Елена

Виталий стоял, красный от стыда, сжав пальцы в кулаки, ожидая, пока утихнет смех.

— Ну что ж. Большому кораблю — большое плавание, — сказал председатель комиссии. — Поедете в Чижевский район секретарем редакции. Газета там теперь не бог весть какая и есть где проявить себя образованному молодому специалисту. Мастерство приобретете и опыту поднаберетесь… А район хоть и глубинный, но в экономике области удельный вес большой.

Злость и обида, зависть к тем, кто получил лучшие назначения, чувство беспомощности охватили Шабадаша. Но он ничем не показал этого: Виталий умел владеть собой.

— Благодарю, — глухо сказал он, принимая назначение.

Днем раньше Елену, про просьбе редакции, направили в областную газету «Заря».

XIII

Неделю Елена провела в Чижевском районе. Два дня по возвращении оставалась дома, писала, как одержимая, складывая один за другим исписанные листки.

— Наверно, спать уже пора? — тихо спросил отец и поставил на стол чашку кофе и бутерброд. — Утро вечера мудренее.

— Еще немножечко, папа.

Откладывать работу на утро не хотелось. Тем более что Лена уже переступила мучительный и никак не поддававшийся ей порог — начало статьи, когда все не клеилось, не получалось, когда мысли требовали иных слов и фраз, чем те, которые ложились на бумагу. Ивченко зачеркивала, писала вновь, опять зачеркивала… Теперь писалось уже намного легче, увереннее. Ключ к теме ей совершенно неожиданно подсказала Маша. Они долго беседовали в тот вечер у того самого стола, за каким еще недавно сидел Курганский, им светила лампа в голубом абажуре, а со стен смотрели фотографии военных лет. И разговор шел о Курганском. Мария Герасимовна вспоминала опаленные порохом годы, артбатарею, ее командира, а Лена говорила о сегодняшнем Курганском, его неизбывной теплоте к людям. Рассказы их переплетались, то унося в уже далекое прошлое, то возвращаясь в нынешний день.

— А я, думаешь, по собственному желанию оказалась заведующей гостиницей? — вдруг спросила Маша. — Не хотела рассказывать об этом Яше, портить ему настроение. Меня сюда «выдвинули».

Последнее слово она произнесла с горечью.

— Подготовила я для нашей районной газеты «Вперед» письмо зоотехника Чабаненко, уже немолодого, больного человека, коммуниста. Редактор, такая у нас практика повелась, безвыездно был уполномоченным в колхозе. По всем кампаниям уполномоченный — на севе, прополке, уборке, хлебосдаче, кормозаготовках и так далее и тому подобное. В других районах давно от таких толкачей-уполномоченных отказались. У нас же нет. На них вся надежда и ответственность возлагалась. Так, значит, был наш редактор Толя Червоненко, по сути, штатным уполномоченным, а газету за него подписывал завотделом райкома Райков. Пришел он тогда вечером, как всегда, посмотреть, что в текущий номер идет, увидел письмо Чабаненко. И тут же снял с полосы. А на утро скандал: клевета, наговор, подрыв авторитета лучших людей района, незрелые кадры в редакции. В общем меня сюда… А когда новый секретарь редакции приехал, Шабадаш его фамилия, ему с ходу и поручили раскритиковать Чабаненко.

Первым делом Елена решила поговорить с Шабадашем — автором так и не появившейся разоблачительной статьи. Но Виталия в редакции не оказалось, он был в отпуске. Секретарь райкома Яшевский сказал Лене, что все было сделано правильно: снята с полосы вредная клеветническая статья, и представителю областной газеты нет смысла возвращаться к уже исчерпанной теме, когда столько ярких, волнующих и новых вокруг. Вот их бы осветить поярче, помасштабней.

— Вы, надеюсь, знаете на кого замахнулся Чабаненко? — объяснил Яшевский. — На Героя Социалистического Труда председателя колхоза «Гигант» Смирнова, депутата районного Совета. Его весь район, вся область знает. И мы не позволим чернить кадры.

— Чабаненко, кажется, ветеран войны, коммунист, — уточнила Лена.

— Был коммунистом. Сейчас его дело будет рассматривать партийная комиссия обкома. Поэтому мы и задержали до ее решения публикацию статьи, разоблачающую клеветника. Заберут у него, у этого Чабаненко, как пить дать, партийный билет, попомните мое слово.

