Старый дом (сборник)

Никто не видел, куда ушла Дарья. А пошла она в поле, к Сабиту. Не видел этого и рыжий Коля. Если бы заметил, конечно, не стал бы зря кружить ночью по улицам.

Трудно угадать, что таится в сердце девушки, но Дарья убежала далеко в поле в своем синем платье, в белом вышитом переднике поверх него… Когда же она — собирается отдыхать, если утром ей надо сменить за рулем трактора своего Сабита? Об этом Дарья, должно быть, совсем не думала…

За зиму с конного двора и из коровников вывезли много навоза, свалили в поле, прямо на снег. Собирались раскидать сразу же, как только сойдет снег. Но Григорий Иванович все откладывал, и сколько ни записывала Галя в "Книгу нарядов": "Выделить на разбрасывание удобрений 10 человек", председатель неизменно вычеркивал запись. Не сегодня-завтра тракторы перейдут на это поле, а кучи будут стоять им на пути, забьют стойки плугов.

С утра Галя направилась прямо в контору. Нянькин уже сидел за своим столом. Любил он говорить колхозникам: "Меня-то вы всегда найдете на месте. А вот вы где шатаетесь?"

Нянькин взглянул на агронома и обеспокоенно подумал, что неспроста она спозаранок явилась сюда, — не иначе, опять будет что-то просить, доказывать. Конечно, так и есть!

— Григорий Иванович, навоз надо немедленно разбросать, иначе он потеряет все свои качества. Кроме того, завтра на этот участок выезжает дизель.

Председатель широко развел руками, вымученно улыбнулся:

— Эх-хе, Галина Степановна, вы никак не хотите верить, что рабочих рук в колхозе нехватка. Вы же видите, еле-еле успеваем худые места латать. Нет людей, вот и весь вам наш сказ. Хотел Баймашев вернуться в колхоз, а колхозники отказали…

— И правильно сделали! А что касается удобрений…

Галя на секунду задумалась, потом решительно сказала:

— Григорий Иванович, если вы мне разрешите, я найду людей!

Нянькин недоверчиво сощурил один глаз. Хм, где же это она найдет людей? Разве что древних старух, которые уже несколько зим с печи не слазят?

На губах председателя снова появилось что-то похожее на улыбку.

Но Галя продолжала:

— Попросим помочь штатных работников из МТФ, с конного двора, с птицефермы! Пока скот пасется, ничего не случится, если каждый разбросает десяток возов. Да разве можно отказаться, ведь не для чужого дяди это, для себя! Думаю, и вы не будете против?

Нянькин немного подумал и решил, что, пожалуй, надо согласиться. В самом деле, эта девчонка неплохо придумала. Сама или кто ее надоумил? И все-таки ему очень не правилось, что агроном слишком часто бывает среди рядовых колхозников, подрывает авторитет руководящего состава колхоза. Должно быть, не обходится и без сплетен, клеветы на него, председателя.

— Конечно, Галина Степановна, в принципе я не против. Не возражаю, нет. Штатные работники наравне со всей массой должны вложить свою долю труда в полевые работы! — Фраза получилась гладкая, и Григорий Иванович с минуту сидел молча, мысленно ее повторяя. — Да, доля труда должна быть! Но… не ручаюсь, что пойдут на такое дело. Народ ненадежный…

— Григорий Иванович, честное слово, пойдут! С таким народом можно горы ворочать, не то что эти несчастные кучи!

— Охо-хо, вы это про акагуртских? Мало еще знаете их! Я, честно говоря, устал с ними, очень устал. Каждый старается подставить ногу, сунуть палку в колесо…

"А может, они с тобой устали, товарищ Нянькин? — с неприязнью подумала Галя. — Не зря же окрестили тебя: "Деревянный колокол". Горе луковое, а не председатель!"

— Значит, вы согласны? Тогда скажите бригадирам, чтобы послали доярок, конюхов, птичниц в поле. С вилами, конечно!

Выйдя из конторы, Галя остановилась на крыльце задумавшись: кого бы еще найти? Хорошо бы собрать человек тридцать, тогда можно было бы справиться за день. Побольше бы мужиков! Но где их взять? Кузнецов не пошлешь — им сейчас хватает своей работы, — вон, как гремят за Акашуром. А что, если поговорить с трактористами? В самом деле!

