Матросы

А флот? Ему уготованы морские просторы, лишенные гор и лесов, убежищ и подземных ходов. Флот оказался голым перед лицом термоядерной эры. Плоскости вод просматривались оком радаров с земли, подлодок и специальных мобильных кораблей. Авиация нависла над флотом, сломав звуковые барьеры, в сотни раз превзойдя в скоростях корабли, оснастилась приборами, способными разгадать почти все в голубой чаше. Даже простой вертолет привлечен к охоте за подводным врагом. Много еще придумано новинок изощренным умом, границам которого не стало предела. Погасли фантазии Жюля Верна, и крейсирующий под арктическими льдами атомный «Наутилус» только на первых порах зачислялся в разделы газетных сенсаций.

Никого не удивили корабли, бесшумно пробирающиеся через океаны, ни разу не показав свою спину. Все сразу поверили правде о метательных установках, способных пронзить толщи вод, уйти в атмосферу по курсу. Наземные базы, как их ни прячь, не могли долго хранить тайну своих координат. Их пришлось ставить на колеса, сооружая платформы и таская пусковые площадки по рельсам, загоняя в туннели.

Логика мысли привела к созданию подвижных баз в океанах. Ударные авианосные силы, носители термоядерных смесей, кочующие по поверхности беспредельных водных просторов, — серьезное средство угрозы. Попробуй подберись к ним, засеки, отыщи, чтобы точно доставить градусы и секунды меридианов в программные центры!

Радар оказался слепым на низких высотах, и изобретатель, прикинув несовершенство всевидящего ока, обратился к бреющим полетам. И снова тупик. Такая тактика потребовала иных моторесурсов, запасов мощностей, способных выдержать на низких высотах длительный, сверхскоростной полет.

Адмирал говорил спокойно, не повышая голоса, внимательно следя за выражением лиц. Ему нездоровилось, знобило, и каждый раз, когда приходилось подниматься к схемам и картам, он в ногах ощущал тяжесть.

На одной из стратегических схем, укрепленной медными кнопками на переносном стенде, начерчены и залиты тушью грузопотоки капиталистических стран — танкерные маршруты. Мирные, черные змеи. И длинные, тонкие, как угри. Одна такая змея свернулась между Ближним и Средним Востоком и Европой. Средиземное море с отдушинами Суэца и Гибралтара.

Танкеры всех флагов накачивали нефть в цистерны Европы, опустевшие в те месяцы, когда арабский мир поднял против захватчиков зеленое знамя национальной свободы.

Европа лихорадочно запасала нефть — огненную кровь моторов, сырье большой стратегии, способное превратиться в каучук и взрывчатку, в шерсть и пластмассу.

Пока эти черные потоки питают мирный быт. Но когда взвоют сирены, нефть будет брошена в бой, и тогда берегись ее черной ненависти.

Глобальные потоки лениво разворачивались в Карибском море, насыщая Штаты, огибали мыс Доброй Надежды, текли через Панамский канал…

Черные течения сопутствовали Гольфстриму, омывали британское островное государство. Они окрашивали лазурный бассейн финикиян и Эллады, страны древних берберов карфагенского царства, родину Сервантеса и Данте, Микеланджело и Диогена, Наполеона и Бальзака; территории блока были усеяны сотнями баз — смертоносными семенами анчара.

Как ни отгоняй тревогу, а разум стратега взывает к ответственности. И это не взбалмошные идеи, не плод расстроенного воображения, не продолжение видений недавней жестокой войны, пропитавшей сознание ядом подозрений.

Снова под руками аппараты высшей связи, цветные коробки со шнурами и раструбами микрофонов, коды сигналов и шифров; несгораемые даже при атомном взрыве хранилища, скрытые в подземельях штабов, пока погруженных в мерцающую полутьму выжидания.

Тысячи американских самолетов барражируют в небе, обволакивая психически взвинченный мир удушающей дымкой постоянного ожидания бед. Люди Запада сходят с ума, режут друг друга по необъяснимым причинам, выросли садизм и разврат; молодежь пытается забыться под вой саксофонов и исступленный топот ног; безумствуя, она тщетно ищет хотя бы крохи веселья.

