Романтики и реалисты

ратно… Странная, несоразмерная в пропорциях жизнь… И все-таки он понял сейчас Царева: он – уж.

… Всего этого Олег не знал, потому что просидел много часов на совещании комбайнеров, выпытывая у них в перерыве всю не сказанную с трибуны правду, а потом пил «Цинандали», думал о Марише и о том, что надо уехать.

– Заходи, – сказал Крупеня. – Дать стакан?

– Разве это чай? – махнул рукой Олег. – Так, крашеная кипяченая вода.

– Ну да! – возмутился Вовочка. – Я сам заваривал. Из расчета пол чайной ложки на стакан.

– Предпочитаю две, – ответил Олег.

– Так ты, братец, оказывается, наркоман, – засмеялся Крупеня. – Забвение тебе требуется?..

– Точно! – ответил Олег. – Что бы вам меня действительно куда-нибудь послать годика на два? В какой-нибудь дрейф… На льдину… Или на подлодку…

– А ты не только наркоман, – продолжал веселиться Крупеня, – ты еще и романтик…

– А в Антарктиду с очередной экспедицией поедешь? – спросил Вовочка. – На полтора года…

– Хоть завтра.

Олег еще не знал, что этот ничего не значащий с виду разговор мог определить его судьбу. Экспедиция в Антарктиду – давняя мечта редакции. Но пока ничего не получалось. На все слезные просительные бумаги было несколько интеллигентных вариантов ответа: число людей ограничено, нужны только специалисты… Рейс связан с определенными специфическими трудностями… И самый оптимистичный – вот будут следующие экспедиции, тогда посмотрим. Олег слышал об этом, поэтому предложение Вовочки воспринял как предложение игры: а в Антарктиду хочешь? А на дно океана? А в космос? Так этот разговор воспринимал и Крупеня. Оба не знали, что вопрос о корреспонденте в антарктическую экспедицию сегодня был решен. Элементарно, одним дружеским звонком. И сделал это облюбованный Вовочкой перспективный зам. Воистину цены этому человеку не было. Он был вездесущ. Он знал всех и вся. И всюду имел ходы. Он смеялся, как младенец, читая переписку редакции с разными учеными дядями. А потом сказал: «Подвинь мне телефон». И в минуту все устроил. Вовочка рассказал это Крупене и Олегу, почему-то нахмурив брови.

– Это феноменально, – говорил он. – Феноменально! – Нахмуренные брови противоречили и восторгу, звучавшему в голосе, и высокой оценке деяния, но… Но что ни говори, а это и ему, Владимиру Цареву, нокаут, значит, его положение и его связи, извините, ничто? Будь Вовочка только себялюбец, он бы задумался, брать или не брать такого ловкача в одну упряжку. Но он был человек мудрый и понимал – такого именно и надо. Этот не будет мешать ему там, где мешает Крупеня. Ему это просто неинтересно, но он даст газете то, чего Крупеня, даже родившись заново, дать не сумеет. – Такой человек в наше время – клад, – подвел итог Вовочка.

Олег и Крупеня молчали. Олег потому, что реальная возможность уехать потрясла его, и сейчас он думал, как это все будет, и правильно ли это, и не трус ли он просто-напросто, если отбросить всю соблазнительность командировки… Крупеня же думал, что почти все бумаги, которые до сих пор отсылались