба и, хоть это не твоя вина, ты совсем-совсем зеленый, ну, как огнежкина кофта. И в наших бедах не понимаешь , ну, ни хрена. Давай, для ради твоего спасения поудим с тобой рыбешку…

- Когда, Сергей Сергеевич?

- Прямо сейчас…Лады? Как говорится, старость на печку, летчик-молодчик в поднебесье. Ну, потянул ты, поднебесник, за леску, а что на крючке?

Ермаков поднял над головой руку с отставленным большим пальцем. Не оборачиваясь, ткнул пальцем за свою спину.

Там висел, над головой управляющего, большой портрет Никиты Хрущева с золотой звездой Героя на неправдоподобно широкой молодецкой груди.

- Он -то…САМ…леску, как ты, забрасывает, о чем думает?

Потолкуем, летчик! Летчики, слышал, анонимок не пишут, так? Впрочем, донесешь - не донесешь, поверят мне.

Летчик-то он летчик, а толкнула Ермакова на откровенность то, что “хрущевский подкидыш” в стенной газетке ляпнул, что Хрущова надули, как самонадеянного дурачка-всезнайку, а в ЦК, на самую верхотуру, сигнала от него ни- ни. Если бы ТАМ был о том разговор, давно бы его “обрадовали”: врагов на Старой площади у него не меньше, чем дружков… Значит, хоть и “подкидыш”, а все же - по факту! Хоть и чужак еще, а - летчик-молодчик! Удача, что прислали такого паренька, а не аппаратную крысу, которая выслужиться спешит…Славно! Ермаков снова ткнул большим пальцем за спину, повторил со значением:

- ОН-то о чем думает?

С этого Ермаков затем начинал почти каждую фразу, с тычка пальцем за спину. “он -то что думает? А на самом деле?”

- Он, генеральный, как тебе известно, большой зна-аток, думает что? С подачи окружающих его “спецов” и советников типа Катеньки Фурцевой, он, похоже, убежден, что вот-вот вытянет он нашу беду за ушко, да на солнышко. И к утру мы с глазастым Некрасовым уже в коммунизЬме. Пьем чай с вареньем.

И вот ты, доверчивый, молоко на губах не обсохло, тоже потянул леску, колени дрожат от натуги. И что перед тобой? Если бы проклятая выводиловка таилась неглубоко, под камнем, как жаба, мы бы ей и крякнуть не дали .Постиг?…Тогда рыбачим дальше… Нынче нам леску тянуть до-олго. И не все сразу новому человеку скажешь- догадываешья?. Коль не против мозгами раскинуть, помогу, зачем?

Да затем, чтоб вы дорогого времени зря не переводили - Он закрыл на мгновение медвежьи глазки и, когда открыл, они светились невеселым озорством. Сделал рукой резкое движение, словно забрасывая леску.

- Удим!

- А я уже выудил, - словно бы вскользь заметил Игорь.

- Что именно?

- Кепку Александра Староверова.

Ермаков опустил руки.

- Кепка? Она наверху. Это уж итог всех завоеваний. Последняя буква алфавита - “Я”…”Моему ндраву не препятствуй…” И все тут!

А если спервоначалу . С буквы “А”?… - Ермаков сделал своей большой мохнатой рукой, (“медвежьей лапой” - весело мелькнуло у Игоря) вращательное движение, как бы наматывая леску на лапу И так рванул ею у самого носа Игоря, что он чуть отпрянул назад. - Что вытащили?

Откуда Силантий взялся, если все спервоначалу. Прослышав, что в столице нужны каменщики. “Люди богатеют, строятся”- объявили газетки. Первыми кинулись в столицу кто? Деревенские печники. Силанский, да Гуща чуханый. Узрели печники. Будет хорошая деньга. По их исконной профессии. ДомЫ, как они говорят, по сей день складывают, как русские печи - по кирпичику… Мы, рационализаторы, мудрим, как класть быстрее. Но кладут ли они кирпич на ребро или даже на торец, кирпич остается кирпичом.

Читай натощак политэкономию, - впадая в свойственный ему язвительный тон, заключил Ермаков. - Дедовские приемы труда влекут за собой - чему же тут удивляться? - по крайней мере, отцовские трудовые отношения, артельные отрыжки в бригаде Силантия. Их ногтями не выскребешь.

Позвонил телефон. Ермаков схватил трубку, буркнул в нее:

- Занят!. Рыбу ужу! Я же сказал: ры-бу! - И бросил трубку на рычаг. - И так: кирпичники у нас… вот они, а кирпичей - в обрез.Из замыслов дом не сложишь? Черта-с два! Мы простаиваем, как тебе известно, сорок процентов времени. Но это тоже на поверхности. А чуть глубже?!

Шурка виноват в том, что Ермаков кирпичи ему во время не подносит? Почему же Шурка должен черные сухари грызть? Ермаков-то их не грызет…

Как спасать положение?

Ермаков оттянул пальцем воротничок рубашки. И рванул “леску” едва ль не остервенело:

- Дом вытащили. Многоэтажный. С лифтами и паразитами в ливреях и без них у парадного входа, - государственный комитет СССР по труду и зарплате… Чтоб срочно преодолеть несоответствие большевистских замыслов и реальности. Комитет, прости господи, как со сталинских времен топчется с нормами, и так, “срочно” по сей день…