Несколько суток Елена была в колхозе «Гигант». В три часа утра вместе с девчатами-доярками и народными контролерами шла на фермы и целый день находилась там. В бухгалтерии хозяйства и на молокопунктах внимательно изучала документы, сверяла их с официальными рапортами и отчетами. Затем с народными дозорными выехала в соседние колхозы и районы и вновь возвратилась в «Гигант».

С Чабаненко Елене потолковать не удалось. Зоотехник тяжело заболел. Пришлось удовлетвориться записной книжкой, которую передал журналистке его сын.

К встрече со Смирновым Елена была давно готова. Все выписки из документов, свидетельства, письма, заявления — тщательно собраны и зафиксированы.

Председатель доброжелательно принял спецкора, пригласил сесть поудобнее, добродушно заметил, что начальство и повыше все дела свои в хозяйстве начинает с этого кабинета. А вот представитель газеты, укоризненно бросил он, появилась здесь уже перед самым отъездом. Не хорошо, не уважительно. Елена возразила, что она пыталась давно зайти к председателю, но ее не приняли, на что он, усмехнувшись, ответил, что был занят. Не грех бы и подождать, — снисходительно добавил Смирнов. Впрочем, все это не беда. Важно найти общий язык с нашей печатью — самым мощным оружием. Если интересует опыт — он готов помочь, несмотря на занятость и перегрузку.

Елена внимательно посмотрела в глаза Смирнову, увидела узоры переплетающихся морщин, избороздивших его лоб, и решительно объяснила: к сожалению, не интерес к опыту привел ее сюда. А пусть извинит ее председатель за прямоту — липовые сводки: из них следует, что надаивают молока в колхозе больше всех в районе и даже области.

Уже начинающий тучнеть Смирнов спокойно открыл ящик стола, вынул бумаги и равнодушно сказал: «Россказни это все, дочка. Кто-то уже пробовал их травить, да обжегся. А мы, как больше всех давали молока, так и даем. Можно легко проверить по этим бумагам. А кому этого недостаточно — и на молокопунктах можно уточнить».

Елена выдержала тяжелый взгляд Смирнова, вынула из портфеля блокнот и твердо проговорила: сдаете действительно больше всех, но молоко это не ваше. Скупаете его в соседних районах и даже в городе.

— Брехня! — стукнул кулаком по столу Смирнов. — Обычные хозяйственные расчеты между колхозами.

— Очковтирательство это, — решительно сказала Елена. — И не единственное. Поинтересуйтесь заодно и вашими переселенцами. Кто они? Знамя вам вручили, ссуды от государства получили. А переселенцы-то фиктивные, безвыездные. С одного дома в другой переселяются.

Смирнов резко поднялся со стула.

— Ерунда все это. Но, — тяжело вздохнул он, — проверю. И если заместитель или кто другой накуралесил тут, пусть пощады не ждет.

Голос его задрожал, порывистый кашель нарушил тишину кабинета. Смирнов неожиданно заговорил о том уже сравнительно далеком времени, когда руководил тракторной бригадой. И Золотую Звезду получил он не за сочинение сводок и писанину. Елена молодая, не помнит этого. Еще под столом ходила, когда его бригада среди лучших в области была, пусть посмотрит старые газеты. Почти ежедневно Смирнов да Смирнов. Ему тогда Героя дали, всем хлопцам из бригады — ордена.

— Я это знаю и очень ценю, — ответила Лена. — Но поймите, Игнат Фомич, это ведь ни в коей мере не оправдывает липовых сводок, очковтирательства, раздувания мнимых успехов в животноводстве, расправу с теми, кто выступал против этого.

Смирнов вновь приподнялся со стула. Ветерок, ворвавшийся в раскрытое окно, растрепал его волосы. Глаза повлажнели.

— Смелая ты, как я погляжу, — снова заговорил он. — Так пусть будет всем хорошо известно — мне должности и ранги не нужны, свое звание заработал честными руками, вот этими мозолями. — Он повернул вверх ладони. — А кто-то за свою должность обеими руками держится. Боится упустить. Пусть Яшевский расскажет, что он добрым людям советовал, как временное мероприятие. На что в спину толкал. Конечно и сам не ребенок, должен был своим умом во все вникать. Ну да ладно, — снова вздохнул он, — обо мне особый разговор будет.