Публика вполне подготовлена к более широкому разгулу диких страстей, к вакханалии смерти. Современные мормоны докрасна накалили турбины своих кораблей, чтобы перекинуть в чужое полушарие начинку и харчи для двухсот девятнадцати баз, чтобы умножить ракетные площадки — отнюдь не для праздничных фейерверков или рок-н-ролла.

Блок вооружил свои флоты авианосцами и ракетными крейсерами, и цифра 450 на схеме — не выдумка. Столько надводных боевых кораблей, да еще полтораста подводных противостоят адмиралам и юношам наших европейских флотов.

Семьдесят баз США разбросаны в других, не менее накаленных широтах. Офицеры должны полностью осмыслить причины повышенной требовательности к Черноморскому флоту. Балтика, Север, Тихий океан решают свои головоломки, а тут бродят полсотни вымпелов 6-го флота, нацеливаясь, вынюхивая, выползая в Черное море.

Строятся базы ракет, пояс радаров шпионит на территории почти до Волги — это не только реклама пресловутой инфраструктуры агрессивного блока. Свыше шестидесяти миллиардов долларов ежегодно заглатывает подготовка войны — круглая сумма, равная бюджету крупного передового государства. Если прикинуть на вес — шестьдесят тысяч тонн золота в слитках! Сколько волдырей нужно набить на руках, сколько кожаных штанов износить, чтобы намыть такую гору благородного металла!

Черный удав, зловещий, как свастика. Кто должен атаковать змия? Молодые люди разных военных профессий, званий, биографий. Обремененные семьями и одиночки. Добрые и злые, уживчивые и несносные, разные до поры до времени, но единые, когда трубит боевой рог и дисциплина скрепляет их военное братство.

Они отвечают за поля и колыбели Родины, они не должны допустить новых бед. В любой миг они готовы поднять меч возмездия.

Погоны флотоводца — будто литые из золота — знак старшинства и символ доверия. Им вверены десятки тысяч молодых людей, оторванных от лабораторий, станков и комбайнов.

— В этот момент — так показалось мне тогда, — повторял адмирал слова из своих мемуаров, — мы прочли в глазах друг друга невысказанное вслух, но по-настоящему осознанное беспокойство за все, что нам поручено возглавлять и за что мы с тех пор больше, чем когда-либо, должны ежечасно, ежеминутно, в самых тяжелых условиях держать ответ.

Снова призыв к ответу, к защите государства, так недавно спасенного муками и кровью. И снова сухое, как шелест пороха, смрадное слово — а г р е с с о р!

Агрессор… Он сжигал в топке Лазо и принудил утопить эскадру Черноморского флота, разрушил Сталинград и Севастополь, убил Нахимова и Истомина, а позже — миллионы сограждан; он глумился над могилой Толстого, топтал земли Украины и ядовито дымил трубами своих кораблей во все годы интервенций и международного жульничества.

Адмирал суживал тему, но думы его были шире, мысли толпились, сердце теснила нежность к доверенным ему людям. Его сердце тоже получало эмоциональные заряды. Ведь даже его собственные дети, взбираясь на колени, спрашивали: «Папа, а что такое война?»

Адмирал, закончив беседу и наклонившись над столом, слушал оперативную задачу, развиваемую командиром «Истомина» перед офицерами ракетного крейсера.

Завтра выход в море. Поголовно все моряки должны убедиться в разрушительной силе нового оружия, в его меткости, в надежности приборов управлений. В открытом море будет потоплен один из старых боевых крейсеров.

Задача ясна, вполне определенна и в то же время трагична. Ишь как дрогнули щеки у Доценко. Доценко служил на корабле, который он же готовил к убийству. Что же, еще драматичнее случались парадоксы…

— Разрешите спросить, товарищ адмирал, когда прекратится нигилизм по отношению к надводному флоту?

— Нигилизм? — переспросил адмирал. — Нет такого… — Помедлил, поднял глаза, улыбка тронула его губы. — Все решается разумно. Вы знаете, что в Севастополь приходила яхта «Ангара», знаете, что на ней были члены нашего правительства. Вам хочется знать, что думают они о флоте. Я отвечаю: думают дальновидно. Доктрина изменяется с изменением технических средств, которыми овладевает человек. Война, оборона в наше время тесно связаны с техникой, быстро перешагивающей самые запретные межи…