Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

Он говорил с жаром, то понижая, то угрожающе повышая голос, гремевший в ночи.

Николаю вспомнились слова Победоносцева… То же самое: царь, народ, вера. Триединая формула, требующая освежения и нового освещения, — он недавно думал об этом. Да, да, при разговоре с фон Плеве по поводу безобразий на Кавказе, вызванных вот такими же прокламациями. Партия в зародыше, сказал Столыпин. «Гм, гм… В зародыше ли?..»

— Он какой-то восторженный, Ники, — шепнула Аликс. — Он похож на пророка Елисея.

— Хорошо, батюшка! Но все это, так сказать, сторона негативная. Где позитивное?

— В восстановлении тесного и живого общения между царем и народом. Живого и тесного, минуя бюрократов и олигархию, охранку и полицию, ломая стену, которая возведена между престолом и истинно русскими людьми, — единым духом выговорил Викентий.

— Но в России, если не ошибаюсь, уже есть общество русских людей с подобными же целями. Я утвердил устав его.

— Утвердили устав! — Викентий горько усмехнулся. — В том и дело, что вы пишете свои решения, не вникая в суть дела. Что вы знаете об этом обществе истинно русских людей, чем поддержали его? — Горящие глаза попа неотступно следовали за царем.

Николай понуро молчал. Аликс, облокотившись на спину мужа, с болезненным вниманием ловила каждое слово, каждый жест Викентия, то и дело откидывая волосы за уши, и не переставала теребить платок.

— Я знаю об этом обществе, — с пренебрежением заметил Викентий. — Оно дышит на ладан. Революционеры развивают пропаганду среди всех народов русской земли. Союз защиты трона, веры и народности тоже должен быть всенародным. В нем найдут место крестьяне и помещики, рабочие и чиновники, мясники и адвокаты, студенты и извозчики. Всероссийским и всеобщим должно быть движение русских людей. Архангел Михаил с мечом охраняет врата рая. Этот союз должен охранять трон царя. Его меч — ваше имя.

— Практически, практически! — нетерпеливо постукивая носком сапога, заговорил Николай.

Аликс мягким нажатием пальцев на его спину попросила, чтобы он не нервничал.

— Совещательский земский собор, с обязательным ослаблением роли олигархии и бюрократии, — такова должна быть центральная политическая мысль движения. Соблюдение чистоты земского собора.

— Далее! — Николая чрезвычайно заинтересовала мысль попа.

— Надо сплотить русскую народность при помощи этого движения на началах укрепления монархии и водворить исконный порядок в России.

— То есть?

— То есть поднять народное благосостояние, уравнить положение трудящихся классов, увеличить малоземельным крестьянам их наделы. Мужицкая беднота и есть то самое поле, на котором в селе произрастают плевелы революции, государь. Содействовать переселению и созданию крепкого крестьянского сословия, — без запинки говорил Викентий.

Не зря он просидел в келье эти месяцы, не зря думал в тиши монастырских ночей.

— Государь, вы должны стать отцом народа. Отец заботится о своих детях, вы — о своих подданных. И, верьте мне, союз русского народа под вашим верховным руководством уничтожит революцию.

«Странно, — думал царь. — Одна и та же идея, исходящая от совершенно различных людей, но какое совпадение и какой железный замкнутый круг! Этому священнику тоже не отказать в уме. И вид восторженного, неукротимого пророка. Аликс знает толк в людях! Милая Аликс, душа моя!» И незаметно для отца Викентия Николай погладил руку жены, Аликс нежно сжала его пальцы.

— Ники, — шепнула она, — будь ласков с ним.

— Вы хотите вернуться в ваш приход? — царственно ласково произнес Николай.

— Как вам будет угодно, государь, — с поклоном ответил Викентий.

— Мне угодно будет видеть вас поближе к себе, — сказал Николай.

Викентий снова согнул спину в поклоне.

— В Петербурге это будет не совсем удобно, — Николай вяло улыбнулся. — Я не хочу снова ссориться из-за вас с Константином Петровичем, а он на вас очень сердит. Впрочем, я подумаю, чем наградить вас.