Она кинулась на окраину деревни, на бегу обдумывая предстоящий разговор с механизаторами.

Трактористы — человек шесть — сидели за столом и дружно хлебали дымящуюся паром лапшу.

— Здравствуйте! Приятного аппетита!" — весело поздоровалась с ними Галя.

— Спасибо! Садитесь с нами, — откликнулся Ушаков.

Мошков, увидев Галю, торопливо хлебнул полную ложку и, обжегшись, замотал головой.

— Ты куда-нибудь спешишь, Андрей? — засмеялся Сабит. — Валла, не торопись, кушай спокойно, это настоящий лапша!

— Видимо. Мошков торопится на работу? — улыб нулась Галя, а Андрей еще больше смутился и сердито свел брови.

— Нет, он только что вернулся со смены, собирается отдыхать, — подхватил шутку кто-то из трактористов. — В последнее время бессонница его мучает…

Так, шутя и посмеиваясь, Галя приглядывалась к трактористам, про себя отмечала, загибая в кармане пальцы: "Андрей, безусловно, пойдет, Сабит от него не отстанет, а этот, Кабышев? Он и слова не проронил. Чего он такой?.. Его надо обязательно вытянуть!"

— Товарищ Ушаков, время дорого. Вот какое дело…

Она рассказала о том, что привело ее к механизаторам. Слушали молча. А Ушаков — до чего же хитер! — кивнул на своих подчиненных:

— Товарищи что скажут… Они, конечно, имеют право на отдых, но если в порядке добровольности… Я ничего не имею против. Хотя навоз — это не нас касается…

Мошков положил ложку на стол.

— Чего там, Павел Васильич, судить-рядить! Например, я согласен, иду. Думаю, все пойдут. Только за Кабышева не решаю.

И он насмешливо посмотрел на Олексана. Галя почувствовала, что между этими двумя происходит что-то неладное. Олексан тоже перестал есть, поднялся и вышел из-за стола. Не глядя на Мошкова, пробормотал:

— Ты за других не отвечай. Всегда распоряжаешься, как будто один тут. Я и без твоих распоряжений пойду.

— Ну, неужели пойдешь? Тебя же никто силком не тащит.

Мошков явно насмехался. Олексан слегка побледнел, повернулся к Мошкову и медленно произнес:

— Не смейся, Мошков, придержи язык. Понял?

Галя встала между ними.

— Ого, вы, я вижу, подраться готовы. Не время. А если у вас руки чешутся, идемте со мной. Только, чур, не драться.

Олексан сдернул с гвоздя свою фуфайку и вышел первым, не дожидаясь других. Мошков со злостью проговорил вслед:

— Не люблю этих… тихих!

…В поле вышло около сорока человек. Нянькин на этот раз перестарался: послал даже старика сторожа на МТФ, а сторож этот на деревянной ноге. Хромого старика Галя тут же отослала обратно.

Работали дружно, но работа ничуть не мешала женщинам болтать. Особенно выделялся певучий говор Кабышевой Зои.

— Господи-и, работаем, работаем, а увидим добро-то, — неизвестно. Минутки не посидишь, гоняют туда-сюда. Виданное ли это дело — штатных работников в поле вывели!

Олексан работал рядом с Сабитом. Он слышал, что говорит мать, и мучительно покраснел, — начали гореть даже кончики ушей. Сабит тоже с удивлением прислушивался к голосу Зои, щелкал языком: "Тц-тц, нечему она не хочет работать?" а Зоя не умолкала; нагибалась, подхватывала вилами комочки ссохшегося навоза, далеко отбрасывала его и все сыпала словами:

— Чай, у людей-то иначе, не как у нас, по-людски. Вот увидите, нам за это и трудодней не запишут, пожалеют. Думала, управлюсь сегодня на ферме с курочками, да дома в огороде покопаюсь. Ан нет, навоз им дался! Так уж оно в колхозе: дома хоть все пропадай, а колхозу подавай!

Сабит изумленно покачал головой:

— Аликсан, какая это женщина?! Валла, она совсем не хочет работать! Слушал ее, в ушах стало нехорошо!

Олексан разворачивал большую навозную кучу и сделал вид, что не слышит. Со злостью подумал: "Помолчала бы, не видит, что ли: люди смеются. Все работают, только ее и слышно…" И тут какая-то доярка сердито набросилась на Зою: