Романтики и реалисты

теров. Надо починить, иначе в нужный момент не вылетит птичка.

– А ты злая, – сказала Мариша. – Вот не знала. Я боюсь быть категоричной. И оставляю Вовочке надежду… Он ведь наш…

– Знаешь, я ехала в Москву под лозунгом: «Наши – самые лучшие. Со знаком качества». Оказалось – фетиш… Я не злая, нет… Я рассердилась, Мариша… Мне надо в командировку ехать, мне надо статью писать… А я все вроде бы свои дела устраиваю… Отвратительно!..

– А что там за письмо о Светке?

– Я им займусь! Мне и Светку твою понять хочется. Парадокс. Я всю жизнь ненавижу проповедь добра с кулаками. Это извращенное оправдание жестокости. И вдруг вижу эту идею, воплощенную в доброй умнице девке. Или я ошибаюсь?

– Нет. И умница. И добро. И с куласами. Я думаю так: после меня, не получившейся, должно было в нашей семье появиться что-то путное?

– Мариша! Что за чепуха!

– Я тебе завидую! – призналась Мариша. – И Светке завидую. Мне, Ася, и жить не для кого, и умирать не за что… И не смотри на меня так… Самый решительный поступок, какой я способна сейчас совершить, это увести чужого мужа. И больше – ничего, хоть шаром покати…

– Тебе это ничего не стоит.

– Вот! Вот! – закричала Мариша. – Не стоит! Мне вообще ничего не стоит! Мне все даром! Все на блюдечке! Даже ты так считаешь, даже ты! Вот и пусть так будет – буду брать, раз мне ничего не стоит. И возьму! – Мариша зарыдала и убежала в ванную. Ася подошла к двери, прислонилась лбом, почувствовала, что устала, хочет спать, что выйдет Мариша, и она ей об этом скажет. Но Мариша все всхлипывала, и это было хорошо слышно у двери, несмотря на предусмотрительно пущенную из крана воду.

«Эта командировка – подарок», – думал Олег, выйдя из кабинета Царева, и вдруг понял: врет. Какой он ни бродяга, какой ни путешественник, а вот наступил в его жизни момент, когда самая соблазнительная из соблазнительных командировок не может принести утешения, а заманчивая тема не кажется важней, чем своя, Олегова жизнь. На минуту подумалось: что это? Первые признаки усталости? Или же старость? «Если первостепенным у журналиста становится личное кровяное давление, уходи в клерки». Одна из записок Бори Ищенко. Но при чем тут это? У него не старость, не усталость, не давление. У него сердце пополам. Вот у него что. Не везти же с собой в Антарктиду раздвоенность и ждать, какая из половинок скорей отомрет на холоде? А вдруг не отомрет? Отдать половинку пингвинам? Пусть похлопают и проголосуют, как ему бьть?

Он позвонил Марише и сказал: «Возникла Антарктида. Может, это провидение? Год разлуки нам всем нужен». – «Мне не нужен, – ответила Мариша. – Я не хочу, чтоб ты уезжал». – «Я приеду быстро, ты даже не заметишь…» – «Этого нельзя не заметить – год». – «Я люблю тебя…» – «А я боюсь слов, Олеша…» – «Мариша, пойми!..» – «Я все поняла: путь ко мне лежит через Антарктиду». – «Ты знаешь другой, короче?» – «Метро…» – «Я сейчас приеду…» – «Сейчас не надо. У меня Ася».

«А что, собственно, Ася? – думал Олег уже дома. – Она знает больше других. От