— Я не прошу о милостях, — холодно заметил Викентий. — Не для того я говорил с вами, государь, чтобы выпрашивать земные блага. Тем более, я решил принять монашеский чин. Я вдов. Правда, у меня есть дочь, да и та революционерка.

— Вот как! — удивилась Аликс. — У такого… — Она никак не могла подыскать подходящего слова, но потом нашла его: — У такого благовестника дочь — революционерка?

— Плод неразумного воспитания, — отмахнулся Викентий. — На своем опыте убедился, насколько революционеры фанатичны в своих идеях и неуклонны в проведении их до конца. — Он помолчал с суровым видом. — Так что мирская суета не прельщает меня. В тиши монашеской кельи, может быть, чуть-чуть посветлее и потеплее нынешней, я хочу посвятить свое время молитве и подготовиться к служению в том движении, о котором говорил здесь.

— Ну, готовить себя к служению можно и не будучи монахом. — Николай подумал. — Я позову вас, когда найду нужным. Завтра вам сообщат мои приказания. Благословите нас.

Викентий благословил Аликс и Николая и вышел, шагая твердо по новому пути, по пути к головокружительной карьере, блеска которой он не мог еще себе представить.

— Любопытный субъект, — позевывая, сказал Николай, оставшись наедине с женой. — Вот именно — восторженный. Никита Пустосвят в новом виде. Он поможет мне перевешать всех этих мерзавцев.

— Слово «Викентий» греческое, Ники. Оно означает «Преодолевающий».

— Что ж! С богом! Пусть преодолеет отвратительную пропаганду… Кстати, вели сжечь эти грязные листки. Ну, пожалуй, теперь можно и поспать. — Он опять зевнул.

Как только за Николаем закрылась дверь, в будуар вернулась Фетинья. Аликс начала одеваться.

— Спешить надобно, государыня, до рассвета недалече, — торопилась Фетинья. — И провожатый ожидает. Позвать, что ли? — Она блудливо ухмыльнулась.

— Да, да, бабушка, зови! — не заметив бабкиной ухмылки, с лихорадочной поспешностью отозвалась Аликс.

Вошел молодой, вызывающе красивый человек в мундире с генерал-адъютантскими аксельбантами. Взгляд его был томный, а движения кошачьи. С кошкой его роднили и глаза — зеленые с поволокой, глубокие, как омут. Что-то зверское чудилось в его ненатурально красных губах.

Князь Орлов, командир уланского ее императорского величества государыни Александры Федоровны полка, был назначен на эту должность самой Аликс. Государь, подписывая назначение, долго кряхтел от неудовольствия, потому что ревновал Аликс к красивому и развратному волоките. Да и было от чего ревновать — они не разлучались друг с другом, но, как объясняла Аликс, их связывали некие таинственные магнетические силы.

Муж верил…

— Добрый вечер, — более чем приветливо сказала Аликс и, поведя глазами в сторону Фетиньи, дала ей знать, чтобы она убиралась восвояси.

Бабка ушла.

— Добрый вечер, государыня! — несколько грассируя, ответил Орлов. — Впрочем, вернее, доброй ночи! — Он улыбнулся, показав ослепительной белизны хищные зубы. — Вы прекрасны сегодня, ваше величество.

— Может быть, на этот раз вы правы. Я сегодня действительно очень счастлива. Так, как давно не была! — Она отняла руку, которую Орлов целовал, и подошла к шкафу.

— Простите, государыня, но думаю, что вы ошибаетесь. Вряд ли сейчас есть на свете человек счастливее меня. Я вижу вас.

Аликс с кокетливой улыбкой погрозила ему пальцем.

— Вы неисправимы, — стараясь быть суровой, прошептала она.

Ступая почти неслышно, Орлов приблизился к Аликс и поцеловал ее пальцы, все десять — один за другим. С притворным возмущением, но уже тогда, когда Орлов собирался проделать эту же операцию еще раз, Аликс вырвала руки.

— Нам надо спешить. — Она вынула из шкафа плащ с капюшоном.

Орлов накинул его на ее плечи, опустил капюшон на лицо.

— А государь? — жарко дыша, проговорил он. — Он не пойдет с нами? — В тоне его было беспокойство.

— Государь очень устал, — с притворным сожалением сказала Аликс. — Он пошел к себе и, вероятно, уже спит.